Культурология. Статьи Опции

[Александр Вакуров]

Культрологические статьи


ЗНАЧЕНИЕ СМЕХА В КУЛЬТУРЕ

Редкозубова О.С.

.: Дата публикации 02-Декабря-2008 :: Просмотров: 517 :: Распечатать данную статью :: Распечатать все статьи:.

Редкозубова Ольга Сергеевна
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина

Аннотация: в статье рассматривается значимость и функциональные особенности смеха в культуре и смеховой культуры, представленную в обрядово-зрелищных формах, словесных произведениях и фамильярной речи.

Ключевые слова: смех, смеховая культура, обыденность, фамильярность, студент.

Необходимость изучения многообразных форм человеческой жизнедеятельности делает важными исследования форм проявления смеха в ней. Следуя традициям ее изучения М.М. Бахтиным, отметим, что он представлял смеховую культуру как сплав трех составляющих: обрядово-зрелищных форм, словесных произведений и фамильярной речи, противостоящих официальной идеологии эпохи; все эти составляющие, по сути, представляют собой особые формы хранения и передачи информации о социокультурных ценностях.

Одновременно с этим, смех можно рассматривать как понимание того, каким образом можно решить данную проблему и найти выход из ситуации. То есть, смех есть реакция на проблему, легко разрешимую и не представляющую непреодолимой опасности. В студенческой жизни это часто встречается: студенты, пытаясь скрыть свою неготовность к занятиям, прибегают к смешным ситуациям, анекдотам и просто выходят из неловких и каверзных ситуации посредством смеха.

В силу этого особые свойства человека, обладающего пониманием, значительно больше, чем знания, это природные свойства личности, наделенной чувством юмора. Известно, что можно знать шутку, но не понимать ее: в силу этого, в основе смеха лежит нечто большее, чем только знание. Смех, таким образом, должен определяться через принципиально иную категорию, которой, собственно, и является категория понимания.

Многочисленные исследования смеха демонстрирует принадлежность его к ряду исторически выработанных и регламентированных форм социального действия, представляющих свои мировоззренческие ориентиры и культурные ценности. Это положение дает основания для выделения особой смеховой культуры, т.е. части общечеловеческой культуры, рассматривающей действительность сквозь призму смеха и комического.

Понимание является творческим процессом - приращение нового знания предполагает созидательную работу мышления, рефлексию и планирование, умение найти нечто общее в разнородных явлениях. На том же принципе основан и смех - единство процессов остроумия и творчества.

Важной характеристикой смехового понимания является биологичность. Михаил Бахтин говорит о понимании как о сочетании двух сознаний. При этом всякий объект познания проявляется как нечто персонифицированное: «Мертвая вещь в пределе не существует, это - абстрактный элемент (условный); всякое целое (природа и ее явления, отнесенные к целому) в какой-то мере личностно». Собственно в этой диалогичности понимания и коренится общепринятый тезис, согласно которому можно смеяться только над человеком и человеческим; смех существует только в диалоге личностей.

Понять адекватно любой культурный текст (в широком значении) - значит понять его контекст - исторический, религиозный, моральный, политический, научный и т.д. Ученый В.В. Ильин пишет, что понимание «связано с таким приобщением к смыслам человеческой деятельности, когда сознание начинает резонировать в вещах, а вещи выступают как вещание, раскрывая свой смысловой потенциал, удостоверяемый культурно-историческим, социальным опытом». Именно поэтому, хотя юмор и является общим достоянием человечества, его специфические проявления, например, национальные или профессиональные невозможно понять без предпонимания социальных и культурных смыслов, на которых он основан. Трудно понять студенческий юмор, ни живя и ни вращаясь в университетской жизни.

На основании всего можно сделать вывод о том, что смех является специфическим выражением понимания.

В условиях формирования информационного общества актуальной исследовательской проблемой становится вопрос о сущности, механизмах, возможностях и пределах взаимопонимания. Чрезвычайно важны эти позиции в студенческой среде. Смех и смеховая культура, прежде всего - коллективное понятие и занятие, в которую они (студенты) включаются при всяком удобном случае; по своей природе смеховая культура является ярко выраженным социокультурным явлением, выполняющим коммуникативную функцию. Коммуникация в студенческой среде чрезвычайно насыщенная. Так как молодежный возраст – это возраст общения, новых знакомств, обретение друзей и различных эмоций.

