Волнующие, интересные, показательные тесты и научные эксперименты Опции

[Александр Вакуров]

Волнующие, интересные, показательные тесты и научные эксперименты

[Александр Вакуров]

Люди не способны правильно оценивать впечатление, производимое ими на окружающих

11.06.08 | Психология, Александр Марков | Комментарии (3)



Люди тратят неимоверные усилия, чтобы произвести впечатление на окружающих (хорошее, или сильное, или хоть какое-нибудь). При этом, как ни странно, мы совершенно не умеем правильно оценивать отношение других людей к нашим поступкам или внешности. Фото с сайта www.weirdthings.org.uk


Люди систематически ошибаются, когда пытаются оценить впечатление, производимое ими на других. Одна из важных причин состоит в том, что каждый человек знает о себе больше, чем окружающие, и невольно учитывает эту «закрытую» информацию, когда пытается взглянуть на себя чужими глазами. По-видимому, это коренной недостаток нашего «социального интеллекта», справиться с которым не удается даже тогда, когда неосведомленность окружающих о нашем «персональном контексте» совершенно очевидна и полностью осознается нами.

Одно из любопытнейших направлений современной экспериментальной психологии — это изучение различных несовершенств нашего мышления, систематических ошибок, которые мы совершаем в самых, казалось бы, простых и очевидных ситуациях. Подобные исследования как нельзя лучше показывают, что человеческий разум — далеко не «верх совершенства», и эволюции тут еще есть над чем поработать.

Особенно много досадных «сбоев» дает наш мыслительный аппарат в процессе общения с другими людьми. Мы склонны переоценивать себя и недооценивать собеседника, мы систематически неверно судим о способностях, шансах на успех, перспективах карьерного роста и личных качествах — как чужих, так и своих собственных (см.: E. Pronin. How We See Ourselves and How We See Others // Science. 2008. V. 320. P. 1177–1180).

В некоторых случаях такие ошибки теоретически могут иметь некий адаптивный смысл, то есть быть отчасти полезными (в качестве примера можно привести хорошо известный феномен завышенного оптимизма по отношению к собственным возможностям и перспективам). Другие сбои «социального интеллекта» не приносят ничего, кроме неприятностей, конфликтов и стрессов.

Каждый человек объективно заинтересован в том, чтобы правильно оценивать впечатление, производимое им на окружающих. Возможно, это одна из главных мыслительных задач, стоявших перед нашими предками с древнейших времен. Без этой способности едва ли можно рассчитывать на повышение собственного статуса (и на репродуктивный успех) в сложно устроенном коллективе приматов. И если естественный отбор за миллионы лет так и не сумел «настроить» наши мозги на эффективное решение данной задачи, то объяснить это можно лишь тем, что задача оказалась почему-то очень сложной. Или, может быть, оптимизация мозга в этом направлении вступает в конфликт с другими важными ментальными функциями.

Обычно мы судим о других «по себе», этот принцип лежит в основе нашего социального интеллекта. Во многих случаях такая стратегия неплохо работает, но в данной ситуации она оказывается малоэффективной. Основную причину психологи видят в том, что человек располагает разнокачественными наборами данных о себе и окружающих: себя он воспринимает изнутри, со всеми своими мыслями, желаниями, мотивами, воспоминаниями и фантазиями, а других видит только «снаружи», и судить о них может лишь по внешним проявлениям: поступкам, словам, манерам и т. п. И хотя мы прекрасно понимаем, что часть информации о нашей личности для собеседника закрыта, тем не менее учесть это понимание в оценке производимого нами впечатления нам удается, мягко говоря, не всегда. Мы невольно — и порой вопреки всякой логике и очевидности — «перекладываем» в голову стороннего наблюдателя свои собственные знания, которыми тот явно не располагает.

Американские психологи в серии из четырех простых экспериментов очень четко продемонстрировали этот досадный сбой (как сказали бы компьютерщики, «глюк») нашего мыслительного аппарата. В экспериментах приняли участие четыре больших группы добровольцев — студентов различных американских университетов.

В первом эксперименте каждому испытуемому предлагали дважды сыграть в дартс: первый раз — потренироваться без свидетелей, второй — проделать то же самое в присутствии зрителей (незнакомых людей). Испытуемый затем должен был оценить по десятибалльной шкале, какое впечатление, по его мнению, он произвел на публику. Он должен был также оценить степень собственной удовлетворенности своим выступлением. Зрители, в свою очередь, должны были по той же десятибалльной шкале оценить мастерство выступавшего.

Статистическая обработка полученных данных показала, что оценка испытуемым произведенного им впечатления сильно коррелирует, во-первых, с тем, лучше или хуже он выступил перед публикой, чем во время тренировки, во-вторых, с его собственной субъективной оценкой своего выступления (выступил ли он лучше или хуже, чем сам ожидал). Участники, выступившие перед публикой лучше, чем во время приватной тренировки, ожидали от зрителей более высоких оценок независимо от показанного результата. Оценки зрителей, естественно, зависели только от показанного результата и не коррелировали ни с самооценкой выступавшего, ни с его результатом во время тренировки (которую никто из них не видел). Таким образом, испытуемый фактически ожидал от окружающих такой оценки, какую он сам себе вынес на основе информации, доступной только ему. В среднем испытуемые в этом эксперименте сильно недооценили то впечатление, которое они произвели на зрителей.

