![]() |
Новинки в «Моих статьях» Иерархические системы в которые мы впаяны Мои чувства как МОЯ ценность Шесть этапов формирования моей картины мира |
Свежие зарисовки О пределах психотерапии Роль стыда в твоей жизни Пусть будет много песен разных! |
Новинки в «Статьях других авторов» Гештальт-терапия как практическая философия Критерии выбора быть человеком Великолепие внутри нас |
Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )
![]() |
Александр Вакуров |
![]()
Сообщение
#1
|
![]() Хозяин форума Группа: Главные администраторы Сообщений: 26 548 Регистрация: 7.9.2006 Из: Иваново Пользователь №: 1 ![]() |
Культрологические статьи
ЗНАЧЕНИЕ СМЕХА В КУЛЬТУРЕ Редкозубова О.С. .: Дата публикации 02-Декабря-2008 :: Просмотров: 517 :: Распечатать данную статью :: Распечатать все статьи:. Редкозубова Ольга Сергеевна Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина Аннотация: в статье рассматривается значимость и функциональные особенности смеха в культуре и смеховой культуры, представленную в обрядово-зрелищных формах, словесных произведениях и фамильярной речи. Ключевые слова: смех, смеховая культура, обыденность, фамильярность, студент. Необходимость изучения многообразных форм человеческой жизнедеятельности делает важными исследования форм проявления смеха в ней. Следуя традициям ее изучения М.М. Бахтиным, отметим, что он представлял смеховую культуру как сплав трех составляющих: обрядово-зрелищных форм, словесных произведений и фамильярной речи, противостоящих официальной идеологии эпохи; все эти составляющие, по сути, представляют собой особые формы хранения и передачи информации о социокультурных ценностях. Одновременно с этим, смех можно рассматривать как понимание того, каким образом можно решить данную проблему и найти выход из ситуации. То есть, смех есть реакция на проблему, легко разрешимую и не представляющую непреодолимой опасности. В студенческой жизни это часто встречается: студенты, пытаясь скрыть свою неготовность к занятиям, прибегают к смешным ситуациям, анекдотам и просто выходят из неловких и каверзных ситуации посредством смеха. В силу этого особые свойства человека, обладающего пониманием, значительно больше, чем знания, это природные свойства личности, наделенной чувством юмора. Известно, что можно знать шутку, но не понимать ее: в силу этого, в основе смеха лежит нечто большее, чем только знание. Смех, таким образом, должен определяться через принципиально иную категорию, которой, собственно, и является категория понимания. Многочисленные исследования смеха демонстрирует принадлежность его к ряду исторически выработанных и регламентированных форм социального действия, представляющих свои мировоззренческие ориентиры и культурные ценности. Это положение дает основания для выделения особой смеховой культуры, т.е. части общечеловеческой культуры, рассматривающей действительность сквозь призму смеха и комического. Понимание является творческим процессом - приращение нового знания предполагает созидательную работу мышления, рефлексию и планирование, умение найти нечто общее в разнородных явлениях. На том же принципе основан и смех - единство процессов остроумия и творчества. Важной характеристикой смехового понимания является биологичность. Михаил Бахтин говорит о понимании как о сочетании двух сознаний. При этом всякий объект познания проявляется как нечто персонифицированное: «Мертвая вещь в пределе не существует, это - абстрактный элемент (условный); всякое целое (природа и ее явления, отнесенные к целому) в какой-то мере личностно». Собственно в этой диалогичности понимания и коренится общепринятый тезис, согласно которому можно смеяться только над человеком и человеческим; смех существует только в диалоге личностей. Понять адекватно любой культурный текст (в широком значении) - значит понять его контекст - исторический, религиозный, моральный, политический, научный и т.д. Ученый В.В. Ильин пишет, что понимание «связано с таким приобщением к смыслам человеческой деятельности, когда сознание начинает резонировать в вещах, а вещи выступают как вещание, раскрывая свой смысловой потенциал, удостоверяемый культурно-историческим, социальным опытом». Именно поэтому, хотя юмор и является общим достоянием человечества, его специфические проявления, например, национальные или профессиональные невозможно понять без предпонимания социальных и культурных смыслов, на которых он основан. Трудно понять студенческий юмор, ни живя и ни вращаясь в университетской жизни. На основании всего можно сделать вывод о том, что смех является специфическим выражением понимания. В условиях формирования информационного общества актуальной исследовательской