Культурология. Статьи Опции

[Александр Вакуров]

Культрологические статьи


ЗНАЧЕНИЕ СМЕХА В КУЛЬТУРЕ

Редкозубова О.С.

.: Дата публикации 02-Декабря-2008 :: Просмотров: 517 :: Распечатать данную статью :: Распечатать все статьи:.

Редкозубова Ольга Сергеевна
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина

Аннотация: в статье рассматривается значимость и функциональные особенности смеха в культуре и смеховой культуры, представленную в обрядово-зрелищных формах, словесных произведениях и фамильярной речи.

Ключевые слова: смех, смеховая культура, обыденность, фамильярность, студент.

Необходимость изучения многообразных форм человеческой жизнедеятельности делает важными исследования форм проявления смеха в ней. Следуя традициям ее изучения М.М. Бахтиным, отметим, что он представлял смеховую культуру как сплав трех составляющих: обрядово-зрелищных форм, словесных произведений и фамильярной речи, противостоящих официальной идеологии эпохи; все эти составляющие, по сути, представляют собой особые формы хранения и передачи информации о социокультурных ценностях.

Одновременно с этим, смех можно рассматривать как понимание того, каким образом можно решить данную проблему и найти выход из ситуации. То есть, смех есть реакция на проблему, легко разрешимую и не представляющую непреодолимой опасности. В студенческой жизни это часто встречается: студенты, пытаясь скрыть свою неготовность к занятиям, прибегают к смешным ситуациям, анекдотам и просто выходят из неловких и каверзных ситуации посредством смеха.

В силу этого особые свойства человека, обладающего пониманием, значительно больше, чем знания, это природные свойства личности, наделенной чувством юмора. Известно, что можно знать шутку, но не понимать ее: в силу этого, в основе смеха лежит нечто большее, чем только знание. Смех, таким образом, должен определяться через принципиально иную категорию, которой, собственно, и является категория понимания.

Многочисленные исследования смеха демонстрирует принадлежность его к ряду исторически выработанных и регламентированных форм социального действия, представляющих свои мировоззренческие ориентиры и культурные ценности. Это положение дает основания для выделения особой смеховой культуры, т.е. части общечеловеческой культуры, рассматривающей действительность сквозь призму смеха и комического.

Понимание является творческим процессом - приращение нового знания предполагает созидательную работу мышления, рефлексию и планирование, умение найти нечто общее в разнородных явлениях. На том же принципе основан и смех - единство процессов остроумия и творчества.

Важной характеристикой смехового понимания является биологичность. Михаил Бахтин говорит о понимании как о сочетании двух сознаний. При этом всякий объект познания проявляется как нечто персонифицированное: «Мертвая вещь в пределе не существует, это - абстрактный элемент (условный); всякое целое (природа и ее явления, отнесенные к целому) в какой-то мере личностно». Собственно в этой диалогичности понимания и коренится общепринятый тезис, согласно которому можно смеяться только над человеком и человеческим; смех существует только в диалоге личностей.

Понять адекватно любой культурный текст (в широком значении) - значит понять его контекст - исторический, религиозный, моральный, политический, научный и т.д. Ученый В.В. Ильин пишет, что понимание «связано с таким приобщением к смыслам человеческой деятельности, когда сознание начинает резонировать в вещах, а вещи выступают как вещание, раскрывая свой смысловой потенциал, удостоверяемый культурно-историческим, социальным опытом». Именно поэтому, хотя юмор и является общим достоянием человечества, его специфические проявления, например, национальные или профессиональные невозможно понять без предпонимания социальных и культурных смыслов, на которых он основан. Трудно понять студенческий юмор, ни живя и ни вращаясь в университетской жизни.

На основании всего можно сделать вывод о том, что смех является специфическим выражением понимания.

В условиях формирования информационного общества актуальной исследовательской проблемой становится вопрос о сущности, механизмах, возможностях и пределах взаимопонимания. Чрезвычайно важны эти позиции в студенческой среде. Смех и смеховая культура, прежде всего - коллективное понятие и занятие, в которую они (студенты) включаются при всяком удобном случае; по своей природе смеховая культура является ярко выраженным социокультурным явлением, выполняющим коммуникативную функцию. Коммуникация в студенческой среде чрезвычайно насыщенная. Так как молодежный возраст – это возраст общения, новых знакомств, обретение друзей и различных эмоций.

Цель студенческого взаимодействия - взаимопонимание, единые и согласованные действия всех членов общества. Для человека, включенного в общий процесс достижения цели, смех будет символом приятия и единения; для того, кто невольно тормозит этот процесс, ввиду чрезмерной педантичности, глупости и т.д., смех будет выражением неприятия и своеобразной, но действенной попыткой перевоспитания.