Второй эксперимент был призван показать, что ожидаемые оценки могут быть не только занижены, но и завышены в том случае, если во время публичного выступления испытуемый чувствует себя увереннее или находится в более благоприятных условиях, чем во время тренировки. На этот раз студентов просили дважды спеть фрагмент популярной песни «End Of The World As We Know It». Первое исполнение было «тренировочным», а второе записывалось. Участникам сказали, что запись потом дадут послушать другим людям, и те выставят свои оценки. При этом половине «певцов» выдали слова песни во время тренировки, а во время записи они должны были петь по памяти. Вторая половина, наоборот, тренировалась по памяти, а во время записи пользовалась бумажкой со словами. Это, несомненно, должно было прибавить певцам уверенности, потому что слов в этой песне очень много.

Выяснилось, что студенты из второй группы сами оценили свои выступления выше и ожидали более высоких слушательских оценок, хотя это вовсе не соответствовало действительности. Слушатели поставили в среднем примерно одинаковые (то есть статистически не различающиеся) оценки певцам из обеих групп. При этом слушательские оценки оказались значительно ниже тех, которые надеялись получить певцы из второй группы, и выше тех, на которые рассчитывали певцы из первой группы.

Третий эксперимент был особенно интересен, поскольку в нем испытуемые были четко проинформированы о том, что известно и что неизвестно людям, которые будут их оценивать. Испытуемые могли использовать это знание, прогнозируя оценки, но не сумели этого сделать. На этот раз студентов просили найти как можно больше слов в квадрате из 16 букв (популярная игра Boggle). Им удалось отыскать в среднем по 25 слов. Каждый студент работал над заданием в отдельной комнате, но знал, что кроме него такое же задание получили еще трое студентов. Затем испытуемому сообщали, что другие три человека справились с заданием гораздо лучше: нашли 80, 83 и 88 слов (это был обман, призванный принизить в глазах испытуемого его собственный результат). Цифры были подобраны так, чтобы производить сильное впечатление, но при этом не выглядеть неправдоподобными.

После этого испытуемый должен был предсказать, как, по его мнению, оценит незнакомый посторонний человек по результатам тестирования его (испытуемого) интеллект, сообразительность и умение играть в Boggle. При этом половине студентов сказали, что один и тот же человек будет оценивать результаты всех четырех членов группы, а другой — что результаты разных участников будут оцениваться разными людьми. Таким образом, половина студентов знала, что их будет оценивать человек, знающий, что они выступили «хуже всех». Вторая половина студентов, напротив, была уверена, что человек, который будет их оценивать, не получит информации о более высоких результатах других участников. Была еще третья, контрольная группа испытуемых, которым ничего не говорили о результатах других членов группы и которые поэтому не думали, что они выступили очень плохо.

Как и следовало ожидать, контрольная группа «предсказала» себе гораздо более высокие оценки, чем обе «обманутые» группы. Но самое интересное, что обе группы студентов, «знавших», что они хуже всех, ожидали получить одинаково низкие оценки. Между их предсказаниями не было никаких различий. Задумаемся, что это значит. Здесь речь не идет о пере- или недооценке сведений об информированности оценивающего (знает он или не знает, что испытуемый выступил хуже других). Речь идет о том, что люди вообще никак не отреагировали на эти сведения, не смогли их учесть, хоти они были сообщены им в явном виде. Для испытуемых было важно только одно — что они сами знают, что выступили плохо.

Последний, четвертый, эксперимент был поставлен для того, чтобы проверить, можно ли повлиять на представление о собственном образе в глазах окружающих одной лишь игрой воображения. Первую группу студентов попросили мысленно представить себе какую-нибудь ситуацию, в которой они выглядели бы выигрышно в глазах окружающих, производили бы хорошее впечатление. Второй группе предложили вообразить противоположную ситуацию, какой-нибудь свой поступок, который произвел бы на людей отрицательное впечатление. Третья, контрольная, группа ничего не воображала.

После этого каждый участник должен был в течение 6 минут побеседовать один на один с незнакомым студентом. Затем все участники должны были написать, какое впечатление они, по их мнению, произвели на собеседника (и какое впечатление собеседник произвел на них). Оценивалось общее впечатление по десятибалльной шкале (от 1 — «очень плохое» до 10 — «очень хорошее»); кроме того, нужно было предсказать, как оценит собеседник такие качества испытуемого, как чувство юмора, дружелюбие, очарование, грубость, скучность, ум, честность, скрытность, душевность и заботливость.

Выяснилось, что та игра воображения, которой занимались испытуемые перед беседой, оказала сильнейшее влияние на то впечатление, которое, по их мнению, они произвели на собеседника. Однако она не оказала ни малейшего влияния на реальное впечатление, которое они произвели. Воображавшие плохое думали, что произвели дурное впечатление, воображавшие хорошее были убеждены, что очень понравились своим собеседникам — и при этом как те, так и другие были весьма далеки от реальности.

В конце статьи авторы оптимистично отмечают, что людям свойственно так жестоко ошибаться лишь при общении с незнакомыми людьми, как это было в проведенных экспериментах. С близкими друзьями и родственниками общаться все-таки легче. Почему? Может быть, потому что мы лучше их знаем и понимаем, то есть точнее моделируем их мысли и реакции? Нет, считают авторы, скорее потому, что друзьям известно многое из нашего «персонального контекста», того самого, знание о котором мы невольно «вкладываем» в головы окружающих, оценивая их отношение к нам. Даже когда точно знаем, что окружающим эти сведения недоступны.