Цель студенческого взаимодействия - взаимопонимание, единые и согласованные действия всех членов общества. Для человека, включенного в общий процесс достижения цели, смех будет символом приятия и единения; для того, кто невольно тормозит этот процесс, ввиду чрезмерной педантичности, глупости и т.д., смех будет выражением неприятия и своеобразной, но действенной попыткой перевоспитания.

Смех и его разнообразные виды, как в условиях различных культур, так и в рамках одной культуры или социума несут некоторую информацию, сопровождаются определенными знаками, имеющими значения и смыслы, которые расшифровываются и принимаются или отвергаются окружающими. Это дает основание говорить о смехе как коммуникативном процессе, в ходе которого устанавливается (или не устанавливается) взаимопонимание между субъектами коммуникации.

Анекдот, остроту, шутку и т.п., что вызывает смех или улыбку, можно назвать объектом смеха. Коммуникантов, участвующих в смеховом процессе, т.е. шутников, пытающихся вызвать смех, и их слушателей, принимающих или не принимающих шутки, – субъектами смеха. В некоторых случаях объект и один из субъектов смеха могут совпадать, например, клоун, пытающийся вызвать смех над собой. Между субъектами смеха устанавливаются отношения понимания (взаимопонимания), когда они включены в единое смысловое поле, позволяющее им примерно одинаково истолковать заложенный в объекте смеха или приписанный ему смысл. Поскольку понимание всегда субъективно, ибо определяется индивидуальным полем смыслов, не вполне совпадающим с общим смысловым полем, возможна множественность и даже альтернативность пониманий как следствие осмысления объекта смеха различным образом, в частности, в различных социокультурных традициях, нравственных нормах, идеологических клише и т.д. Поэтому рискнем утверждать, что понимание объекта смеха всегда имеет место, поскольку субъект всегда приписывает той или иной смысл объекту смеха.

Объект смеха, сам смех и его характер определяются в целом социально-культурными условиями, задающими некоторое смысловое поле, в рамках которого осуществляется понимание объекта смеха.

Одно и то же явление может быть очень смешным в одной культурной эпохе и не быть таковым – в другой. Нынешние читатели очень удивляются, узнавая, что современники Пушкина весело смеялись над фразой в "Евгении Онегине": "На кляче тощей и косматой сидит форейтор бородатый", и приходится долго растолковывать, что же здесь смешного, кто такой форейтор и почему он был бородатым, хотя таковым быть не должен (расписать, в чем дело) В различных социальных группах или разных социально-исторических условиях также имеют место неодинаковые смеховые реакции на объект смеха, а порой выявляются различные, в том числе не смешные, уровни понимания смешной ситуации. Примером может служить типичный образ студента, который пришел на зачет или экзамен не подготовленным. Свое незнание студент может вуалировать эпатажной одеждой, видимостью тяжелой болезни, страдальческим рассказом о чрезвычайно бедственном положении семьи и мн. др. В том случае, если он проведет экзаменатора своими экзерсисами, то в поле зрения смеха попадает именно последний, а удачливый «ловкий» студент приобретает ореол «ловкача», который «обвел» его «вокруг пальца».

После этого, студент может смеяться в одиночестве, вспомнив выигрышную для себя ситуацию, или прочитав анекдот, или увидев некий другой объект смеха. Однако и в этом случае налицо коммуникация и процесс понимания и взаимопонимания по поводу объекта смеха. Во-первых, смысловое поле студента сформировалось под влиянием общепринятых смыслов и продолжает испытывать их воздействие. Во-вторых, в объект смеха, например, в прочитанный анекдот, заложен некоторый смысл его создателем. В-третьих, студент, приписав определенный смысл воспринимаемому объекту смеха, понял его. В-четвертых, в случае совпадения приписанных объекту смеха смыслов достигается взаимопонимание, хотя один из субъектов ( мы говорим о студенте)может находиться в другом месте.