проблемой становится вопрос о сущности, механизмах, возможностях и пределах взаимопонимания. Чрезвычайно важны эти позиции в студенческой среде. Смех и смеховая культура, прежде всего - коллективное понятие и занятие, в которую они (студенты) включаются при всяком удобном случае; по своей природе смеховая культура является ярко выраженным социокультурным явлением, выполняющим коммуникативную функцию. Коммуникация в студенческой среде чрезвычайно насыщенная. Так как молодежный возраст – это возраст общения, новых знакомств, обретение друзей и различных эмоций. Цель студенческого взаимодействия - взаимопонимание, единые и согласованные действия всех членов общества. Для человека, включенного в общий процесс достижения цели, смех будет символом приятия и единения; для того, кто невольно тормозит этот процесс, ввиду чрезмерной педантичности, глупости и т.д., смех будет выражением неприятия и своеобразной, но действенной попыткой перевоспитания. Смех и его разнообразные виды, как в условиях различных культур, так и в рамках одной культуры или социума несут некоторую информацию, сопровождаются определенными знаками, имеющими значения и смыслы, которые расшифровываются и принимаются или отвергаются окружающими. Это дает основание говорить о смехе как коммуникативном процессе, в ходе которого устанавливается (или не устанавливается) взаимопонимание между субъектами коммуникации. Анекдот, остроту, шутку и т.п., что вызывает смех или улыбку, можно назвать объектом смеха. Коммуникантов, участвующих в смеховом процессе, т.е. шутников, пытающихся вызвать смех, и их слушателей, принимающих или не принимающих шутки, – субъектами смеха. В некоторых случаях объект и один из субъектов смеха могут совпадать, например, клоун, пытающийся вызвать смех над собой. Между субъектами смеха устанавливаются отношения понимания (взаимопонимания), когда они включены в единое смысловое поле, позволяющее им примерно одинаково истолковать заложенный в объекте смеха или приписанный ему смысл. Поскольку понимание всегда субъективно, ибо определяется индивидуальным полем смыслов, не вполне совпадающим с общим смысловым полем, возможна множественность и даже альтернативность пониманий как следствие осмысления объекта смеха различным образом, в частности, в различных социокультурных традициях, нравственных нормах, идеологических клише и т.д. Поэтому рискнем утверждать, что понимание объекта смеха всегда имеет место, поскольку субъект всегда приписывает той или иной смысл объекту смеха. Объект смеха, сам смех и его характер определяются в целом социально-культурными условиями, задающими некоторое смысловое поле, в рамках которого осуществляется понимание объекта смеха. Одно и то же явление может быть очень смешным в одной культурной эпохе и не быть таковым – в другой. Нынешние читатели очень удивляются, узнавая, что современники Пушкина весело смеялись над фразой в "Евгении Онегине": "На кляче тощей и косматой сидит форейтор бородатый", и приходится долго растолковывать, что же здесь смешного, кто такой форейтор и почему он был бородатым, хотя таковым быть не должен (расписать, в чем дело) В различных социальных группах или разных социально-исторических условиях также имеют место неодинаковые смеховые реакции на объект смеха, а порой выявляются различные, в том числе не смешные, уровни понимания смешной ситуации. Примером может служить типичный образ студента, который пришел на зачет или экзамен не подготовленным. Свое незнание студент может вуалировать эпатажной одеждой, видимостью тяжелой болезни, страдальческим рассказом о чрезвычайно бедственном положении семьи и мн. др. В том случае, если он проведет экзаменатора своими экзерсисами, то в поле зрения смеха попадает именно последний, а удачливый «ловкий» студент приобретает ореол «ловкача», который «обвел» его «вокруг пальца». После этого, студент может смеяться в одиночестве, вспомнив выигрышную для себя ситуацию, или прочитав анекдот, или увидев некий другой объект смеха. Однако и в этом случае налицо коммуникация и процесс понимания и взаимопонимания по поводу объекта смеха. Во-первых, смысловое поле студента сформировалось под влиянием общепринятых смыслов и продолжает испытывать их воздействие. Во-вторых, в объект смеха, например, в прочитанный анекдот, заложен некоторый смысл его создателем. В-третьих, студент, приписав определенный смысл воспринимаемому объекту смеха, понял его. В-четвертых, в случае совпадения приписанных объекту смеха смыслов достигается взаимопонимание, хотя один из субъектов ( мы говорим о студенте)может находиться в другом месте. История исследования конкретных критериев смеха, смеховой культуры, внутренних компонентов