После прочтения этой статьи (и других подобных работ) возникает желание высказать серьезные претензии тому «разработчику», который отвечал за дизайн наших мозгов. Важнейшая часть нашего «софта», именуемая социальным интеллектом, явно представляет собой бета-версию. Но естественный отбор, к сожалению, жалоб не принимает.

Источник: John R. Chambers, Nicholas Epley, Kenneth Savitsky, Paul D. Windschitl. Knowing Too Much: Using Private Knowledge to Predict How One Is Viewed by Others // Psychological science. 2008. V. 19. P. 542–548.

[Александр Вакуров]

Чтобы отличить искреннюю улыбку от поддельной, нужно стать изгоем

27.11.08 | Психология, Эволюция, Александр Марков | Комментарии (10)



Искренняя эта улыбка или поддельная? Как выяснилось, чувство отверженности и оторванности от коллектива резко повышает точность ответов на подобные вопросы. Чтобы узнать правильный ответ, пройдите тест на сайте www.bbc.co.uk


Любой человек боится стать отверженным, изгнанным из коллектива. В первобытном обществе шансы изгоя на выживание были минимальны. Это должно было привести к выработке защитных психологических механизмов, помогающих отверженному вновь стать членом коллектива. Как выяснилось, один из таких механизмов связан со способностью «читать по лицу»: оказавшись в положении отверженного, человек начинает лучше отличать искренние улыбки от фальшивых.

Для многих людей ничего нет страшнее, чем оказаться вне коллектива, почувствовать себя изгоем. Этот страх уходит корнями в далекое прошлое: нетрудно себе представить, насколько ужасными были для первобытного человека последствия изгнания из общины. Поэтому логично предположить, что в ходе эволюции у человека должны были развиться специальные адаптации, позволяющие минимизировать этот риск. О некоторых адаптациях, помогающих индивидууму доказать свою лояльность и принадлежность к общине, «Элементы» уже писали (см.: Религия: полезная адаптация, побочный продукт эволюции или «вирус мозга»?, «Элементы», 28.10.2008).

В последние годы психологи активно изучают и другие адаптивные реакции людей на изгнание из коллектива или на угрозу изгнания. В частности, было установлено, что люди, подвергшиеся остракизму, лучше запоминают «социально значимую» информацию (кто на кого как посмотрел и т. п.), чем те, у кого нет оснований опасаться за свою социальную вовлеченность. Предполагается, что угроза оказаться в одиночестве должна вести к мобилизации всех ресурсов «социального интеллекта» (см. ссылки внизу). В этой ситуации для человека становится особенно важным умение безошибочно интерпретировать любое слово, жест или взгляд соплеменников, а в особенности те их действия или сигналы, из которых можно извлечь социально значимую информацию. Очень важно не упустить какой-нибудь знак доброго расположения к себе, за который можно «ухватиться», чтобы восстановить испорченные отношения, но при этом нельзя ошибаться — нельзя, например, путать угрожающий оскал с дружелюбной улыбкой.

Чтобы проверить гипотезу о том, что чувство отверженности повышает остроту восприятия социально значимых мимических сигналов, психологи из Университета Майами (Miami University) провели простой, но интересный эксперимент. В опыте использовали 20 четырехсекундных видеороликов, на которых разные люди улыбались. Десять улыбок из двадцати были «фальшивыми», десять — настоящими, или дюшенновскими. Так их называют в честь французского врача Гийома Дюшенна (Guillaume Duchenne), который открыл, что искренние и фальшивые улыбки формируются за счет сокращения разных мимических мышц. Упрощенный вариант этой классификации улыбок всем известен: притворно мы улыбаемся одним ртом, а искренне — еще и глазами. Искренние улыбки возникают бессознательно, сами собой, и являются «честными» сигналами, информирующими того, кто на нас смотрит, о нашей радости и благожелательном к нему отношении. Фальшивые, «недюшенновские» улыбки — сознательный мимический акт, служащий обычно для того, чтобы скрыть негативные эмоции или внушить собеседнику, что нам якобы очень приятно его видеть.

Читатели могут посмотреть видеоролики и попробовать самостоятельно отличить искренность от фальши. Я угадал 16 улыбок из 20.

В эксперименте приняли участие 32 студента. Их случайным образом разделили на три группы: «изгои», «вовлеченные» и «контроль». Студентов из первой группы попросили написать краткое сочинение о каком-нибудь эпизоде из своей жизни, когда они чувствовали себя изгоями. Вторая группа должна была описать эпизод, связанный с чувством вовлеченности и сопричастности, третья группа описывала свое сегодняшнее утро. Это стандартная процедура, при помощи которой психологи-экспериментаторы манипулируют субъективным ощущением собственного социального статуса у подопытных. Эффективность манипуляции была подтверждена результатами краткого опроса испытуемых после сочинения. Затем, наконец, студентам показали видеоролики с улыбками, попросив отличить фальшивые от настоящих.

Результаты полностью совпали с ожиданиями исследователей. Студенты из первой группы («изгои») продемонстрировали достоверно более высокое мастерство в различении искренних и поддельных улыбок, чем студенты из второй и третьей групп, которые показали одинаково низкие результаты.

Таким образом, человеку достаточно всего лишь задуматься о собственной отверженности и вспомнить соответствующий эпизод из жизни, чтобы в нём пробудились и обострились спящие способности социального интеллекта — способности, помогающие читать социально значимую информацию на лицах людей.