Смех и его разнообразные виды, как в условиях различных культур, так и в рамках одной культуры или социума несут некоторую информацию, сопровождаются определенными знаками, имеющими значения и смыслы, которые расшифровываются и принимаются или отвергаются окружающими. Это дает основание говорить о смехе как коммуникативном процессе, в ходе которого устанавливается (или не устанавливается) взаимопонимание между субъектами коммуникации.

Анекдот, остроту, шутку и т.п., что вызывает смех или улыбку, можно назвать объектом смеха. Коммуникантов, участвующих в смеховом процессе, т.е. шутников, пытающихся вызвать смех, и их слушателей, принимающих или не принимающих шутки, – субъектами смеха. В некоторых случаях объект и один из субъектов смеха могут совпадать, например, клоун, пытающийся вызвать смех над собой. Между субъектами смеха устанавливаются отношения понимания (взаимопонимания), когда они включены в единое смысловое поле, позволяющее им примерно одинаково истолковать заложенный в объекте смеха или приписанный ему смысл. Поскольку понимание всегда субъективно, ибо определяется индивидуальным полем смыслов, не вполне совпадающим с общим смысловым полем, возможна множественность и даже альтернативность пониманий как следствие осмысления объекта смеха различным образом, в частности, в различных социокультурных традициях, нравственных нормах, идеологических клише и т.д. Поэтому рискнем утверждать, что понимание объекта смеха всегда имеет место, поскольку субъект всегда приписывает той или иной смысл объекту смеха.

Объект смеха, сам смех и его характер определяются в целом социально-культурными условиями, задающими некоторое смысловое поле, в рамках которого осуществляется понимание объекта смеха.

Одно и то же явление может быть очень смешным в одной культурной эпохе и не быть таковым – в другой. Нынешние читатели очень удивляются, узнавая, что современники Пушкина весело смеялись над фразой в "Евгении Онегине": "На кляче тощей и косматой сидит форейтор бородатый", и приходится долго растолковывать, что же здесь смешного, кто такой форейтор и почему он был бородатым, хотя таковым быть не должен (расписать, в чем дело) В различных социальных группах или разных социально-исторических условиях также имеют место неодинаковые смеховые реакции на объект смеха, а порой выявляются различные, в том числе не смешные, уровни понимания смешной ситуации. Примером может служить типичный образ студента, который пришел на зачет или экзамен не подготовленным. Свое незнание студент может вуалировать эпатажной одеждой, видимостью тяжелой болезни, страдальческим рассказом о чрезвычайно бедственном положении семьи и мн. др. В том случае, если он проведет экзаменатора своими экзерсисами, то в поле зрения смеха попадает именно последний, а удачливый «ловкий» студент приобретает ореол «ловкача», который «обвел» его «вокруг пальца».

После этого, студент может смеяться в одиночестве, вспомнив выигрышную для себя ситуацию, или прочитав анекдот, или увидев некий другой объект смеха. Однако и в этом случае налицо коммуникация и процесс понимания и взаимопонимания по поводу объекта смеха. Во-первых, смысловое поле студента сформировалось под влиянием общепринятых смыслов и продолжает испытывать их воздействие. Во-вторых, в объект смеха, например, в прочитанный анекдот, заложен некоторый смысл его создателем. В-третьих, студент, приписав определенный смысл воспринимаемому объекту смеха, понял его. В-четвертых, в случае совпадения приписанных объекту смеха смыслов достигается взаимопонимание, хотя один из субъектов ( мы говорим о студенте)может находиться в другом месте.

История исследования конкретных критериев смеха, смеховой культуры, внутренних компонентов внутри ее, длительны и различны. Так, конкретные измерения, согласно которым сфера смешного раздваивалась, были: радость и торжество у бороро, целенаправленность и бесцельность у Аристофана, наличие или отсутствие вкуса у Цицерона. Смех, тесно связанный с биологической природой человека (вульгарной и беспричинной телесной радостью, обжорством, пьянством, распутством) противостоял смеху культурному: цивилизованному, целенаправленному, отточенному и разумному.

Сама сущность смешного, и собственно, смех есть реакция на что-то, победа над неким состоянием, что имеет древнюю дочеловеческую эмоционально-аффективную природу. В большинстве случаев это реакция на страх, где сам смех раздается как завершение состояния страха (все просто, а я боялся – (смех). Такая реакция присутствует во всех культурах и рассматривается как психофизиологическая его константа. Смех впервые раздается над поверженным врагом: это символ победы не только над противником, но и над страхом за свою жизнь. Этот победный смех является сигналом для членов племени, показывающим, что опасность миновала. Важно также отметить, что смех, прежде всего, является компенсацией именно ощущения страха - как индивидуального, так и коллективного; неслучайно смех часто звучит как реакция на отступивший страх.