внутри ее, длительны и различны. Так, конкретные измерения, согласно которым сфера смешного раздваивалась, были: радость и торжество у бороро, целенаправленность и бесцельность у Аристофана, наличие или отсутствие вкуса у Цицерона. Смех, тесно связанный с биологической природой человека (вульгарной и беспричинной телесной радостью, обжорством, пьянством, распутством) противостоял смеху культурному: цивилизованному, целенаправленному, отточенному и разумному. Сама сущность смешного, и собственно, смех есть реакция на что-то, победа над неким состоянием, что имеет древнюю дочеловеческую эмоционально-аффективную природу. В большинстве случаев это реакция на страх, где сам смех раздается как завершение состояния страха (все просто, а я боялся – (смех). Такая реакция присутствует во всех культурах и рассматривается как психофизиологическая его константа. Смех впервые раздается над поверженным врагом: это символ победы не только над противником, но и над страхом за свою жизнь. Этот победный смех является сигналом для членов племени, показывающим, что опасность миновала. Важно также отметить, что смех, прежде всего, является компенсацией именно ощущения страха - как индивидуального, так и коллективного; неслучайно смех часто звучит как реакция на отступивший страх. На подобном принципе основана эффективность смеха в разрешении межличностных конфликтов; при этом смеховая разрядка часто играет первостепенную роль в преодолении кризисных ситуаций. Ролевые конфликты, особенно возникающие внутри семьи, создают напряженность. Шутка может помочь нам дать выход своим чувствам. В первобытном обществе и, отчасти, в средневековом и ренессансном карнавале смех играл важную рекреативную роль: человек отдыхал от забот и проблем, от давления общественных норм, традиций и регламентации. Ритуалы и обряды существовали, в большей части, в особом, праздничном времени, четко отграниченном от времени трудового. Досуговый характер обрядов позволял отвлечься от каждодневных трудов, дать отдых, как телу, так и рассудку. Важнейшим из механизмов праздничной релаксации являлся смех. Подобная функция заложена уже в физиобиологических его основах - смех стимулирует выделение организмом эндорфинов, которые обладают специфическими наркотическими свойствами, притупляющими ощущения физической и духовной боли". Компенсация в данном случае выполняет защитную роль: не случайно то, что смех с успехом применяется в лечении, а также при оказании психологической помощи тяжело или неизлечимо больным людям. Защитную роль выполняет и черный юмор, связывающий смех и смерть: появившиеся несколько десятилетий назад шутки, связанные со СПИДом и взрывом в Чернобыле, в последние годы - с терроризмом, при всей их этической нежелательности психологически оправданы - они помогают справиться с угрозами и фобиями современного мира для налаживания нормальной каждодневной жизни. На празднике часто звучит «беспричинный смех» - это ликующий смех человеческого здоровья, переполненности жизненными силами, радости существования, характерный, прежде всего, для детского мировосприятия или юности, наполненной новыми, сильными чувствами. Смысл и эмпирические причины такого смеха действительно трудно найти и строго классифицировать. «Подобно тому, как стоном человек привязывается к настоящей секунде своего страждущего тела (и он целиком за пределами прошлого и будущего), так и в этом экстатическом смехе человек свободен от воспоминаний и даже от желания, ибо обращает свой крик к настоящему мгновению мира и ничего другого знать не хочет», - пишет Милан Кундера . Тем не менее, можно сказать, что этот смех не эгоистичен, а диалогичен; эта «невыносимая легкость бытия» является способом отношения к миру как к Ты, способом, рождающим чувство всеобъемлющего понимания реальности во всей ее целостности. Очень часто именно такой – беспричинный смех – смех праздника и радости транспонируется в совместный, коллективный смех, который является совершенно особым уровнем смеха. Реакция каждого отдельного члена группы может вызываться разными комическими причинами, но общий смех подразумевает новый, социальный уровень понимания - взаимопонимание, являющееся признаком сплочения коллектива, дружеского участия и неформального равенства. Смех, сам по себе, является оценочным сообщением, направленным на достижение определенного эффекта. Информация, передаваемая смехом, обозначает, как правило, негативную оценку объекта с точки зрения его соответствия социальным нормам. Смеховая информация проходит обратный путь от субъекта к объекту; при этом объект, в большей или меньшей степени, меняется под ее воздействием, направляя свое поведение в социально