Источник: Michael J. Bernstein, Steven G. Young, Christina M. Brown, Donald F. Sacco, Heather M. Claypool. Adaptive Responses to Social Exclusion. Social Rejection Improves Detection of Real and Fake Smiles // Psychological Science. 2008. V. 19. P. 981–983.

См. также о социальном интеллекте и его эволюции:
1) Найдено ключевое различие между человеческим и обезьяньим интеллектом, «Элементы», 13.09.2007.
2) Люди не способны правильно оценивать впечатление, производимое ими на окружающих, «Элементы», 11.06.2008.

Александр Марков

[Александр Вакуров]

Пройти тест на различение ложных и истинных улыбок

[Александр Вакуров]

Лично я правильно определил 14 из 20 улыбок. В основном ошибался принимая ложные улыбки за истинные. Оптимист, блин.

[Александр Вакуров]

Шкала тревоги Тейлор

мой результат на сегодня:

Психологический портрет низкотревожного человека
Характерно ярко выраженное спокойствие. Не склонен воспринимать угрозу своему престижу, самооценке в самом широком диапазоне ситуаций: и часто даже тогда, когда она реально существует.
Возникновение тревоги у него наблюдается лишь в особо важных и личностно значимых ситуациях (экзамен, конфликты, угроза семейному положению и др.).
В личностном плане такие люди спокойны, считают, что лично у них нет поводов и причин волноваться за свою жизнь, репутацию, поведение и деятельность.
Вероятность возникновения конфликтов, срывов, аффективных вспышек крайне мала.

[Lakedomian]

17 из 20 улыбок

[EANY]

Шкала тревоги Тейлор
Вы набрали 11 баллов
Ваш результат:
Средний уровень тревоги (с тенденцией к низкому)

Психологический портрет низкотревожного человека

Характерно ярко выраженное спокойствие. Не склонен воспринимать угрозу своему престижу, самооценке в самом широком диапазоне ситуаций: и часто даже тогда, когда она реально существует.

Возникновение тревоги у него наблюдается лишь в особо важных и личностно значимых ситуациях (экзамен, конфликты, угроза семейному положению и др.).

В личностном плане такие люди спокойны. Они считают, что лично у них нет поводов и причин волноваться за свою жизнь, репутацию, поведение и деятельность.

Вероятность возникновения конфликтов, срывов, аффективных вспышек крайне мала.

а по улыбкам тоже 14 из 20

Сообщение отредактировал EANY - 31.3.2011, 16:14

[Александр Вакуров]

Детектор нарратива: что можно узнать о рассказчике по его речи

Кира Югова
28 февраля 2014

Долгие столетия лингвисты исследовали лишь письменную речь, и этому есть объяснение. Зафиксированные на бумаге тексты легче собирать, анализировать, хранить — подвергать любым необходимым манипуляциям. Но в начале XX века внимание ученых наконец привлекла и речь устная, которая, как оказалось, живет по совершенно другим законам. Рассказы о снах, история про обворованного фермера, сюжет с пропавшей лягушкой — T&P выбрали самые известные эксперименты, в которых предметом исследования стал устный разговор.
Одной из первых исследованием устной речи занялась американский лингвист Глэдис Борчерс. В 1927 году вышла ее диссертация, где она сравнивала письменный и устный язык десяти знаменитых англичан и американцев, включая Авраама Линкольна и Теодора Рузвельта. Оказалось, что в устной речи они чаще используют повелительное наклонение, а также вопросительные и восклицательные предложения, и наоборот, меньше — предложения сложносочиненные и повествовательные.
Результат вполне ожидаемый, но с тех пор ученые провели еще немало экспериментов с куда более интересными выводами. Например, в 1980 году опять-таки американские лингвисты Прайс и Грэйвс опубликовали исследование о гендерных различиях между устными и письменными рассказами восьмиклассников. Удивительно, но оказалось, что мальчики используют больше слов в разговоре, чем на письме, а девочки — наоборот.
Рассказы о снах и следы невроза
«Рассказы о сновидениях» — это исследование, которое проводила в 2000-х годах группа лингвистов из РГГУ, МГУ, Института языкознания РАН совместно с психоневрологами медицинской академией им. Сеченова. Ученые хотели узнать, что в рассказах детей и подростков о снах может служить лакмусовой бумажкой невротических расстройств. В их распоряжении оказались 114 испытуемых — 78 с неврозами и 36 здоровых. Сразу после пробуждения ученые просили их говорить о своих сновидениях и записывали их рассказы на пленку для последующей расшифровки и анализа.
Хорошо известно, что одним из побочных эффектов невроза становится расстройство сна. А потому опытный психоаналитик может многое понять о своем пациенте через его сны. Но будет ли его взгляд объективен? Один психоаналитик скажет одно, другой другое, а третий и вовсе не наладит контакт с больным. Поэтому для получения более надежной картины внутренних мотивов пациента к интерпретации снов не лишне подойти с еще одной, лингвистической, стороны.
Возьмем, к примеру, записанный в эксперименте рассказ здорового ребенка:
«С классом пошли вот куда‐то. Зашли в дом. И там были ступеньки. И вода. Мы встали на большой плот и переехали на другую сторону, потом мы вышли из двери. Там была дверь, такая желтая, мы открыли ее, и вышли, и мы оказались на ярмарке. И там были… всякие игрушки продавались… И там продавцы были звери. Потом мы пошли еще в одну дверь. Там была тропинка. Мы прошли по этой тропинке, и вышли в школу».
Сон состоит из пяти эпизодов: начало путешествия — в доме — выход из двери — ярмарка — возвращение в школу. События следуют одно за другим в правильном хронологическом порядке — сюжет разворачивается без рваных перескоков с темы на тему.

