Лариса Гузеева Опции

[Александр Вакуров]

Лариса Гузеева: «У меня всегда была жизнь гульная...»

Татьяна Зайцева
7dn.ru

В последнее время в прессе писали о том, что отношения актрисы и телеведущей Ларисы Гузеевой с супругом, ресторатором Игорем Бухаровым, дали трещину. Причина банальная — муж приревновал жену.

Корреспонденты «7Д» застали супружескую пару вместе с дочкой Лелей на отдыхе в Турции — в фешенебельном отеле «Lykia World & Links Golf Antalya», уединенно расположенном между Белеком и Сиде.


Кстати, приехали они туда отмечать день рождения Ларисы. Согласившись побеседовать с нами о своем житье-бытье, Лариса и Игорь пригласили нас к себе на виллу, обособленно расположившуюся на территории отеля. Спокойная, безмятежная атмосфера приморского курорта настраивала на воспоминания, поэтому вопрос: «Как начались ваши отношения?» — был вполне уместен.

Лариса (хохочет): Стыдно признаться. Вот сейчас вспоминаю об этом — кошмар! После ресторана я, ну просто как какая-то... повезла Игоря в гостиничный номер — расплачиваться своим комиссарским телом.

Игорь (улыбаясь): Как ты помнишь, я вовсе не требовал этого от тебя, для меня все было полной неожиданностью.

— Судя по тому, что эта история вылилась в многолетний брак, неожиданность была приятной. А как же вы все-таки познакомились?

Игорь: Мне тогда было 17 лет, а Ларисе — 18. Где молодежь в те времена тусовалась? На Пушке, у памятника поэту. Вот там мы с ней и встретились в общей компании. Лариса приехала в столицу из Оренбурга поступать в театральное училище, а я только что вернулся домой из Германии, где служил мой отец-военный. Представьте, несколько лет я жил в крошечном городке Веймаре — тишина, спокойствие, восемь человек знакомых и никаких проблем. А тут гигантская Москва, куча людей, миллион соблазнов и все прелести столичной жизни. Среди которых Ларисина компания: хиппи, панки — в рваных джинсах, с какими-то немыслимыми прическами… Как же они мне понравились! Словно завороженный,


слушал я их непонятные разговоры типа: «Представляешь, парня забрали в «дурку», мы ему сейчас еду туда возим. Он закатал джинсы и босиком, с топором на плече пошел по Калининскому проспекту, ну менты его и повязали».

Лариса: Нормальный разговор, тогда люди так развлекались, «косили» от армии. А несчастный, прилично одетый мальчик Игорь смотрел на нас, хиппарей, выпучив глаза.

— Вы друг другу понравились?

Лариса (смеясь): Ну Гузеева-то нравилась всем. А вот ей… У меня в то время была настоящая мания величия, с детства внушенная мамой, — мол, я самая прекрасная, и все должны мной восхищаться. Разумеется, молокососов вроде Игоря и за людей не считала — ребенок, что с него взять? Мне


казалось, что не для таких, как он, я цвету. Где они и где я?!

Игорь: К Ларисе даже подойти было невозможно. Вокруг нее очень великовозрастные юноши крутились, а у остальных только слюни от зависти текли. Она колоритная была — красивая, худющая, курила «Беломор», ходила в джинсах, обвешанных монетами, на голове — что-то невероятное...

Лариса: Ой, сейчас вспоминаю себя прежнюю и, честно говоря, не очень-то сама себе приятна. В Москву я часто приезжала, поскольку здесь у меня образовалось много знакомых. Но жила я в Питере. Дело в том, что я одновременно сдавала экзамены и в ЛГИТМиК, и в Щукинское училище и прошла туры в обоих институтах. Но когда мне нужно было ехать на последний экзамен в «Щуку», у меня

украли все деньги, и я вынуждена была остаться в Ленинграде.

Игорь: А я на тот момент не осуществил мечту родителей: не поступил в медицинский вуз, после чего загремел в Красную армию. Служил в Мурманске, в штабе мотострелковой дивизии. А после возвращения меня пристроили к кулинарному делу — взяли учеником повара в ресторан «Будапешт».

— Лариса, а о чем мечтали ваши родители, они хотели, чтобы вы стали актрисой?