История исследования конкретных критериев смеха, смеховой культуры, внутренних компонентов внутри ее, длительны и различны. Так, конкретные измерения, согласно которым сфера смешного раздваивалась, были: радость и торжество у бороро, целенаправленность и бесцельность у Аристофана, наличие или отсутствие вкуса у Цицерона. Смех, тесно связанный с биологической природой человека (вульгарной и беспричинной телесной радостью, обжорством, пьянством, распутством) противостоял смеху культурному: цивилизованному, целенаправленному, отточенному и разумному.

Сама сущность смешного, и собственно, смех есть реакция на что-то, победа над неким состоянием, что имеет древнюю дочеловеческую эмоционально-аффективную природу. В большинстве случаев это реакция на страх, где сам смех раздается как завершение состояния страха (все просто, а я боялся – (смех). Такая реакция присутствует во всех культурах и рассматривается как психофизиологическая его константа. Смех впервые раздается над поверженным врагом: это символ победы не только над противником, но и над страхом за свою жизнь. Этот победный смех является сигналом для членов племени, показывающим, что опасность миновала. Важно также отметить, что смех, прежде всего, является компенсацией именно ощущения страха - как индивидуального, так и коллективного; неслучайно смех часто звучит как реакция на отступивший страх.

На подобном принципе основана эффективность смеха в разрешении межличностных конфликтов; при этом смеховая разрядка часто играет первостепенную роль в преодолении кризисных ситуаций. Ролевые конфликты, особенно возникающие внутри семьи, создают напряженность. Шутка может помочь нам дать выход своим чувствам.

В первобытном обществе и, отчасти, в средневековом и ренессансном карнавале смех играл важную рекреативную роль: человек отдыхал от забот и проблем, от давления общественных норм, традиций и регламентации. Ритуалы и обряды существовали, в большей части, в особом, праздничном времени, четко отграниченном от времени трудового. Досуговый характер обрядов позволял отвлечься от каждодневных трудов, дать отдых, как телу, так и рассудку. Важнейшим из механизмов праздничной релаксации являлся смех. Подобная функция заложена уже в физиобиологических его основах - смех стимулирует выделение организмом эндорфинов, которые обладают специфическими наркотическими свойствами, притупляющими ощущения физической и духовной боли". Компенсация в данном случае выполняет защитную роль: не случайно то, что смех с успехом применяется в лечении, а также при оказании психологической помощи тяжело или неизлечимо больным людям. Защитную роль выполняет и черный юмор, связывающий смех и смерть: появившиеся несколько десятилетий назад шутки, связанные со СПИДом и взрывом в Чернобыле, в последние годы - с терроризмом, при всей их этической нежелательности психологически оправданы - они помогают справиться с угрозами и фобиями современного мира для налаживания нормальной каждодневной жизни.

На празднике часто звучит «беспричинный смех» - это ликующий смех человеческого здоровья, переполненности жизненными силами, радости существования, характерный, прежде всего, для детского мировосприятия или юности, наполненной новыми, сильными чувствами. Смысл и эмпирические причины такого смеха действительно трудно найти и строго классифицировать. «Подобно тому, как стоном человек привязывается к настоящей секунде своего страждущего тела (и он целиком за пределами прошлого и будущего), так и в этом экстатическом смехе человек свободен от воспоминаний и даже от желания, ибо обращает свой крик к настоящему мгновению мира и ничего другого знать не хочет», - пишет Милан Кундера . Тем не менее, можно сказать, что этот смех не эгоистичен, а диалогичен; эта «невыносимая легкость бытия» является способом отношения к миру как к Ты, способом, рождающим чувство всеобъемлющего понимания реальности во всей ее целостности. Очень часто именно такой – беспричинный смех – смех праздника и радости транспонируется в совместный, коллективный смех, который является совершенно особым уровнем смеха. Реакция каждого отдельного члена группы может вызываться разными комическими причинами, но общий смех подразумевает новый, социальный уровень понимания - взаимопонимание, являющееся признаком сплочения коллектива, дружеского участия и неформального равенства.

Смех, сам по себе, является оценочным сообщением, направленным на достижение определенного эффекта. Информация, передаваемая смехом, обозначает, как правило, негативную оценку объекта с точки зрения его соответствия социальным нормам. Смеховая информация проходит обратный путь от субъекта к объекту; при этом объект, в большей или меньшей степени, меняется под ее воздействием, направляя свое поведение в социально приемлемое русло.