А вот сон ребенка с депрессивным расстройством :
«Мм… Я была дома, с мамой, братом. Ну…ну там, кот мне еще снился мой. Ну вот, ну вот. Долгое там время снилось, как мы просто дома там, делами занимаемся. Угу. Потом чего‐то тревогу я почувствовала, выглянула в окно, у нашего подъезда пожарная машина стоит. Я смотрю, оттуда пламя так полыхает, ну вот и там… Не знала, что мне делать: папы нет, ну‐у, мне почему‐то казалось, что я должна все решить, не знала, как нам спастись. То есть можно было бы по лестнице побежать, лифты уже не могли работать, но с мамой…у меня же мама больная! Вот я мучилась долго… Потом проснулась».
Этот сон гораздо длиннее «здорового». Суть его не в самих событиях, а в мучениях героини, которая пытается выстроить логические связи в непонятной ситуации. Сон и явь здесь перемешаны. Ведь рассказчица явно выходит за границу рассказа о сне в словах «У меня же мама больная!». Кроме того, она постоянно выставляет оценки всему происходящему и часто использует предлог «но». В невротических рассказах он появляется в два раза чаще: как будто ребенок знает о нормальном порядке вещей, но постоянно заостряет внимание на том, что он нарушается.
Один из этапов анализа рассказа — выделение в нем ключевых слов. И в этот момент невротические истории, как в панорамных книжках, встают в полный рост. Почти всегда это описание оборванных, бессмысленных действий и не достигнутых целей. А если же в рассказе вовсе нет действия, тогда там стоит ждать описания частей тела и органов, диких животных и преступников, экзотических и мистических существ и, конечно, подробностей отношений с матерью. В категорию «типичный невротический» также попадают и рассказы, где виден перекос в сторону слов с негативным значением и тем вроде «Болезнь», «Смерть», «Экстремальные события», «Нравственная характеристика».
Кража груш и культурные различия
Пожалуй, самым известным исследованием устной речи стал эксперимент американского лингвиста Уоллеса Чейфа «Рассказы о грушах». В середине 70-х годов прошлого века он решил посмотреть, как один и тот же сюжет будет выглядеть в пересказе разных людей и что это может прояснить относительно их особенностей восприятия информации, выбора языкового материала или культурных различий. Для этого Чейф снял шестиминутный фильм о том, как мальчик крадет у фермера корзину с грушами.
Действие ролика разворачивается в абстрактной теплой стране, а его герои не произносят ни слова. Испытуемые должны сами объяснить все увиденное. И тут рассказчики натыкаются на старательно расставленные препятствия: изобразительное поле фильма тестирует внимание и способ интерпретации зрителя. Например, на второй минуте появляется мужчина с козой, он проходит мимо сборщика груш и исчезает из кадра. Был он или его не было — это для сюжета абсолютно неважно, но зато его включение или невключение в пересказ покажет, как люди обрабатывают такую второстепенную информацию.
Или сцена, где мальчик, засмотревшись на встреченную девочку, наезжает на камень и падает с велосипеда — это проверка на то, как зритель расскажет про события из категории «причина—следствие». Или странная пинг-понг игрушка в руках у прохожего? Ни в одном языке мира у нее нет названия — задача говорящего как-то преодолеть эту проблему. А вот финальная, полная драматизма, сцена: фермер обнаруживает себя обворованным и видит уходящих в горизонт детей, которые жуют его груши. Она заставляет рассказчика подвести мораль под эту историю и выплеснуть наконец свои эмоции.
Чейф опробовал свой эксперимент более чем на 15 языках (включая экзотический язык майя — сакапультек), по 20 человек на каждый. Чтобы перейти к анализу, он и группа его коллег расшифровывали записи рассказов, разбивали их на элементарные высказывания, размечали паузы, речевые сбои вроде шатающегося «эээ» между двумя мыслями, интонационные особенности.