На подобном принципе основана эффективность смеха в разрешении межличностных конфликтов; при этом смеховая разрядка часто играет первостепенную роль в преодолении кризисных ситуаций. Ролевые конфликты, особенно возникающие внутри семьи, создают напряженность. Шутка может помочь нам дать выход своим чувствам.

В первобытном обществе и, отчасти, в средневековом и ренессансном карнавале смех играл важную рекреативную роль: человек отдыхал от забот и проблем, от давления общественных норм, традиций и регламентации. Ритуалы и обряды существовали, в большей части, в особом, праздничном времени, четко отграниченном от времени трудового. Досуговый характер обрядов позволял отвлечься от каждодневных трудов, дать отдых, как телу, так и рассудку. Важнейшим из механизмов праздничной релаксации являлся смех. Подобная функция заложена уже в физиобиологических его основах - смех стимулирует выделение организмом эндорфинов, которые обладают специфическими наркотическими свойствами, притупляющими ощущения физической и духовной боли". Компенсация в данном случае выполняет защитную роль: не случайно то, что смех с успехом применяется в лечении, а также при оказании психологической помощи тяжело или неизлечимо больным людям. Защитную роль выполняет и черный юмор, связывающий смех и смерть: появившиеся несколько десятилетий назад шутки, связанные со СПИДом и взрывом в Чернобыле, в последние годы - с терроризмом, при всей их этической нежелательности психологически оправданы - они помогают справиться с угрозами и фобиями современного мира для налаживания нормальной каждодневной жизни.

На празднике часто звучит «беспричинный смех» - это ликующий смех человеческого здоровья, переполненности жизненными силами, радости существования, характерный, прежде всего, для детского мировосприятия или юности, наполненной новыми, сильными чувствами. Смысл и эмпирические причины такого смеха действительно трудно найти и строго классифицировать. «Подобно тому, как стоном человек привязывается к настоящей секунде своего страждущего тела (и он целиком за пределами прошлого и будущего), так и в этом экстатическом смехе человек свободен от воспоминаний и даже от желания, ибо обращает свой крик к настоящему мгновению мира и ничего другого знать не хочет», - пишет Милан Кундера . Тем не менее, можно сказать, что этот смех не эгоистичен, а диалогичен; эта «невыносимая легкость бытия» является способом отношения к миру как к Ты, способом, рождающим чувство всеобъемлющего понимания реальности во всей ее целостности. Очень часто именно такой – беспричинный смех – смех праздника и радости транспонируется в совместный, коллективный смех, который является совершенно особым уровнем смеха. Реакция каждого отдельного члена группы может вызываться разными комическими причинами, но общий смех подразумевает новый, социальный уровень понимания - взаимопонимание, являющееся признаком сплочения коллектива, дружеского участия и неформального равенства.

Смех, сам по себе, является оценочным сообщением, направленным на достижение определенного эффекта. Информация, передаваемая смехом, обозначает, как правило, негативную оценку объекта с точки зрения его соответствия социальным нормам. Смеховая информация проходит обратный путь от субъекта к объекту; при этом объект, в большей или меньшей степени, меняется под ее воздействием, направляя свое поведение в социально приемлемое русло.

Смеховая коммуникация всегда обнаруживает внутреннее устремление к увеличению числа участников: она отличается неполнотой и незавершенностью далее в диалоге двух субъектов. Помимо двух диалогических субъектов - того, кто высмеивает, и того, кого высмеивают, смех подразумевает и третью позицию - слушателя (слушателей). При этом смех проявляется тем ярче, чем больше людей вовлечены в сферу его воздействия: именно поэтому он так заразителен. Таким образом, смех изначально требует социального пространства. Смех может выступать также как определенная эмоциональная разрядка, отдых и защита от забот и проблем повседневной жизни, «предохранительный клапан» для асоциальных желаний.

Смеясь, человек и общество познают мир, преодолевая ложь, заблуждения и глупость и приближаясь к пониманию истины. Смех с этой точки зрения является формой познания. Иными словами, комическое можно рассматривать как специфический вид духовной деятельности человека и общества по постижению явлений окружающего мира, а, в конечном счете, и по созданию значимого мировоззренческого целого.