Смеховая коммуникация всегда обнаруживает внутреннее устремление к увеличению числа участников: она отличается неполнотой и незавершенностью далее в диалоге двух субъектов. Помимо двух диалогических субъектов - того, кто высмеивает, и того, кого высмеивают, смех подразумевает и третью позицию - слушателя (слушателей). При этом смех проявляется тем ярче, чем больше людей вовлечены в сферу его воздействия: именно поэтому он так заразителен. Таким образом, смех изначально требует социального пространства. Смех может выступать также как определенная эмоциональная разрядка, отдых и защита от забот и проблем повседневной жизни, «предохранительный клапан» для асоциальных желаний.

Смеясь, человек и общество познают мир, преодолевая ложь, заблуждения и глупость и приближаясь к пониманию истины. Смех с этой точки зрения является формой познания. Иными словами, комическое можно рассматривать как специфический вид духовной деятельности человека и общества по постижению явлений окружающего мира, а, в конечном счете, и по созданию значимого мировоззренческого целого.

Особое значение смех приобретает в обыденном познании, обнажая, прежде всего, заблуждения, иллюзии, косность и догматизм в индивидуальной и общественной жизни - достаточно четко эти тенденции проанализированы различными теоретиками комического, прежде всего, Анри Бергсоном. В художественном познании область смеха значительно расширяется за счет свободного творчества художника, что расширяет и социальный опыт человечества, формируемый, в том числе комедиями, сатирой и другими художественными и близкими к художественным формами смеховой культуры.

Смех пронизывает различные сферы общественной жизни, однако в наибольшей степени он себя проявляет в сфере нравственных отношений. Это положение обусловлено рядом различных факторов. Прежде всего, смех, как и мораль, включен, прямо или косвенно, в процесс социальной коммуникации. При этом коммуникация - человека с человеком, группы с группой, личности и коллектива - опосредована общественной оценкой с позиции действующих норм. Смех также предполагает оценку сущего с точки зрения должного. И, наконец, смех, как и нравственные нормы, опирается на неофициальные санкции - прежде всего, на реакцию других и общественное мнение.

Подводя итоги, можно сделать следующий вывод, что значение смеха и смеховой культуры проходит определенные этапы и на каждом этапе формирует свое значение и влияние на культуру. На ранних этапах развития общества формируются базовые коммуникативная и игровая функции смеха. Первоначально смех служит сигналом для всего племени, указывающим на отсутствие опасности. Позже, с развитием досугово-обрядовых форм, смех, отчасти сохраняя первоначальное значение, превращается в символ праздника -временного завершения тяжелого труда и борьбы за выживание. Праздничная коммуникация, выраженная, прежде всего, коллективным осмеянием, таким образом, способствует достижению социальной общности. С коммуникационной функцией тесно связана игровая функция. Являясь частью игрового общения, смех, подобно последней, удовлетворяет ряд определенных социальных потребностей, способствуя консолидации.

Литература
1. Аверинцев С.С. Бахтин, смех, христианская культура. // М.М.Бахтин как философ. - М.: ИФ РАН, 1992, - С. 7 - 19.
2. Бахтин М.М. Автор и герой. - СПб.: Азбука, 2000. - 336 с.
3. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. - М.: Художественная литература, 1986.-543 с.
4. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Советский писатель, 1963.-364 с.
5. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - М.: Художественная литература, 1990. - 543 с.
6. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979. - 424 с.
7. Бергсон А. Смех. - М.: Искусство, 1992. - 127 с.
8. Гусев С.С, Тульчинский Г.Л. Проблема понимания в философии. — М.: Политиздат, 1985. - 192 с.
9. Дмитриев А.В. Социология юмора. - М.: Издательство РАН, 1996. - 214 с.
10. Ильин В.В. Философия: Социальная философия, аксиология, философия истории. - М.: Академический проект, 1999. - 386 с.
11. Карасев Л.В. Философия смеха. - М.: РГГУ, 1996. - 224 с.

[Александр Вакуров]

К ВОПРОСУ О СОЦИОЛОГИЧЕСКОМ ПОНИМАНИИ ЛИЧНОСТИ

http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=559

Суворов С.А.