Так они увидели, что говорящий думает и облекает мысль в слова почти одновременно, тогда как пишущий невольно соблюдает дистанцию между этими процессами (скорость письма в 10 раз ниже скорости речи). Но устная речь не течет единым потоком, а продвигается толчками, интонационными единицами, как назвал их Чейф. Каждая такая единица вводит один элемент новой информации и отражает фокус сознания рассказчика — то, на чем концентрируется его мысль в каждый момент времени.
Кроме лингвистических законов на рассказчика влияет и его культурный бэкграунд. Например, американцы говорили о фильме как о фильме — использовали киноведческий язык, чтобы прокомментировать качество съемки. Отмечали неподходящее звуковое оформление, слабую работу художника по костюмам или неестественные цвета. Одним словом, стремились показать себя знатоками кино. Тогда как греки считали, что они знатоки жизни, и говорили именно о событиях фильма: рассуждали о характерах героев, о морали, о тихой радости работы на земле. Не останавливаясь на форме, они говорили только о содержании — и в результате длина рассказов греков (84 слова) оказалась чуть ли не в два раза меньше рассказов американцев (125 слов).
Восприятие времени и грамматика
Обычный человек, возможно, и не обратит на это внимания, но лингвисты знают наверняка: устные рассказы бывают совершенно разными. Одно дело — «спонтанное говорение» (телефонные разговоры, пересказы сновидений или дискуссии профессоров о научной работе), другое — пересказ фильма и, наконец, совершенно иное — описание статичных картинок. Именно последним типом устной речи и занялся в 80-х годах прошлого столетия американский психолингвист Дэн Слобин.
Он задался вопросом: как будет выражаться время в рассказах на английском языке и иврите? Ведь на иврите можно сказать только о прошлом, настоящем и будущем (как и на русском), английский же имеет изобилие глагольных форм. Для эксперимента ученый подготовил книгу из 24 картинок про мальчика, от которого ускакала лягушка, и он с собакой пошел на ее поиски. В книге не было никаких словесных подсказок, лишь надпись «Ты где, лягушка?» — да и та на обложке.
Слобин просил детей и взрослых пересказать ему эту историю. А в процессе исследования он так увлекся, что кроме англичан и евреев стал привлекать еще испанцев, немцев и турок. В результате Слобин увидел, что грамматика языка заставляет англичан отмечать длительность действия, испанцев — завершенность, немцев — детально описывать траекторию движения героев, евреев — быть равнодушными к временным нюансам, а турок — к особенностям персонажей.
«Я убежден, что события этой маленькой книги по-разному переживаются людьми, которые говорят на разных языках. Но в самих картинках ничего такого нет, что бы заставляло описывать их так, а не иначе», — пишет Слобин, что автоматически включает его в число ученых, которые считают, что язык формирует способ восприятия реальности (есть и те, кто придерживаются противоположного мнения о независимом существовании языка и сознания).
В доказательство своей теории Слобин замечает, что человек не переживает грамматические категории в повседневном опыте. Конечно, с людьми происходят события в определенное время и в определенном месте. Но только язык заставляет воспринимать их, к примеру, как законченные или продолжающиеся. Стоит хотя бы вспомнить элементарный пример из английского — ведь ничего из внешнего мира нам не подскажет, когда перевести русское «Она ушла» английским «She went», а когда «She has gone». Это то, что находится у нас в голове и может быть осознано только через язык.

http://theoryandpractice.ru/posts/8536-narrative-detector

[Александр Вакуров]

Призрак свободы: как законы природы определяют наш повседневный выбор
Irina Kuropatkina
11 сентября 2014
Вопрос свободной воли и ограничивающих ее факторов занимал мыслителей на протяжении веков. Еще Бенедикт Спиноза считал, что «свобода есть осознанная необходимость». Картина становилась все сложнее и парадоксальнее по мере того, как помимо религиозных, социальных и культурных ограничений всплывали новые психологические и биологические закономерности. Результаты современных исследований не оставляют большого простора для иллюзий: наши гены сами подыскивают нам подходящих партнеров, бактерии кишечника определяют диету, а нейромедиатор допамин влияет на готовность соглашаться с окружающими. «Теории и практики» собрали самые яркие примеры того, как материальный мир влияет на наши решения.

Гены

Фразу «человек — царь природы» теория эволюции бескомпромиссно уточняет: повелителями всех жизненных процессов все–таки являются гены. Именно они, например, стараются найти нам лучшего спутника жизни, чтобы скорее продублировать себя в здоровом потомстве.
Об этом говорит недавнее исследование американских ученых, которые проанализировали ДНК 825 пар, супруги в которых родились с 1930 по 1950 год и до сих пор имеют стабильные отношения. Выяснилось, что гены мужа и жены гораздо более похожи друг на друга, чем ДНК любой другой произвольной пары мужчины и женщины. Есть данные, что неосознанный анализ ДНК на совместимость идет сразу после первого поцелуя и неминуемого обмена слюной.
То же самое касается и друзей — скорее всего, их выбрали не вы, а ваши гены. Результаты исследований ученых из Йельского университета и Калифорнийского университета в Сан-Диего говорят о том, что друзья имеют примерно 1% общих генов, — столько же связывает и родственников в пятом поколении. Оказалось также, что люди предпочитают общаться с теми, с кем у них совпадают восприятие запахов, но при этом отличается иммунитет. Последний критерий — еще один изобретенный эволюцией способ обезопасить популяцию. Все же стратегически правильнее, чтобы внезапно пришедшее заболевание поразило отдельных людей, а не разом всю группу, объединенную дружескими чувствами.
Гены борются за эффективное воспроизводство и во многих аспектах влияют на то, каким будет следующее поколение. Например, наследуемость интеллекта колеблется от 52 до 72%. При этом, если в молодости IQ еще может отличаться от предполагаемой величины за счет влияния среды, то с возрастом гены берут свое — получается, они как будто сами выбирают себе подходящую для максимального распространения обстановку.
Кроме того, особенности характера человека — например, восприимчивость к стрессу — тоже являются результатом работы генов. Такие выводы сделали американские ученые, исследовавшие поведение мышей, помещенных в некомфортные условия (они наклоняли клетку с грызунами, изменяли освещение, ограничивали подвижность животных). Около сорока процентов «испытуемых» не смогли справиться со стрессовой ситуацией — оказалось, все дело в том, что из–за сниженной экспрессии генов в их гиппокампе не вырабатывался белок mGlu2, который является маркером устойчивости к изменяющейся среде.
Лабораторные мышки внесли свой вклад и в исследование, касающееся передачи из поколения в поколение травматического опыта. На пол клетки, в которой пахло черемухой, подавался электрический разряд — мыши получали удар током. Так что при следующей встрече с тем же ароматом животные не рисковали двигаться. Американские биологи, поставившие эксперимент, установили, что память о травмирующем событии передавалась по мужской линии: сыновья и внуки первых ударенных током самцов тоже настороженно останавливались, почуяв опасный запах.
Социологи из Гарварда пошли дальше и разрушили идею о возможности свободно выбирать свое место в жизни. Они проанализировали социальный статус 1100 пар однояйцевых и разнояйцевых близнецов и обнаружили, что первые, генетически идентичные, занимают одно и то же место в социальной группе, в отличие от вторых, чей геном, как у обычных братьев и сестер, совпадает только частично. Уровень популярности, то есть число людей, готовых назвать вас своим другом, тоже оказался не персональным достижением, а результатом работы генов.