— Мама всегда считала, что все, что я делаю, — гениально, поэтому приветствовала любое мое решение. А о чем мечтал отец — понятия не имею. Вообще не хочу о нем говорить, много чести. Тем более что это мамина история, поскольку я — дитя любви. Мама приехала со мной, двухлетней, в



поселок под Оренбургом, где после окончания института стала работать учительницей истории. Когда мне было пять лет, вышла замуж за моего отчима. Повзрослев, я спросила ее: «Зачем ты это сделала, ведь не любила его?» Она ответила: «Ты себе не представляешь, как тяжело было, мне же просто проходу не давали». Мама в юности очень красивая была, и эти поселковые мужики-женатики просто изводили ее — преследовали, окна били из ревности друг к другу... А отчим был положительный, честный, правильный: не пил, работу не прогуливал, домовитый. Курил вот только. Но и то мама ему однажды сказала: «Вить, почему Лариска, маленькая, должна страдать от твоего курения?» Он просто погасил папиросу — и все, больше не курил. Снова начал, только когда у нас случилось горе — братик мой умер. В три года и три месяца. Я тогда училась в пятом


классе. Утром мама крутилась по хозяйству: готовила, стирала белье в стиральной машинке с резиновым шлангом — раньше были такие. А я в это время «вынимала» из матери сердце: «Мам, можно в кино?» Она говорит: «Подожди, дочь, побудь пока с Олеженькой. Дай мне спокойно достирать, потом пойдешь». Но я продолжаю тянуть свою волынку: «Мам, ну можно? Все девчонки уже собрались, только меня ждут». «Да иди ты, господи!» — не выдержала мама. И закрутилась окончательно. А Олежка захотел дунуть в этот шланг, взял его в рот, вдохнул, и вода попала в легкие. Мама тут же повезла его в Оренбург, в больницу, но был праздник — 5 декабря, День Конституции, и все врачи отдыхали. Работала только дежурная. Мама кричала: «Сделайте же что-нибудь!» А та говорила: «Что вы тут истерику закатываете? Не имею права вызывать врачей, у них выходной. Вот


если ребенку будет хуже, тогда попробую вызвать». Мама умоляла: «Ну пожалуйста, а если бы ваш ребенок умирал, вы тоже ждали бы?» Все без толку. А нужно-то было, как потом выяснилось, всего лишь взять какой-то электроотсос и просто выкачать Олежке жидкость. Не откачали, врачей-специалистов так и не вызвали. Еще до шести утра у него билось сердце. Когда после праздника пришли врачи, у мальчика уже был отек мозга… А потом начался весь этот похоронный кошмар — по сельским традициям гроб стоит дома и бабки истошно причитают. До сих пор вижу этот маленький гробик на столе, а в ушах звучат вопли: «Ой, летел ты к нам, сокол ясный, а улетишь на небушко...» Вы даже представить себе не можете, сколько подобных случаев в провинции — тысячи! Там редкая семья, где не погиб бы ребенок по вине врачей... Дежурную тетку потом, правда, уволили, хотя скорее
всего просто перевели в другую больницу. Я потом кричала на маму: «Как ты могла тогда ничего не предпринять? Хотя бы уже после всего суд затеяла!» Но она только плакала... Мама моя не боец. Она всегда живет в предлагаемых обстоятельствах, по принципу: лишь бы не было войны, другие же живут еще хуже, чем мы. Всю жизнь боится создать кому-то неудобства. «Простите, что я родилась» — вот ее девиз. При этом ее все конечно же обожают, ведь она для всех — хорошая. Ненавижу это в ней…

Два года спустя, в утешение, мама и отчим родили Витальку. С него они уже просто пылинки сдували. Тем не менее он сам захотел пойти в армию, служил на границе с Афганистаном, вернулся контуженный, каска пробита в одиннадцати местах. Но ни разу ничего не рассказал о войне. Только в первое время после приезда спал на полу и


всегда тщательно закрывал шторы. Он на редкость хороший человек. По-прежнему живет в Оренбурге, женился, у него две замечательные дочки — Аня и Альбина. Как когда-то и мама, работает в школе — тренер по лыжам. И так любит это дело — не передать словами, с детьми у них просто взаимное обожание. Я ему предлагала помочь устроиться на другую работу, так он ни в какую. Представляете, даже когда деньги дарю ему на какие-то праздники, тратит их на лыжную амуницию для своих подопечных — там же вокруг нищета и бедность.