.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::




Суворов Сергей Александрович,
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина

Аннотация: Статья посвящена проблемам современной социологии личности. В первую очередь в ней затронуты проблемы социологического понимания личности, рассматриваются основные концепции личности в современной социологии. Проводится анализ социологических трактовок личности с точки зрения методологий социального реализма и социального номинализма. Высказывается точка зрения, что современная социология личности может развиваться на основе понимания личности как главного агента социальной системы, способного преодолеть отчужденность как одну из важнейших характеристик общественной организации.

Ключевые слова: социология личности, личность, отчуждение.

На первый взгляд в современной социологии категория личности обосновалась всерьез и надолго. Существует даже отдельное направление, социология личности, которое призвано определить роль личности в общественной системе и дать трактовку личностного начала человека с точки зрения его включенности в общественные отношения. Однако не будет преувеличением сказать, что данная отрасль социологии является в то же время одной из самых проблемных. Причин тому много. С одной стороны социологу приходится мириться с известным психологизмом, который неизбежно несет в себе личностный феномен, с другой стороны необходимо принимать во внимание, что на сегодняшний день, к сожалению, не существует не только общепринятой концепции личности, но даже не определен фокус поисков этой концепции. На настоящий момент в науке существует огромное множество направлений в изучении личности, диапазон коих варьируется от полного отрицания этого феномена (бихевиоризм, например) до признания его центральным элементом человеческой природы вообще (особенно ярко этот посыл выражен в экзистенциализме).

Ко всем этим проблемам стоит добавить и те, что порождены спецификой самого социологического знания. Социологическая теория личности по условию должна как-то связывать личность и социальную среду, объяснять возникновения личности человека и ее развитее действием социальных механизмов. Наиболее адекватной данным критериям является марксистская теория личности и выросшая из нее интеракционистская концепция. Не вдаваясь в подробности, интересующимся рекомендуем обратиться к специальной литературе, отметим, что суть этих теорий сводится к тому, что развитие личности объясняется с позиции места человека в системе общественных отношений (марксизм) или выполнения им определенных социальных ролей (интеракционизм). Иными словами, человек, его личность зависят от того, в какой социальной среде они окажутся. Грубо говоря, если человек вырос в среде интеллигентов, то закономерно ожидать от него качеств образованности, тактичности, эрудированности и т.д. Если же он, наоборот, вырос в бедных кварталах, то получите агрессора с низким уровнем культуры и желанием получить все и сразу.

Казалось бы, вот готовая социологическая теория личности и дело за малым: необходимо просто развивать ее дальше и применять в социологической практике. Так и есть, если не учитывать противоречивость данных концепций в отношении самой личности.

Отстаивая тезис о том, что личность представляет собой совокупность общественных отношений, марксизм как бы редуцирует личностное начало к общественному воздействию. Суть личностной природы нивелируется, подводится под общий знаменатель социальной среды. Между тем, как само понятие личности всегда выражала что-то индивидуальное неповторимое в человеке. Остается также открытым вопрос о том, если личность есть совокупность статусов и социальных ролей человека, то поведение большинства людей должно быть в большей доле унифицировано. Однако на уровне повседневного опыта можно заметить, что даже люди выросшие и живущие в одинаковых условиях далеко не одинаковы как личности.

Понятие отчуждения человека, подробно рассмотренное Марксом, также вступает в противоречие с его представлениями о личности. Ведь если качества человека полностью формируются его социальным окружением, то откуда взяться отчуждению. Получается, что капиталистическое общество отчуждает от человека те же качества, что ему и присваивает, причем использует для этого те же механизмы, что и для формирования личности.

Как мы видим, к этим двум теоретическим направлениям, пытающимся объяснить феномен личности с социологических позиций, существует много вопросов, что не мешает им быть популярными и достаточно адекватными для описания некоторых проблем по взаимодействию личности и общества.