Бактерии

В начале июля в научном журнале Biology Direct появилась статья, в которой группа российско-американских ученых выдвигает и обыгрывает смелую гипотезу, — склонность человека к религии подогревается некоторыми бактериями, живущими внутри его организма. Каким образом? Зачем это нужно бактериям? До конца не понятно. Но ученые утверждают, что бактерии могут выделять психоактивные вещества, которые усиливают религиозные чувства.
Эту тревожную статью можно еще долго обсуждать, но один факт остается неоспоримым: триллионы бактерий, живущих внутри нас, используют человеческое тело исключительное в своих интересах. Например, что такое чих или кашель при простуде? Неизбежные симптомы и одновременное «запрограммированное» микробом выгодное ему поведение — организм пытается избавиться от возбудителей болезни и одновременно заражает десятки окружающих людей в метро или на работе.
Микробиом человека (так называют совокупность всех микроорганизмов внутри человеческого тела) включает в себя три тысячи разных видов бактерий. Большинство из них обитают в желудочно-кишечном тракте, питаются с нами одной пищей и даже имеют свои собственные вкусовые предпочтения. Если состав еды — соотношение в ней белков, углеводов и других питательных веществ — подходит для развития бактерии, то она подбадривает своего хозяина, выделяя химические вещества, улучшающие самочувствие человека. Если же рацион питания ей не по нраву, то в дело, наоборот, идут токсины — так бактерии исподтишка формируют вкусы, которыми мы порою так гордимся, и определяются с нашей диетой.
Иммунная и пищеварительная системы человека не могут работать без симбиотических бактерий. Но почему бы и не поделиться частью этих бренных автоматических функций с нашими маленькими сожителями? Гораздо обиднее, что они влияют и на работу нашей нервной системы: исследование, проведенное под руководством профессора Петерсона из Каролинского университета в Стокгольме, показывает, что в отсутствие бактерий невозможно нормальное развитие головного мозга.
Правда, эти опыты ставились не на людях, а на мышах, которых выращивали в стерильной среде. В результате они сильно отличались от своих сородичей — вели себя беспокойно, нервно и безрассудно. При этом нормальное поведение не возвращалось даже после возвращения в обычную, «бактериальную» среду, поскольку во время формирования мозга кишечные симбионты помогают образованию контактов между нейронами и также регулируют концентрации нейромедиаторов. Подтвердили эти выводы и данные биохимического анализа — регуляция активности почти сорока генов, отвечающих за мозговую деятельность, лежит на бактериях.
Как это происходит? Как бактерии могут активизировать или подавлять работу определенных генов? Как вещества, выделяемые в кишечнике, добираются до мозга? До конца пока не понятно, но уже известно, что даже развитие, например, аутизма не обходится без симбиотических бактерий: у людей с этим или другими психологическими расстройствами меняется микрофлора кишечника. Поэтому даже разрабатываются биохимические тесты для определения аутизма по анализу различных продуктов обмена веществ.
В одной чайной ложке воды плавает пять миллионов бактерий и пятьдесят миллионов вирусов, а микробы составляют около восьмидесяти процентов от всей биомассы Земли. Неудивительно, что многие ученые любят покрасоваться идеей, что вся наша биосфера — это только удобная система для обмена генами между различными микроорганизмами.
Более того, в каждой клетке человека (как почти у всех многоклеточных организмов) можно найти до тысячи митохондрий — небольших органелл, отвечающих за клеточное дыхание. Их ДНК отличается от ДНК всего остального организма, потому что много тысяч лет назад митохондрии еще были самостоятельно живущими бактериями. Прошло время — и теперь это даже не симбионты, а составляющие наших клеток.