приемлемое русло. Смеховая коммуникация всегда обнаруживает внутреннее устремление к увеличению числа участников: она отличается неполнотой и незавершенностью далее в диалоге двух субъектов. Помимо двух диалогических субъектов - того, кто высмеивает, и того, кого высмеивают, смех подразумевает и третью позицию - слушателя (слушателей). При этом смех проявляется тем ярче, чем больше людей вовлечены в сферу его воздействия: именно поэтому он так заразителен. Таким образом, смех изначально требует социального пространства. Смех может выступать также как определенная эмоциональная разрядка, отдых и защита от забот и проблем повседневной жизни, «предохранительный клапан» для асоциальных желаний. Смеясь, человек и общество познают мир, преодолевая ложь, заблуждения и глупость и приближаясь к пониманию истины. Смех с этой точки зрения является формой познания. Иными словами, комическое можно рассматривать как специфический вид духовной деятельности человека и общества по постижению явлений окружающего мира, а, в конечном счете, и по созданию значимого мировоззренческого целого. Особое значение смех приобретает в обыденном познании, обнажая, прежде всего, заблуждения, иллюзии, косность и догматизм в индивидуальной и общественной жизни - достаточно четко эти тенденции проанализированы различными теоретиками комического, прежде всего, Анри Бергсоном. В художественном познании область смеха значительно расширяется за счет свободного творчества художника, что расширяет и социальный опыт человечества, формируемый, в том числе комедиями, сатирой и другими художественными и близкими к художественным формами смеховой культуры. Смех пронизывает различные сферы общественной жизни, однако в наибольшей степени он себя проявляет в сфере нравственных отношений. Это положение обусловлено рядом различных факторов. Прежде всего, смех, как и мораль, включен, прямо или косвенно, в процесс социальной коммуникации. При этом коммуникация - человека с человеком, группы с группой, личности и коллектива - опосредована общественной оценкой с позиции действующих норм. Смех также предполагает оценку сущего с точки зрения должного. И, наконец, смех, как и нравственные нормы, опирается на неофициальные санкции - прежде всего, на реакцию других и общественное мнение. Подводя итоги, можно сделать следующий вывод, что значение смеха и смеховой культуры проходит определенные этапы и на каждом этапе формирует свое значение и влияние на культуру. На ранних этапах развития общества формируются базовые коммуникативная и игровая функции смеха. Первоначально смех служит сигналом для всего племени, указывающим на отсутствие опасности. Позже, с развитием досугово-обрядовых форм, смех, отчасти сохраняя первоначальное значение, превращается в символ праздника -временного завершения тяжелого труда и борьбы за выживание. Праздничная коммуникация, выраженная, прежде всего, коллективным осмеянием, таким образом, способствует достижению социальной общности. С коммуникационной функцией тесно связана игровая функция. Являясь частью игрового общения, смех, подобно последней, удовлетворяет ряд определенных социальных потребностей, способствуя консолидации. Литература 1. Аверинцев С.С. Бахтин, смех, христианская культура. // М.М.Бахтин как философ. - М.: ИФ РАН, 1992, - С. 7 - 19. 2. Бахтин М.М. Автор и герой. - СПб.: Азбука, 2000. - 336 с. 3. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. - М.: Художественная литература, 1986.-543 с. 4. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Советский писатель, 1963.-364 с. 5. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - М.: Художественная литература, 1990. - 543 с. 6. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979. - 424 с. 7. Бергсон А. Смех. - М.: Искусство, 1992. - 127 с. 8. Гусев С.С, Тульчинский Г.Л. Проблема понимания в философии. — М.: Политиздат, 1985. - 192 с. 9. Дмитриев А.В. Социология юмора. - М.: Издательство РАН, 1996. - 214 с. 10. Ильин В.В. Философия: Социальная философия, аксиология, философия истории. - М.: Академический проект, 1999. - 386 с. 11. Карасев Л.В. Философия смеха. - М.: РГГУ, 1996. - 224 с. |
![]() ![]() |
Александр Вакуров |
![]()
Сообщение
#2
|
![]() Хозяин форума Группа: Главные администраторы Сообщений: 26 548 Регистрация: 7.9.2006 Из: Иваново Пользователь №: 1 ![]() |