Вообще хотелось бы отметить, что в социологической традиции существует устойчивая тенденция, а, точнее сказать, попытка, свести личностное начало в человеке к проявлениям социальной реальности. На этом принципе построена целая социальная методология, получившая название социального реализма. В противоречие ей другая методология, социальный номинализм, старается описать общественные явления с позиции действия конкретных индивидов, проявления их личностей. Но и это направление вынуждено использовать в своем категориальном аппарате понятия, скажем так, «внеличностного» характера. Выбор же между двумя этими методологиями остается до сего дня прерогативой исследователя, их вечный спор имеет ту же странную логику, что и спор средневековых номиналистов и реалистов о природе общих понятий.

Отметим только некоторые аспекты построения теории общества на основе социального номинализма, который, казалось бы, должен личность ставить во главу угла. Для примера рассмотрим ярчайший вариант социального номинализма социологию М. Вебера.

Вебер, как известно, начинает свою анализ с того, что признает все общественные образования (культуру, традиции, государство и т.д.) идеальными типами, которые суть плод методологической конструкции, а не реально существующие явления. Основа социальности видится ему в социальном действии людей, то есть в повседневном взаимодействии индивидов. На основе социального действия выстраивается вся социальная структура. Базис социального действия составляют мотивы людей, направленные на других. Но можем ли мы утверждать, что в социальном действии полноценно проявляется личность человека? Думается, что нет. В чем-то, конечно, она проявляется, но очень ограниченно. Сам Вебер утверждал, что социальными могут быть только поступки людей, имеющие под собой рациональный мотив. В итоге весь комплекс социальных действий приобретает упорядоченную структуру, складывается в социальные практики и институты. Если этого упорядочивания не происходит, то как мы можем говорить о стабильной социальной структуре. Ведь и сам Вебер вынес за скобки поведение людей, детерминированное традиционными и аффективными причинами. Такое решение, безусловно, обеспечивало возможность оперировать только теми поступками людей, которые несли в себе рациональное зерно, следовательно, могли создать упорядоченное образование, следовательно, вели к образованию стабильного общества. Но аффекты ведь тоже часть личности, причем, немало важная.

Таким образом, хотя логика Вебера идет индуктивным путем, в итоге он не смог избежать введения в свою теорию «надличностных» конструкций. Впоследствии именно на теории Вебера вырос мощнейший комплекс структурного функционализма Т. Парсонса, объяснявший социальную действительность через функционирование общественных систем.

На сегодняшний день, по нашему мнению, складывается ситуация, когда стремление к однозначному социологическому описанию какого-либо явления или факта означает нивелирование или полный отказ от личностной составляющей. Современная социология как наука, пытающаяся описать социальную действительность в общих категориях, старательно закрывает глаза на личность человека, в лучшем случае пытается найти некий баланс в духе марксистско-интеракционисткой концепции.

Социология личности сегодня посвящена как раз нахождению тех социальных механизмов персоногенеза, которые полностью бы редуцировали личность к неким социальным показателям. Именно отсюда возникло определение личности как совокупности социальных качеств и черт человека, которое не выдерживает никакой критики.

В истории гуманитарной мысли понятие личности возникает как характеристика индивидуальности человека, его несводимости к неким общим образованиям, в том числе и коллективу. Неслучайно, само слово личность хронологически возникло довольно поздно. Античность так и не смогла преодолеть зависимость человека от социума, понятие личность ей не знакомо, только в Средневековье впервые можно обнаружить стремление человека выделить себя из окружающей действительности. Наилучший пример тому первая в истории автобиография за авторством Аврелия Августина - «Исповедь», где предпринята попытка описания личной судьбы и жизненного пути, независимо от интересов рода, общины или государства.

В дальнейшем личность понималась как раз в этом индивидуальном ключе. Так было и во времена Просвещения, и в Новое время, и в современную эпоху, что особенно ярко выразилось в философии жизни, а затем в экзистенциализме.

Безусловно, личность представляет собой сложнейший предмет для изучения, возможно, самый сложный в гуманитарной мысли, но это не значит, что надо бросить попытки его понять, завуалировав это стремлением описать личность через совокупность каких-то внешних по отношению к ней свойств и качеств человека.

Пока не было удачных попыток создать социологию личности, опираясь на трактовку личности как индивидуального начала, принципиально не сводимого к социальной среде, а подчас и противостоящего ей. Экзистенциализм блестяще описал диалектику личностного становления, внутреннею противоречивость личности, ее противостояние со средой, но при этом анализировал социальную реальность на основе марксистской методологии, социологию личности на основе самой личности он так и не создал.