Особое значение смех приобретает в обыденном познании, обнажая, прежде всего, заблуждения, иллюзии, косность и догматизм в индивидуальной и общественной жизни - достаточно четко эти тенденции проанализированы различными теоретиками комического, прежде всего, Анри Бергсоном. В художественном познании область смеха значительно расширяется за счет свободного творчества художника, что расширяет и социальный опыт человечества, формируемый, в том числе комедиями, сатирой и другими художественными и близкими к художественным формами смеховой культуры.

Смех пронизывает различные сферы общественной жизни, однако в наибольшей степени он себя проявляет в сфере нравственных отношений. Это положение обусловлено рядом различных факторов. Прежде всего, смех, как и мораль, включен, прямо или косвенно, в процесс социальной коммуникации. При этом коммуникация - человека с человеком, группы с группой, личности и коллектива - опосредована общественной оценкой с позиции действующих норм. Смех также предполагает оценку сущего с точки зрения должного. И, наконец, смех, как и нравственные нормы, опирается на неофициальные санкции - прежде всего, на реакцию других и общественное мнение.

Подводя итоги, можно сделать следующий вывод, что значение смеха и смеховой культуры проходит определенные этапы и на каждом этапе формирует свое значение и влияние на культуру. На ранних этапах развития общества формируются базовые коммуникативная и игровая функции смеха. Первоначально смех служит сигналом для всего племени, указывающим на отсутствие опасности. Позже, с развитием досугово-обрядовых форм, смех, отчасти сохраняя первоначальное значение, превращается в символ праздника -временного завершения тяжелого труда и борьбы за выживание. Праздничная коммуникация, выраженная, прежде всего, коллективным осмеянием, таким образом, способствует достижению социальной общности. С коммуникационной функцией тесно связана игровая функция. Являясь частью игрового общения, смех, подобно последней, удовлетворяет ряд определенных социальных потребностей, способствуя консолидации.

Литература
1. Аверинцев С.С. Бахтин, смех, христианская культура. // М.М.Бахтин как философ. - М.: ИФ РАН, 1992, - С. 7 - 19.
2. Бахтин М.М. Автор и герой. - СПб.: Азбука, 2000. - 336 с.
3. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. - М.: Художественная литература, 1986.-543 с.
4. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Советский писатель, 1963.-364 с.
5. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - М.: Художественная литература, 1990. - 543 с.
6. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979. - 424 с.
7. Бергсон А. Смех. - М.: Искусство, 1992. - 127 с.
8. Гусев С.С, Тульчинский Г.Л. Проблема понимания в философии. — М.: Политиздат, 1985. - 192 с.
9. Дмитриев А.В. Социология юмора. - М.: Издательство РАН, 1996. - 214 с.
10. Ильин В.В. Философия: Социальная философия, аксиология, философия истории. - М.: Академический проект, 1999. - 386 с.
11. Карасев Л.В. Философия смеха. - М.: РГГУ, 1996. - 224 с.

[Александр Вакуров]

ФЕМИНИЗМ В ИСТОРИИ ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ МЫСЛИ ПРАВОВОЙ СТАТУС ЖЕНЩИНЫ В ДРЕВНЕМ МИРЕ


http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=561



Крыкова И.В.


.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::



Крыкова Ирина Викторовна,
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина

Аннотация. В статье анализируется проблема становления и развития правового статуса женщин, начиная с истоков ее зарождения и до принятия христианства. Автор уделяет особое внимание регламентации семейно-бытовых, имущественных отношений с участием женщин, а также степень их вовлеченности в общественную сферу.

Ключевые слова: мужчина, женщина, жена, права женщин.

Феминизм как борьба за достижение юридического равноправия полов, по мнению большинства исследователей, возник на рубеже XVIII – XIX веков. Равенство мужчин и женщин – это вопрос равенства человеческого существования. Вместе с тем, принятие прав женщин долгие века отставало от признания прав мужчин. Истоки социальной дискриминации женщин следует искать в глубокой древности. Без анализа правового положения женщин в ранние периоды истории, на наш взгляд, трудно представить целостную концепцию развития феминизма как общественно-политического движения за гражданские права женщин.

Как считают большинство исследователей, совершенно разные условия существования мужчин и женщин определило первичное разделение труда. Оно, как отмечает С.Г. Айвазова, утвердило за мужчинами «право на «внешнюю» деятельность, на освоение мира и господство над ним», а за женщинами – «право на рождение и воспитание детей, на обустройство дома и быта». [2, с. 12]. Однако и здесь, в доме женщины оказались подчинены мужскому авторитету. Мужчина, таким образом, выполнял роль субъекта истории, а женщина становилась объектом мужской власти. Вопрос о разделении труда, поставившем женщин в неравное, зависимое положение от мужчин, можно отнести к одному из самых спорных и загадочных в истории, и ответ на него, по мнению С.Г. Айвазовой, следует искать уже в первобытной эпохе – времени, когда и происходил этот процесс.