ШОУ КАК КАТАЛИЗАТОР ТРАНСФОРМАЦИИ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ. http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=558 Стаметов В.В. .: Дата публикации 02-Декабря-2008 :: Стаметов Виктор Владимирович, Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина Аннотация: в статье говорится о роли и значении шоу в процессе трансформации культурных ценностей. Автор приводит основные характеристики шоу, позволяющие характеризовать его как одну из форм проявления псевдокоммуникации. Характеризуются основные функции псевдокоммуникации, ее основное отличие от феномена духовной коммуникации, как понятия непосредственно родового. Так же, автор показывает зависимость сложных процессов трансформации и замещения духовных и культурных ценностей от транслируемых с экранов телевизоров различных шоу проектов. Ключевые слова: коммуникация, псевдокоммуникация, шоу, триггер-калибровка. Не секрет, что в нашей стране, на современном этапе ее развития, происходят качественные изменения во многих сферах. Формируются новые экономические, политические, социальные и духовные ценности, старые же предаются забвению. Меняется сам менталитет русского человека. Этот процесс имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Суть противоречия такова: с капиталистическим, эгоистическим способом мышления, который приходит на смену коммунистическому, коллективистскому, возникают представления о человеке как о бескомплексном, эгоистичном существе. Безусловно, новые экономические условия требуют психологической адаптации человека, но, по мнению автора, именно этот процесс ведет к резкому снижению уровня духовности. В то же время все чаще приходится наблюдать феномен духовной псевдокоммуникации в форме шоу. Основная цель, которую преследует в статье автор, это раскрытие причин возникновения этого феномена. Однако, для успешного решения поставленного в статье вопроса, необходимо определиться с пониманием самого термина «псевдокоммуникация». Прежде всего, для выполнения этой задачи следует отметить, что феномен псевдокоммуникации нельзя рассматривать без упоминания феномена ему обратного – коммуникации. Для того, чтобы объяснить это положение, необходимо обратиться к понятию «коммуникация» и контексту, в котором оно здесь используется. Коммуникация это некая, очень редкая, форма духовности, которая очень трудно моделируется искусственно. Ее основные признаки это эмпатийность, особая трансформация речи, «жалость не к себе», отсутствие агрессии и лидерства, формирование высшего типа симпатии, психическая изоляция от окружающей среды, желание повтора ситуации. Коммуникация ассоциативна, она вне ролей, статусов и вообще имиджа. Она не может быть самопознаваемой, так как эта форма ощущений диадна. В коммуникации полный приоритет обратных связей, то есть это больше слушание, чем говорение. При коммуникации обычные механизмы личной идентификации не состоятельны. В коммуникации возможен феномен «сублингвов», то есть общения вне слов, в форме не членораздельных звуков. Сублингв схож с языком высших приматов. Он универсален – без пола, возраста, типа личности, только выражен у каждого в разной степени. Коммуникация это всегда, что-то новое, необычное, то, на что хочется смотреть. Для коммуникации необходима высокая энергетика, ибо она не стабильна и может, в противном случае, исчезнуть. В точке коммуникации смещается представление о пространстве и времени. Коммуникация возникает до государственности, Морган, исследуя племена северо-американских индейцев, отмечает, что 10-15% всего их общения это нечто похожее на коммуникацию. Никем не доказано, что способность к коммуникации в истории развивается, нет зависимости «способность к коммуникации - цивилизованность», однако существует другая зависимость – «полигамность - коммуникация», т.е. где нет семьи там коммуникации больше. Ни одно исследуемое племя не показывает, что коммуникации нет, коммуникация возможна везде, она встроена в структуру разума изначально (то есть, разума без коммуникации нет, а вот обратная связь обсуждаема). Коммуникации зародились до членораздельной речи, и чем более похоже на коммуникацию, тем меньше роль членораздельной речи. Коммуникация стихийна, но различные методы нейролингвистического программирования позволяют искусственно, пошагово построить ее. В социуме коммуникации возможны в религии (здесь коммуникация приобретает мистический оттенок), при сильных эмоциях (тяга к истине, любовь, дружба), в отношениях материнства и случаются редчайшие случаи массовой коммуникации. Однако с зарождением государственности возникает феномен псевдокоммуникации. Коммуникация и псевдокоммуникация это две полярные стороны общения, и в массовой психологии осуждаются обе. Действительно, рассматривая эти феномены духовной жизни человека, следует отметить общую точку старта и некоторые универсальные предпосылки обоих явлений: возникновение из логики социума, довольно похожая мотивация субъекта, методы искусственного моделирования и д.