Стоит задаться вопросом о принципиальной возможности построения социологии личности, идя от личности, а не от общества. Вся логика предыдущих размышлений наталкивает нас на путь, чтобы оставить все как есть. Личностью социолог должен интересоваться только в аспекте ее включения в социальное взаимодействия и на этом ставить точку, ибо более широкое оперирование понятием личности тесно переплетено с психологией, значит, есть опасность выхода за рамки собственно социологической теории. Иными словами, построение социологии личности возможно только по пути от «общества к личности», но не наоборот. Как представляется, обратный путь все же возможен.

С нашей стороны было бы неэтично критиковать существующее положение дел в социологической науке, не предлагая при этом каких-нибудь альтернатив. Задатки альтернативного понимания места личности в социологии есть. На данный момент пока не сформирована целостная теория, но можно наметить ее основные тезисы.

Во-первых, стоит признать, что личность представляет собой образование принципиально не сводимое к социальным ролям и взаимодействиям. Это признавал еще М. Вебер, только он все то, что не сводимо к этим ролям, как уже говорилось, вынес за скобки анализа. Однако человек проявляет себя в социуме с любой стороны, по этой причине нельзя никакие его качества выносить за скобки.

Во-вторых, хотя личность имеет собственную диалектику развития формируется она и развивается под влиянием социальной среды, более того, развитие это возможно только в условиях социума. Наука не знает примеров, когда человек прогрессировал до высокого уровня личностного развития вне социальной системы. Понять личность возможно исключительно при условии ее включенности в социальный универсум.

Здесь стоит сразу пояснить. Общественные отношения выступают в роли катализатора персоногенеза, но сама личность, получив толчок от социума, имеет собственные закономерности развития.

Раз личность так сильно зависит от социальной системы, почему же многое в ее поведении нельзя объяснить социальными закономерностями? Как представляется, важная причина этого заключается в том, что некоторые механизмы персоногенеза противоречат действующим законам социальной среды.

Ключевым явлением для понимания соотношения личности и социума, на наш взгляд, выступает феномен отчуждения. Если конкретизировать самое общее определение этого понятия как противоречие между сущностью и существованием человека, то оно будет означать стесненность личности в рамках общества. Иначе говоря, личность человека принципиально не сможет реализовать себя в рамках господствующих социальных отношений, личность всегда будет более избыточна по отношению к обществу. Отчуждение, как заметил еще К. Маркс, сопровождает человечество на протяжении всей его истории, начиная с родового строя. Но интенсивность его была различной и возрастала пропорционально росту частной собственности и производственных отношений.

Если отчужденность прогрессировала по мере развития социальной организации, то этот факт стоит сопоставить с тем, что личность человека развивалась по практически такой же схеме. По мере совершенствования социальной структуры личность человека прогрессировала. Неудивительно в этом смысле, что сама идеология независимости личности и индивидуализма начала свое развитие только в эпоху Просвещения.

Стоит задаться вопросом, как согласуется взаимосвязь развития личности и отчуждения с тем, что отчужденность выступает как главный ограничитель персоногенеза.

В дальнейших рассуждениях мы будем исходить из того, что личность человека по сути своей есть выделение индивида из социальной среды, некоторое обособление человека от окружающих, осознание своей уникальности, а также совокупность механизмов по отстаиванию этой уникальности. Но, как известно, любое отличие познается в сопоставлении. Человеку необходим социум, чтобы осознать свое отличие от него. Отчужденность в данном случае можно понимать как специфический механизм обособления индивида.

Традиционно отчуждение рассматривалось исключительно в качестве негативного фактора для персоногенеза, но, как представляется, это лишь одна сторона медали. Отчуждение способно до определенного предела развивать личность человека. Происходит это развитие путем включения человека в социальные связи, социализацию, прививание ему жизненно необходимых для существования стандартов и правил общественного поведения. Ограничивает же отчужденность развитие личности тем, что на определенном этапе личность становится избыточной по отношению к общественным стандартам поведения и жизни, а отчуждение уже не может предложить ничего больше.