Современная наука не обладает точными данными о характере гендерного взаимодействия в самом далеком прошлом. Одни исследователи считают, что период каменного века (50-20 тыс. лет назад) был гендерно нейтральным, то есть «взаимоотношения между мужчинами и женщинами не имели в ту пору общественной значимости». [5, с. 17]. Другие полагают, что на раннем этапе истории человечества царил матриархат (от лат. мater - мать + греч. аrche – власть) - гипотетическая форма общественного устройства на ранних этапах развития первобытно-общинного строя, характеризующаяся доминирующей ролью женщины в семье, хозяйстве, общественной жизни. [11]. При этом счет родства и наследование ведется по материнской линии. Швейцарский ученый И.Я. Бахофен впервые выделил период матриархата и ввёл термин гинекократия (от греч. gyne, - женщина и kratos – власть) для обозначения этой предполагавшейся им универсальной стадии в истории человечества. Теория И.Я. Бахофена получила своеобразное продолжение в трудах американского этнографа и археолога Л.Г. Моргана, а также немецкого философа Ф. Энгельса. Поскольку этнология, археология и антропология так и не предоставили валидных доказательств существования матриархата, к 70-м годам ХХ века большинство антропологов пришли к выводу о том, что матриархат – это миф, выдуманный И.Я. Бахофеном.

Американская феминистка антрополог Риан Айслер утверждает, что матриархат в действительности предполагал партнерские отношения между женщинами и мужчинами, которые были разрушены с появлением «технологий войны», утвердивших превосходство грубой силы. [5, с. 17].

В пользу вероятности существования матриархата, по мнению ряда исследователей, говорят археологические данные, полученные в ходе раскопок самых ранних захоронений человека, свидетельствующих о равном статусе погребенных вне зависимости от их принадлежности к полу; древние мифы о господстве женщин; материалы, позволяющие интерпретацию существования женских божеств - глав пантеона, правительниц племен и государств и т.д. [5, с. 17-18].

Третья точка зрения на этот вопрос обосновывает суждение, согласно которому история человечества изначально складывалась как история мужского доминирования. Такое господство мужчин над женщинами принято обозначать понятием «патриархат».

По мнению С.Г. Айвазовой, не смотря на то, что ни одна из вышеприведенных точек зрения на характер гендерных отношений в доисторический период не получила окончательного признания, очевидным является другое: с появлением традиционного общества (т.е. приблизительно 7-5 тыс. лет тому назад) «патриархат стал узаконенной системой отношений между мужчинами и женщинами». [5, с. 19]

Следует отметить, что отношения власти между полами хорошо иллюстрируют нормы языка. Известно, что слова «мужчина» и «человек» во многих европейских языках совпадают (например, man в английском и l’homme – во французском), а понятие «женщина» подразумевает лишь значение «жена». [7, с. 23].

Проявление социальной дискриминации по признаку пола можно проследить уже в тот момент, когда рождается ребенок. В традиционном обществе предпочтение всегда отдавалось рождению сына. Так, например, в Древней Греции при рождении сына счастливые родители украшали дверь оливковыми ветвями. В древнем Иерусалиме бегали по улицам и провозглашали во всеуслышание: ”У нас родился сын!” [10]. О нем мечтали все женщины, его желали все мужчины: сына, наследника, который примет нажитое трудом состояние семьи и достойно его приумножит. Если же рождалась дочь, в этом чаще всего винили только женщину. В Аравийской пустыне с древних времен существовал обычай вырывать перед каждыми родами яму в песке, над которой мать рожала, сидя на корточках. Если ребенок, падавший в яму, был “всего лишь” девочкой, отец тотчас решал, засыпать ли над ней яму или, если девочек в племени не хватало, позволить ей жить. Нередко новорожденных девочек приносили в жертву божествам.

Когда дочь достигала “опасного” возраста - возраста половой зрелости, её чаще всего запирали под замок, отгородив от мира мужчин. Во многих древних цивилизациях можно встретить описания табу, окружавших девочку в момент первой менструации. Английский этнолог Дж.Дж. Фрэзер сообщает, что у некоторых народов девушки при наступлении первой менструации удалялась в маленькую, расположенную на отшибе хижину, где должны были жить в строжайшем затворничестве, которое в зависимости от местных обычаев могло продолжаться от нескольких дней до года. [10]. Все это время девочки считались «нечистыми», а значит «опасными для общества». Следует отметить, что женской менструации в древние времена часто приписывались губительные свойства (например, считалось, что «нечистая» женщина способна превратить вино в уксус, из-за неё молоко скисает, гибнет урожай, рвутся струны на арфах и т.д.). [2, с. 13].

