Полезные статьи Опции

[Александр Вакуров]

Фильм о боли

Алексей МАКАРКИН
Анджей Вайда снял фильм о Катыни. О польских офицерах, расстрелянных под Смоленском, и об их семьях. О преступлении и попытке скрыть его. О людях, избиравших разные жизненные пути, когда «век-волкодав» принуждал их к драматическому выбору. Когда выжившие могли завидовать погибшим, что тем уже не больно.


Вайда снял фильм, а не политическую однодневку – впрочем, само предположение об обратном было бы оскорблением для великого режиссера. У него не было возможности воздействовать на братьев Качиньских, которые, видимо, в силу воспоминаний о собственном опыте жизни в просоветской Польше, стали организовывать коллективные просмотры для военнослужащих и школьников. Кстати, такое политическое действо не помогло им выиграть выборы – избиратели крупных городов Польши отказали им в доверии, отдав свои голоса оппозиции, что и решило исход кампании.
Кстати, свое отношение к использованию трагедии в политических целях Вайда недвусмысленно высказал в фильме, в котором представлены два почти идентичных ряда военной кинохроники – немецкой и советской, посвященной Катыни. В этих хрониках почти одними и теми же словами противоположная сторона обвиняется в гибели поляков – эмоционально, с надрывом, с сознательной спекуляцией на боли. Если с советской стороны речь шла о заведомой циничной лжи (освященной именами академика и митрополита – они также есть на этих кадрах), то с немецкой – об особой форме цинизма, при которой преступник с видом оскорбленной невинности обличает другого преступника в совершенных тем злодеяниях.

В фильме нет ни одного реально существовавшего исторического персонажа, хотя у многих есть прототипы – реально жившие люди. Генерал – не совсем Сморавиньский (хотя подходит по возрасту и некоторым подробностям биографии) и не совсем Минкевич (хотя как старший по званию именно он был командиром для офицеров в Козельском лагере). Ротмистр, почти до самой гибели ведущий записи в своей книжечке, – не «копия» майора Сольского, чей дневник стал одним из основных документов катынской драмы. Русский капитан Попов, спасающий семью польского офицера, – вовсе не живое воплощение политкорректности. Во-первых, у него, как и у других героев фильма, есть реальные прототипы, а, во-вторых, литературный предшественник – вполне приличный капитан Рыков из «Пана Тадеуша» Мицкевича, не так давно экранизированного тем же Вайдой (царского капитана играл Шакуров, а советского в «Катыни» — Гармаш).
Всем героям фильма больно. Кто-то (как поручик, призванный в армию мирный конструктор спортивных самолетов) находит утешение в Боге, сжимая в руках до самого конца четки. Кого-то, как другого поручика, чудом спасшегося от гибели и сделавшего успешную карьеру в просоветской польской армии (к концу войны – уже майор!), боль, стыд и одиночество в кругу своих коллег, боящихся прослыть неблагонадежными, приводит к самоубийству. Свою боль скрывает вдова ротмистра, тихо работающая в заштатной фотостудии. Боль ощущается в гордой непреклонности вдовы генерала.

На боль по-разному реагируют две сестры поручика-конструктора. Одна выбирает путь, который в церковной практике называется «акривией» — оказывая почести погибшему брату, она твердо и непреклонно идет на конфликт с системой, понимая, что ее как минимум ждет тюрьма. Другая следует «икономии», идя на компромисс с доминирующей системой, рационально полагая, что стенку нельзя пробить головой. Вайда не судит никого из своих героев (все палачи подчеркнуто обезличены и практически лишены индивидуальных характеристик, так что они не в счет). Та же сестра-конформистка принимает в школу сына погибшего в Катыни офицера, несмотря на его явную ненависть к убийцам отца; и не ее вина, что ему не приходится в ней учиться – боль к тому времени уже привела его к вооруженной борьбе с почти неизбежным трагическим концом. Здесь вспоминаешь Марека из «Пепла и алмаза», который тоже гибнет, только-только успев полюбить. Разница в том, что здесь герой так и не успевает убить перед смертью.

Пока что «Катынь» демонстрировалась один раз – в Москве, в польском посольстве, в присутствии небольшого числа зрителей. Мне кажется, что люди в зале тоже испытывали боль – во всяком случае, во время сцен деловито-профессионального расстрела. Это была тихая боль, без демонстраций и истерик, после просмотра хотелось помолчать.