Все то, что нам на сегодняшний день известно о личности как таковой есть продукт отчуждения человека. Отчуждение развивает личность, но это не единственный вариант личностного прогресса, как стоит полагать. Отчуждение противопоставляет личностное существование и личностную сущность потому, что ставит для развития личности рамки, которые необходимы, которые несут положительные последствия, но все же являются ограничителями.

Современная структура личности человека является продуктом векового существования частной собственности и общества, основанного на принципе производства. Возникновение личности на определенном этапе социогенеза выступило способом адаптации человека к условиям социального существования, в которых главным стал не человек, а продукт. В архаичный период в личности не было необходимости, человек полностью идентифицировал себя с родом. Недаром в Древней Греции самым страшным наказанием была отнюдь не смертная казнь, а изгнание из полиса.

Производственные отношения разрушили родовую организацию, человеку ничего не оставалось, как найти основания для себя уже не в роде, а в самом себе. Сейчас трудно сказать, как бы развивалась личность человека, если бы общественное развитие пошло по-другому. Однозначно можно утверждать, что личность человека ни в коей мере не ограничивается набором социальных ролей, не определяется через усвоенные социальные стандарты, она всегда избыточна по отношению к общественной системе, хотя последняя играет определяющую роль в отношении ее формирования. Но как цветок, вырастая из горшка, который, безусловно, необходим для его роста, требует пересадки, так и личность по мере развития «вырастает» из рамок статусно-ролевой системы.

В этой связи представляется неправильным ограничивать социологию личности исключительно нахождением закономерностей личностного развития, определяемыми социальной средой. Предмет исследования должен быть шире. Личность человека есть образование социальное, это признают многие исследователи. Изучать личность в отрыве от той среды, в которой она формировалась и существует, было бы ошибкой, что признается рядом авторитетных школ от интеракционизма до фрейдизма. Но нельзя все влияние социума сводить к констатации проекционных зависимостей между личностью и социальной структурой. Личность, как кривое зеркало, способно вобрать в себе заданную модель интеракции и переделать ее в другом виде.

Существует множество примеров, где личность человека проявляет себя в ином качестве, нежели в рамках общественной среды. Духовная коммуникация, толерантная группа, искренняя любовь, дружба, страсти – все это примеры взаимодействия между людьми, где личность есть, но нет той повседневной системы социальных отношений, основанной на принципе производства и социально-ролевом элементе. В Т-группе человек реализует свое «Я», а не выполняет социально заданный стандарт поведения. Позволяет ли нам такой нехитрый набор фактов и логика приведенных рассуждений говорить о том, что есть некий иной способ социальной организации, в котором человек будет не средством, а целью? Есть ли некая иная форма социальности, имеющая в основе своей не функциональное объединение людей как носителей социальных ролей? Вопрос, конечно, спорный. Но, по мысли автора, на него стоит ответить утвердительно.

Возможно, что человек не знает иной формы единства и солидарности больших групп, кроме как функционального объединения людей. По крайней мере, вся история развития человечества подтверждает этот тезис. Но также возможно, что формы социального взаимодействия отнюдь не ограничивается господством производственного принципа.

Современная социология все больше внимания сосредотачивает на малых группах и различных формах межличностного взаимодействия. И стоит учитывать, что данная область социального мира вовсе не является уменьшенной копией общественных макросистем. В ней действуют свои специфические закономерности, которые во многом, на наш взгляд, принципиально отличаются от законов социального макроуровня.

Многие из этих законов напрямую взаимосвязаны с диалектикой персоногенеза. Именно на уровне межличностного общения, пусть не повсеместно, наиболее полно проявляет себя человеческая личность, которая, как было сказано, не сводима к действующим социальным нормам. Учет личности как свободно действующего элемента межличностного уровня социальных отношений необходим для полного и адекватного понимания процессов, происходящих на самом элементарном уровне общественного бытия.
Социология личности как теория «среднего уровня» должна принимать во внимания перечисленные факторы и закономерности. Следует выстраивать логику рассуждений не только на основе общественного примата над личностью человека, предзаданности индивидуального поведения. Но и учитывать возможность того, что свободная личность вполне может сама определять форму и характер социального взаимодействия.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008