В традиционном обществе женщина зачастую была обречена навсегда оставаться несовершеннолетней в гражданской жизни. В Древней Индии, согласно законам Ману, женщине в детстве полагалось быть под властью отца, в молодости – мужа, после его смерти – под властью сыновей, ибо «женщина никогда не пригодна для самостоятельности». [4, с. 51-52]. В Древнем Риме над женщинами устанавливалась постоянная опека, которая не зависела от наступления совершеннолетия. Обязательность наличия опекуна при женщине определялась, во-первых, общим ограниченным публично-правовым статусом лиц женского пола, во-вторых, считалась необходимой “в силу присущего женщине легкомыслия”. [9].

В большинстве случаев на начальных этапах традиционного общества, как полагают историки, «жена была рабой мужчины – главы семьи, который владел женщиной на правах частной собственности и мог поступать с нею так же, как он поступал с любой принадлежащей ему вещью». [5, с. 21]. Так, например, согласно своду законов Хаммурапи муж мог одолжить жену как рабочую силу другому, мог заложить жену и детей, если испытывал затруднения. За непослушание, лень, отказ от исполнения супружеских обязанностей супруг мог «побить свою жену, отрезать ей нос, выжечь на лбу рабское клеймо или прогнать ее, мог проткнуть ей уши у позорного столба». [10]. В Древнем Китае после замужества женщина становилась служанкой мужа и его родителей. Отец считался «представителем императора» в доме, и любое нарушение домашних устоев рассматривалось как нарушение устоев государства. От женщины не требовалось выделяться умом или талантами; лучшими женскими качествами считались робость, сдержанность и умение приспосабливаться к характеру мужа.

На Востоке кроме законной жены мужчина мог иметь побочную жену или несколько наложниц (особенно в случае бесплодия жены). В Древнем Китае их называли «вторая жена», «третья жена» и т.д. У евреев библейской эпохи было принято многоженство, при этом под страхом суровых наказаний требовалось, чтобы невеста была отдана супругу девственницей. В Греции закон предписывал мужчине строгую моногамию, но в его распоряжении были все служанки, рабыни, а вне дома он мог иметь сколько угодно подруг. При этом высшей формой любви признавалась любовь мужчины к мужчине (в Древней Греции гомосексуализм получил широкое распространение и, по мнению некоторых исследователей, был в какой-то степени эстетизирован). В Древнем Риме женщина после свадьбы переходила «в руку» к супругу. Ее внутрисемейный статус был подчиненным: она приравнивалась как бы к дочери, а муж приобретал над нею власть домовладыки. [9]

В большинстве древних цивилизаций женщина была бесправной во всех отношениях. Согласно законам Хаммурапи она не могла ни заключать договоров, ни ставить свою подпись - все только через опекуна. В древние времена, как правило, женщина не имела права собственности на имущество и была ограничена, а в некоторых странах (например, в Вавилоне) и вовсе лишена прав наследования. В Древнем Риме имущественные отношения супругов различались в зависимости от формы заключения брака по римскому праву: либо все имущество жены переходило к мужу, либо действовал принцип раздельности имуществ супругов. Женщины обладали ограниченной завещательной способностью (требовалось согласие опекуна; в более позднем римском праве женщины стали обладать почти совершенной свободой завещания в отношении лично ей принадлежавшего имущества). Женщина не могла предстать перед судом ни как истица, ни как свидетельница «вследствие непостоянства женского ума». [4, с. 51-52]

Как правило, женщины не могли требовать развода, таким правом чаще всего обладал только муж. В Древнем Китае муж мог разойтись без бракоразводного процесса, если жена «не оправдала надежд предков», т.е. была непослушна его родителям, бесплодна, распутна, болтлива и т.д. [4, с. 69-70]. Согласно Талмуду, муж мог развестись с женой, если она просто разбила блюдо в его доме, или если муж найдет более красивую жену. В Древней Греции развод также был свободен. Муж мог в любое время отослать жену из своего дома (правда, в этом случае он обязан был вернуть ей приданое, если только развод не был вызван изменой жены). Римский брак допускал развод супругов (в христианскую эпоху развод постепенно был запрещен). Расторжение брака сопровождалось выяснением причин развода, и виновная сторона несла имущественные санкции в виде потери своего добрачного имущества или штрафов.