т. Однако, эта схожесть только внешняя, весьма обманчивая оболочка в корне различных феноменов. Так, возникая из логики социума, псевдокоммуникация продолжает ее, не противореча ей, в отличие от истинно духовной коммуникации на более высоких стадиях ее саморазвертывания. Еще одним принципиальным различием является разный уровень энергетики феноменов коммуникации и псевдокоммуникации, степень симметричности общения (определяемая целями, которые преследуются суггесторами – в псевдокоммуникации), сложностью искусственного моделирования (при формировании коммуникации партнеры просто обязаны раскрываться друг другу полностью, без страха обнажить личностный комплекс, что вовсе не обязательно, а скорее, противопоказано при псевдокоммуникации), и т.д. Однако при всей подобной несимметричности двух феноменов вряд ли существует вероятность рассмотрения их в абсолютной изоляции друг от друга. По этим причинам, описывая характерные особенности именно псевдокоммуникации, автор неизбежно вынужден обращаться к феномену духовной коммуникации. Итак, к базовым характеристикам и особенностям псевдокоммуникации относятся следующие: - как уже отмечалось выше, ее общие стартовые моменты дублируют точки старта собственно коммуникации; - псевдокоммуникация на этапе закрепления образов «рекомендуемого поведения», обрывает стартовые посылы духовной коммуникации; - на финише псевдокоммуникации оформляются социальные символы, выражающие суть «рекомендуемого поведения» и маскирующие, с переменным успехом, прагматическую ориентацию псевдокоммуникации; - несимметричность общения в псевдокоммуникации – скорее норма, чем аномалия. Это объясняется тем, что, например, суггестор в шоу должен ввести партнера по общению в состояние «аптайма», легкой оглушенности сознания, но ни в коем случае не попасть в него сам; - массовых псевдокоммуникаций неизмеримо больше, чем истинных духовных коммуникаций. Из перечисленных характеристик псевдокоммуникации очевидно выделить основные функции псевдокоммуникаций: 1) Стигмирование – через массовую псевдокоммуникацию снижается, подавляется потребность в истинной коммуникации. 2) С помощью псевдокоммуникации в людях поддерживается агрессивное военное поведение, то есть агрессия, готовность к действию (лозунги типа «делай, а не думай»). 3) Иллюзорно-компенсоторная функция: именно массовая псевдокоммуникация позволяет смириться, забыть на некоторое время с проблемами (с нищетой, голодом и т.д.). 4) Управленческая – через массовые псевдокоммуникации управление проверяет свою мощь, то есть, до какой степени они могут управлять массами. Массовая псевдокоммуникация социально выгодная организация социального поведения на символьном уровне. Формами псевдокоммуникации на современном историческом этапе могут являться телевидение (телешоу), митинги, живые концерты. Необходимо отметить, что, возникая всего лишь как довольно редкий феномен духовной жизни, псевдокоммуникация со временем и не без помощи государства заняла практически все свободные ниши духовной жизни, превращаясь во все более незаменимый атрибут общества. На современном этапе его развития он, попросту говоря, необходимое явление, порой подменяющее, фальсифицирующее истинную духовность, блокирующее ее проявление по причине ее явной социальной дисфункциональности. Шоу, как особая форма псевдокоммуникации, обладает следующими характеристиками: - мотивация к участию в шоу очень сложна, но главным элементом такой мотивации является известная зависимость «экономии объяснений». Иными словами, люди добровольно и охотно участвуют в шоу не только ради развлечения, желания уйти от обыденности; их ведет еще и зачастую неосознаваемая надежда получить, возможно более простые и субъективно убедительные «доказательства» правильности, неизбежности, безальтернативности «обычной жизни»; - основные трудности возникновения такой мотивации приходятся именно на стартовый период участия в шоу, позже возникает своеобразная инерция, едва ли не слабонаркотическая зависимость от таких объяснений, тайное ощущение невозможности последовательного самостоятельного мышления. В силу этого, качество таких «объяснений» со стороны организаторов шоу для постоянных слушателей может падать, во всяком случае, по мере того, как организаторы шоу чувствуют мощь возникающей зависимости. Думается, именно поэтому некоторые шоу как бы «закукливаются», ориентируются на сравнительно замкнутый круг постоянных посетителей, особенно со средствами. Во всяком случае, именно таков финал многих шоу; - к структуре мотивации в шоу можно отнести и ряд дополнительных мотивов, в том числе простую привычку к телевизионному зрелищу, часто выражающуюся в своеобразном «периферийном видеогедонизме», желании постоянно иметь работающий телевизор, передающий не хитрое, но красочное шоу в зоне периферийного внимания. Кроме того, возможно возникновение дополнительного «обратного» мотива к участию или просмотру шоу за счет все более искусного и прямого обращения шоу-технологий к ранее запретным темам и видеокартинкам (извращенный секс, открытый садизм и насилие, святотатство, некрофильные сюжеты и т.