Покажут ли «Катынь» на российских экранах? Уже звучат голоса, что нет, не решатся. Отношения с Польшей изрядно испорчены (вряд ли смена правительства приведет к их быстрому потеплению), и многие россияне до сих пор убеждены, что их соотечественников оклеветали, приписав им нацистское преступление. Представляется, впрочем, что реальность будет иной, более соответствующей теперешней стилистике, – фильм покажут, но не на основных каналах и не в прайм-тайм. Может быть, на «Культуре» — Михаил Швыдкой уже упоминал о такой возможности. И не во всех кинотеатрах, а в некоторых, для «просвещенного зрителя». В любом случае можно будет посмотреть этот фильм на DVD. А посмотреть надо – хотя бы для того, чтобы понять, почувствовать чужую боль и сопереживать ей.



«Ежедневный журнал».
13.11.07 08:11

[Александр Вакуров]

Контроль импульсов

Это эмоциональное свойство, позволяющее человеку откладывать удовольствие.
Так называемый «зефирный тест» отлично иллюстрирует степень эмоционального регулирования, или «контроля состояний». Этот тест предложил Уолтер Мишел из Колумбийского университета; он проводил его с четырехлетними детьми. Он приводил ребенка в комнату, где на тарелке лежал один кусочек зефира, и строго говорил ему: «Ты можешь съесть зефир прямо сейчас, но если ты дождешься моего возвращения, я дам тебе не один, а два кусочка». Скрытая камера записывала поведение ребенка. Некоторые дети съедали зефир сразу. Другие сначала пытались подождать, но не выдерживали и через несколько минут брали зефир. Находились и такие, которые твердо решали дождаться, они отвлекали себя — кто-то пел, кто-то закрывал глаза, кто-то играл, некоторые даже засыпали, — чтобы набежать искушения. Эти дети получали в качестве награды дополнительный кусочек зефира.
«Зефирный тест» выявляет важные свойства интеллектуального развития детей. Наблюдая за теми же детьми в школьном возрасте, мы видим существенное соответствие между ожиданием второго кусочка зефира и академическими успехами. Более того, группа «стоиков» в подростковом возрасте обладает более контролируемым поведением, достигает больших успехов в любых делах, вообще чувствует себя более счастливой, чем те, кто предпочитал «зефир в руке». Когда время подошло к поступлению в университет, дети, которые могли проявлять выдержку (в четырехлетнем возрасте), успешно прошли экзаменационное тестирование, что не обязательно вытекало из их уровня IQ.
Способность откладывать удовольствие всегда называется в числе признаков эмоционального интеллекта. Это фактор, который оказывает влияние на протяжении всей жизни, будь то процесс обучения, в котором приходится чем-то жертвовать ради академических успехов или продвижения, или ведение долгосрочные деловых переговоров, или напряженные тренировки и жертвы в стремлении к спортивным результатам. Короче говоря, это часть более широкого понятия интеллекта, о котором мы уже говорили.
Человек, проявляющий данное свойство интеллекта, не стремится получить все «прямо сейчас». В эпоху продуктов быстрого приготовления и развитой сферы услуг многие люди теряют искусство терпения, готовность переносить временные трудности и даже боль с тем, чтобы получить в будущем несравненно большее удовольствие. Нам не придется далеко ходить за примерами. Достаточно взглянуть вокруг, и мы увидим множество коллег и друзей, которым явно не хватает умения контролировать свои импульсы. Именно этот недостаток контроля приводит к распространению насилия, преступности, разорванных отношений и многим другим человеческим бедам. Однако это черта личности, которой можно научиться. Многие дети достаточно быстро учатся ждать, а умение откладывать удовольствие становится для них привычкой. Мы инстинктивно употребляем распространенную отговорку — «лучше синица в руке, чем журавль в небе», — чтобы оправдать свои сиюминутные решения. Но ожидание — типично человеческая черта, неизвестная у низших животных. И это лишний раз доказывает важную роль данного аспекта.
Контроль импульсов, как это прекрасно показано в «зефирном тесте» четырехлетними детьми, является базовым навыком и важнейшим свойством человеческого ума. Это триумф рационального мышления над импульсивными действиями, который невозможно учесть ни в одном тесте на IQ.