Во всех без исключения традиционных обществах женщине предписывается строгое целомудрие. Супружеская неверность жены рассматривалась как величайшее предательство, за которое жена подвергалась страшным карам, вплоть до смертной казни. Согласно древнееврейскому обычаю, женщину за измену следовало побить камнями. В Древнем Риме прелюбодеяние жены могло караться домашней саморасправой, на которую имели право муж и отец жены. Её могли забить камнями, бросить в цирке на растерзание зверям.

Одна из проблем, встающих во всех обществах, где женщина находится под опекой, — это положение вдов. На Востоке в древние времена существовал обычай левирата, т.е. если женщина теряла мужа, то чаще всего её должен был взять в жены деверь или другой родственник мужа. Наиболее радикальным решением было заклание вдов над могилой супруга. В Древней Индии с давних времен существовал обычай сати (в переводе с санскрита означает «преданная жена») - самосожжение вдов, отменённый под влиянием женских организаций лишь в 1829 году.

Однако были в Древнем мире и исключения. В Древнем Египте женщины пользовались большей свободой, чем в других странах Востока. Они могли заниматься торговлей, получать профессию (например, ткачихи). Женщины могли присутствовать на праздниках. В Древнем Египте предки определялись по женской линии, и родословную всегда составляла мать семейства (её называли «небет пер» - «хозяйка дома»). [8, с. 54]. Традиции не запрещали женщине представлять государственные интересы. Известны несколько случаев в истории Египта, когда женщины становились фараонами (самой известной из них была царица Хатшепсут). Женщины могли владеть имуществом и распоряжаться им по своему усмотрению. Мужчина и женщина были равны перед законом. Женщины имели право подавать исковые заявления в суд и самостоятельно отстаивать там свои интересы. При заключении брака состоятельные египтяне заключали брачный договор, в котором оговаривали имущественные права сторон. Допускался развод, после которого женщина сохраняла право на повторное замужество. Обычно египтянин имел только одну жену; фараоны и знатные вельможи могли позволить себе нескольких жен и, кроме того, содержали наложниц, социальный статус которых был настолько высоким, что их дети могли наследовать царский престол.

Мир женщины в традиционном обществе был ограничен домом и семьей. Почти всегда после свадьбы жена переселяется в дом супруга — уже одного этого достаточно, чтобы продемонстрировать мужское превосходство. Например, согласно римскому праву, жена не могла жить одна, она была обязана следовать месту жительства своего мужа. Муж имел право заставить жену жить в своем доме, прибегнув для этого или к насильственным действиям, или к помощи властей.

В древние времена у многих народов для всех девушек и женщин, независимо от возраста, существовали особые женские покои, которые для надежности охранялись и закрывались на засов (в некоторых странах в женской части дома не было даже окон). В Древней Греции зажиточный грек-горожанин проводил большую часть времени вне дома, дискутировал на улицах и в общественных местах. Женщина должна была, напротив, жить замкнуто в т.н. гинекеях (от греч. gynaikeios — женский, gyne — женщина) - женской половине в задней части дома. Исключением была Спарта – единственный город, где женщина считалась почти равной мужчине.

Зачастую женщине не позволялось переступать дверной порог и одной выходить на улицу. У евреев библейской эпохи женщина не могла выйти на улицу без покрывала. Девушки из богатых и благородных семейств, выраставшие в замкнутом пространстве, учились выполнять повседневную домашнюю работу - готовить еду, прясть, ткать и шить, но больше ничему. Для представителей нижних слоев населения к этому объему домашних работ добавлялись еще помощь мужу в поле и ремесле. Все воспитание готовило их только к роли будущих жен. Они должны были оставаться целомудренными и, по существу, невежественными, довольствоваться лишь самыми ограниченными знаниями, проявлять покорность по отношению к родителям и супругу, выполнять религиозные предписания. [10].

В общественной жизни женщины, как правило, не участвовали или их участие играло второстепенную роль. В Древней Греции на массовые мероприятия, за исключением религиозных церемоний, женщину не пускали (например, всем женщинам под страхом смертной казни запрещалось присутствовать на Олимпийских играх). Только в эпоху эллинизма самостоятельность греческих женщин несколько выросла, они стали более активно получать образование, приобретать профессию.

Юридический статус римской женщины (mater familias, мать семейства, matrona) был выше, чем у греческой женщины. Как отмечает С. де Бовуар, «римлянка гораздо активнее вовлекается в общественную жизнь; дома она занимает атриум — центральное помещение жилища, а не отправляется в гинекей подальше от посторонних глаз», она «присутствует на трапезах, на празднествах, ходит в театр», «матрону называют domina (госпожа)». [3] Иногда они играют видную роль в истории: легендарные сабинянки, спасшие Рим, Лукреция, чьё самоубийство послужило поводом к изгнанию этрусских царей и др. Особым почетом в Древнем Риме пользовались весталки – жрицы богини Весты, поддерживающие в её храме вечный огонь как символ нерушимости государства. Весталки должны были хранить целомудрие, при нарушении этого обычая их заживо закапывали в землю или замуровывали. Весталки могли владеть имуществом, могли смягчить вынесенный приговор, к ним прислушивались даже императоры.