п.); - по представлениям автора, упомянутая мотивация к участию в шоу имеет своеобразные матрицы, она дана скорее не как «мотивационное поле», но как накопление каких-то квантов, интереса к начинающемуся массовому зрелищу в рамках известных технологий «триггер-калибровки». В этом, собственно, и состоит одна из ярчайших характеристик шоу: уводя на финише человека очень далеко от обычных нужд и обязанностей, он имеет глубокие корни в обыденности, возникает из надежд блокирования такой обыденности простейшими способами за счет чужой фантазии. Путь прохождения зрителя или слушателя шоу в таком диапазоне от старта к финишу показывает как гладкие «соллективные» зависимости, так и наличие бифуркационных точек воздействия, которые, собственно, и отделяют один этап шоу от другого. Современный уровень соответствующих технологий, по представлениям автора, не позволяет пока отслеживать конкретные кванты упоминавшихся воздействий, отслеживание успеха или неуспеха определенных фаз шоу идет, все же, по результату. В идеальном варианте – по сигналу клакеров. Массовость же участия в шоу показывает, следовательно, стихийность эффективного воздействия символов и симулякров шоу на индивидуальную психику, более того, такая массовость показывает особую роль шоу в общественной жизни, оно выполняет роль своеобразной рекламы коллективизма, пробует внушить критически большому числу людей рецепт избавления от страданий рефлексии и просто самостоятельных размышлений через участие в массовом зрелище в толпе. Не случайно большинство респондентов, участвовавших в шоу, описывают это участие с использованием терминов «весело», «красиво», «интересно», «привлекательно», «забавно» и почти никогда в таких описаниях не встречаются фразеологемы «я подумал…», «правильно», «справедливо», «сложно», «греховно»; любая актуализация приведенных последними фразеологем ведет к обрыву триггер-калибровки шоу. При этом эффективность еще одной попытки становится весьма проблематичной. Небольшая страта последовательно духовных людей имеет своеобразную «прививку» от шоу. Таким образом, фундаментальной характеристикой шоу является принципиальная сводимость его к родовому началу – масштабному, неискоренимому, полному мощных противоречий бытию социальных псевдокоммуникаций. Перечисленные характеристики позволяют определить шоу как имеющую характер массового зрелища форму псевдокоммуникативного общения, технологически ориентированную на закрепление у аудитории нужных организаторам (суггесторам) впечатлений и оценок, в том числе и на невербальном уровне. Современные теле-шоу, по крайней мере, многие из них, являются инструментом пропаганды эгоистических ценностей, «подсказывая» зрителю логику социума как единственно верный вариант корректировки своего поведения по достижению социального успеха. Некоторые, откровенно некультурные, шоу-проекты моделируют «жизнь» или «любовь». Такое искусственное моделирование проецируется на малую группу участников, которые позиционируются как социально успешные или наоборот (говоря языком современной молодежи – «продвинутые» или нет). Образы поведения таких героев теле-шоу закрепляются в сознании зрителя как истинно правильные, то есть становятся идеалами их собственного поведения. Как уже упоминалось во вступлении, переживаемая российским обществом трансформация (как культурная, так и экономическая) по представлениям автора, непосредственно связана с развитием шоу-индустрии. Псевдокоммуникация (и соответственно, шоу как ее форма) может быть выражена во многих формах, не всегда приобретая идеологический оттенок. Однако искусственное моделирование социально приемлемого и выгодного поведения здесь является своеобразным ориентиром. Проецируя через социальные символы картину социального успеха, в сознании реципиента шоу, как частного случая псевдокоммуникации, фиксируются «правильные» методы достижения этой цели. В результате складываются новые ценностно-нормативные ориентиры, которые воспринимаются реципиентом как свои собственные. В этом смысле, шоу, безусловно, является ускорителем а так же неким обезболивающим средством процессов происходящих в российском обществе. .: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008 |
![]() ![]() |
![]() |
Текстовая версия | Сейчас: 18.6.2025, 0:55 |