[Александр Вакуров]

Лариса: Потом он мне лет десять этим тыкал… Той ночью все было просто ужасно. В моем понимании тогда лечь в постель с Игорем было все равно что переспать с родным братом. А он страшно злился на меня из-за того, что его богиня вдруг оказалась такой приземленной… Короче, утром, отвозя меня домой, был очень зол. Потом я его часто спрашивала: «Почему в начале наших отношений ты меня всегда провожал с таким злющим лицом?» А он говорил: «Не хотел тебя отпускать». Но у меня было ощущение, что я его разочаровала, оказавшись в его представлении такой вот примитивной идиоткой. Тем не менее именно с того времени все у нас как-то начало закручиваться.

На лето я отправила маму с Георгием к моему брату на Урал, а сама собралась ехать за границу — женихи богатые позвали отдохнуть. Сказала Игорю:
«Знаешь, меня приглашают на Кипр, там компания собирается, но я обещаю: ничего такого у меня ни с кем не будет». Он долго молчал, после чего сказал: «Мне не хотелось бы». Я возмутилась: «Что же мне, все лето в Москве душной сидеть, в Ховрино своем?!» Он: «Почему? Мы ведь тоже можем с тобой куда-нибудь съездить. В Израиль, например». Я не стала возражать: «Ну ладно, давай. Только условие: жить будем раздельно». — «Как хочешь, так и будет». А незадолго до поездки, прямо в свой день рождения, я заболела — застудила лицевой нерв, и меня перекосило. Сижу, плачу: «Вот, одна-одинешенька, как дура, так ведь и просижу всю свою жизнь». И тут приезжает Игорь. Что-то ласковое сказал, чего-то вкусненькое привез, массаж лица нежно сделал... И все так тихо, спокойно. Я подумала: «Какой же он хороший человек! Ну что ж, осталось только полюбить».


В Израиле Игорь взял напрокат шикарную машину, в Иерусалиме снял огромный двухкомнатный номер с двумя ванными, то есть мы жили как бы отдельно, но спали вместе. И все равно я была уверена, что после возвращения у нас потихоньку все сойдет на нет и мы разбежимся в разные стороны. Я ведь как рассуждала: «Нехорошо же резко с ним рвать, не хочется его обижать, не заслужил он этого. Ладно, вот лето закончится, потом все как-то само рассосется». Ох, некрасиво все это было с моей стороны… В общем, как бы то ни было, жили мы с Игорем в Израиле более-менее нормально, до той поры, пока не произошла очень серьезная ссора. Я в тот день отвратительно повела себя, как тварь последняя. Встретилась с Веркой Глаголевой, которая приехала туда на гастроли, сходила к ней на спектакль, ну а потом... Загуляла, в общем. Кошмар какая в номер наутро


приплелась. И когда увидела у Игоря на глазах слезы, меня вдруг словно пронзило внутри, так жалко стало его. «Ну нет, — подумала, — больше так нельзя. Бог же накажет». И буквально почувствовала, как в моей душе начало просыпаться к Игорю какое-то большое, серьезное и очень непривычное чувство. Поймите, трудно мне было свыкнуться с Игорем. Я привыкла к другому поведению мужчин. Никто не относился ко мне так, как он. Все что угодно было: лазили через балкон, дарили цветы, чего-то хотели от меня, требовали, воспитывали, поучали, хамили, но никогда я не видела нежности и заботы, ни один ни разу не пожалел, не понял, не посочувствовал. Я и в тот раз думала: «Вот лучше бы ты ударил меня или послал бы, но только не смотрел бы такими глазами, полными слез». Мне ведь как было привычнее? По-хамски: «Да пошла ты…» — «Сам ты пошел!..» Все просто, и я не
воспринимала такие разрывы болезненно. А когда человек все делает для тебя и при этом даже ни за что не осуждает... В общем, я считаю так: наши с Игорем серьезные отношения начались тогда, в Израиле. С того момента, как мне стало до боли жалко его и стыдно за себя.

— Игорь, а что вас заставляло так терпеливо относиться к эпатажному поведению Ларисы?

— С самого начала, как только узнал ее, я понимал, что все ее выкрутасы — это только внешнее проявление глубинного внутреннего дискомфорта. И просто жалел. Всегда, во всех ситуациях. Ну что поделать, если у человека такая психофизика. Я и до сих пор ее жалею — иногда так поведет себя, что хоть караул кричи, чисто дура, будто мозгов вообще нет, как у курицы.