Несмотря на практически полную изолированность женщин из общественной жизни, потребность в их обществе была велика, так как именно женщина являлась главной носительницей высшего начала, перед которым преклонялся мужчина (особенно, грек или римлянин) – красоты в её высшей, законченной форме. Поэтому говоря о древней женщине как о свободной представительнице общества, зачастую приходится иметь в виду только гетер (от греч. — подруга, спутница) — образованных женщин, ведущих свободный и независимый образ жизни. Социальный статус гетер был достаточно высок, некоторые из них оставили свой след в истории античной литературы, искусства, философии и политики (например, Таис Афинская — возлюбленная Александра Македонского, Аспазия – жена и правая рука правителя Афин Перикла и др.).

Следует отметить, что во всех странах с древних времен одним из следствий порабощения «честной женщины» семьей являлось наличие проституции. Среди многих первобытных народов была распространена т.н. патриархальная (гостеприимная) проституция (обычай, когда хозяин предлагал свою жену или дочь гостю). Широко распространена в древние времена (особенно в Индии, Вавилоне, Древней Греции) была храмовая или священная проституция. Но чаще всего священная проституция переходила в проституцию законную, поскольку духовенство видело в подобной торговле средство наживы. В античные времена существовали публичные дома (в Древней Греции их называли диктерионы). Римлянке, желавшей заниматься проституцией, выдавалась licentia stupri (буквально «разрешение глупости»), причем она лишалась правовой и имущественной дееспособности.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что социальная практика дискриминации женщин зародилась давно и репродуцировалась веками, а возникшие во времена первичного разделения труда общества были патриархальными и строились на основе гендерной иерархии. С момента возникновения традиционного общества отношения между мужчинами и женщинами выступали как субъектно-объектные и были статусно неравными.

Брак в древние времена чаще всего представлял собой имущественную сделку, в результате которой жена становилась собственностью мужа. Поскольку она — собственность мужчины, как раб, скотина или вещь, он может иметь нескольких жен (а в случае моногамии – подруг, наложниц и т.д.); муж может разводиться с женами по собственной прихоти — общество не дает женщинам практически никаких гарантий.

Даже в те короткие периоды, когда женщина занимала относительно высокое социальное положение, будь то в Греции или Римской империи, это вовсе не было достижением женщин как части населения в целом, а касалось лишь ограниченного числа женщин, выступавших в роли столичных красавиц, украшавших собой любое общество и являвшихся непременным атрибутом роскошной жизни богатых людей. Если не считать эти блистательные исключения, древняя женщина влачила полурабское существование, редко покидая дом; во многих случаях женщина признается юридически недееспособной.
Таким образом, в условиях, когда в общественной жизни господствовали мужчины, а женщины не имели большинства гражданских прав, практически не обладали имущественными правами, не имели возможности получать сравнимого с мужским уровня образования, женщины утрачивали свое субъективное начало и превращались в объект собственности, инструмент деторождения.

Список литературы
1. Адам и Ева. Альманах гендерной теории / Под ред. Л.П. Репиной. – М.: ИВИ РАН; СПб.: Алетея, 2003.
2. Айвазова С. Русские женщины в лабиринте равноправия. – М., 1998.
3. Бовуар С. де. Второй пол. М-СПб., 1997. http://www.french-book.net/text/Biblio/Ru/...vtoroi_pol.html
4. Вологдин А.А. История государства и права зарубежных стран: Учеб. Пособие. – М.: Высш. шк., 2005.
5. Гендерные аспекты политической социологии. Учебное пособие /Отв. ред. С.Г. Айвазова, О.А. Хасбулатова. – М., 2004.
6. Дубинский М. Мужчины и женщина. – М.: Дрофа-Плюс, 2005.
7. Клименкова Т.А. Женщина как феномен культуры. Взгляд из России. – М.: Преображение, - 1996.
8. Культурология. История мировой культуры: Учебник для вузов / Под ред. Н.О. Воскресенской. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, Единство, 2003.
9. Основы римского частного права / В. Б. Романовская, Э. Б. Курзенин. http://law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1...,100075629#text
10. http://student.km.ru/ref_show_frame.asp?id...B93A23280727CEB
11. http://www.glossary.ru/cgi-bin/gl_sch2.cgi?R1dMg,y
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008