Паразиты

Американский биолог Натан Кобб однажды предположил, что мир сохранил бы свои смутные очертания, даже если бы в нем внезапно исчезла вся материя, кроме круглых червей-нематод. Деревья, цветы, животные — оказывается, все живое вокруг нас поражено паразитами, чего мы часто не замечаем. То есть если поведение субъекта сильно отличается от привычного и подвергает его очевидному риску, то, возможно, виновник таких фокусов — это паразит, управляющий действиями хозяина с помощью разных химических веществ.
Например, плоский червь Echinococcus multilocularis так жаждет переселиться из тела одного своего хозяина, мыши, в тело другого — лисы, что делает несчастного грызуна медленным и неповоротливым; верной добычей для любого хищника. Нематоды Myrmeconema neotropicum заставляют муравьев становиться внешне похожими на красные ягоды, любимое лакомство нужных им птиц. Червь же волосатик-метаморф и вовсе толкает своих хозяев к самоубийству. Его личинки проникают внутрь кузнечиков и сверчков, когда те пьют зараженную воду. Дальше личинки вырастают, подчиняют себе центральную нервную систему хозяина, и в результате одурманенные насекомые сами прыгают в воду, замыкая тем жизненный цикл нематоды.
Путешествия некоторых других паразитов еще более запутанны. Так, токсоплазма сначала обитает в грызунах. Зараженные ею особи перестают бояться кошек и даже возбуждаются от запаха их мочи. В результате Том наконец ловит Джерри, и токсоплазма обретает своего главного хозяина — размножаться этот паразит может только в кошках. А уже дальше милые домашние питомцы вполне могут передать токсоплазму и человеку.
У зараженных людей заметно отличается поведение: они чаще теряют самоконтроль, склонны к совершению неуправляемых поступков, постоянно пребывают в тревоге и сомневаются в своих силах. Более того, токсоплазмоз еще замедляет реакции человека. Все вместе это часто приводит к плачевным результатам — ученые специально изучали пробы 146 человек, повинных в автомобильных авариях, и установили, что большинство из них были заражены этим паразитом.
Самое интересное, что, по официальной статистике, токсоплазмой заражены почти 50% всего земного населения. (Для разных стран это значение сильно отличается. Так, в Южной Корее заражено только около 4% жителей, а в Бразилии — все 67%). Тут поневоле и задумаешься, почему одни люди предпочитают авантюры, адреналин и вечные поиски, а другим вполне достаточно пульта от телевизора.

Нейроны

Как человек принимает решение? В 1985 году ответ на этот вопрос искал американский нейробиолог Бенджамин Либет. Его интересовало, какое место занимает осознанная мысль в цепи последовательных нейронных процессов, ведущих к выполнению действия.
На головы студентов, вызвавшихся поучаствовать в эксперименте, он устанавливал датчики ЭЭГ, которые фиксировали любую активность мозга, а затем просил испытуемых пошевелить пальцами. Важно, что Либет оставлял свободу участникам — они могли совершить движение когда угодно, а не в ответ на специальный стимул. Но при этом студенты должны были отмечать момент, когда к ним приходило желание это сделать. А аппарат ЭЭГ, подключенный к счетчику времени, устанавливал периоды возникновения потенциала готовности — всплеска активности в коре головного мозга, который предшествует сознательному действию.
Против ожиданий оказалось, что испытуемые раз за разом сообщали о своем желании пошевелить пальцем на 350–400 милисекунд позже, чем такое решение «принимали» нейроны (когда наблюдался всплеск на энцефалограмме).
В 2008 году группа немецких нейробиологов внесла впечатляющие обновления в данные, полученные Либетом. Поместив испытуемых в томограф, ученые просили их смотреть на экран с появляющимися на нем буквами и произвольно нажимать левую или правую клавишу. При этом участники должны были запоминать символ, увидев который, им захотелось сделать движение, и заново выбирать его при контрольном вопросе. В отличие от экспериментов 80-х годов, где потенциал готовности обнаруживался в дополнительной моторной области всего за миг до осознанного решения, в новом исследовании ученые зафиксировали активность мозга во фронтальной коре уже за семь секунд до нажатия клавиши. Эти данные ставят под сомнение идею о том, что человек способен контролировать свое поведение. Мозг сам решает, как следует поступать. Осознанный выбор поведения — лишь иллюзия, которая скрывает реальные процессы, происходящие в голове человека независимо от него самого.
Этот факт сказывается даже на том, сможет ли желающий похудеть, удержаться на диете. Чем лучше у него развита фронтальная кора, отвечающая за рациональное поведение, тем выше шансы на успех. От толщины этой зоны зависит, насколько человек может откладывать вознаграждение во времени. В то же время центр удовольствия склоняет поступить так, чтобы получить немедленное чувство эйфории. Ученые, сегодня изучающие поведение, говорят, что решение — это достижение порога активности тех или иных нейронов, которые дают сигнал моторной коре о запуске рационального или эмоционального поведения.

Нейромедиаторы

Кроме того, что нейроны определяют наши желания, они же — источник разнообразных ощущений. Точнее, такую функцию имеют нейромедиаторы — химические вещества, которые обеспечивают передачу электрического разряда по синапсам, отросткам, соединяющим нервные клетки.
Открытие нейромедиаторов пришлось на 1960-е годы — время бурного расцвета нейробиологии. Оказалось, что ощущение радости и эйфории зависит от количества серотонина, находящегося в тканях головного мозга, а депрессия или даже легкое уныние — следствие не дурного характера, а нехватки этого вещества. Другой нейромедиатор, дофамин, заставляет нас тянуться не к высоким целям, а к простым, диктуемым эволюцией, потребностям — еде и сексу. Это вещество ответственно за чувство удовольствия, которое особенно обостряется именно в такие моменты. Кроме того, оно участвует в процессе принятия решений.
Российский нейроэкономист Василий Ключарев из Высшей школы экономики исследовал, почему люди склонны к конформизму и зачастую меняют свое мнение под давлением мнения окружающих. Он предлагал испытуемым оценить привлекательность лиц по шкале от одного до восьми. После того как участники делали это, им показывали оценки других людей — при несовпадении многие из участников в течение часа меняли свою точку зрения. Оказалось, что в момент принятия «неправильного», отличного от общепринятого решения, в мозгу человека активируется центр распознавания ошибок, а центр удовольствия, напротив, блокируется — мы чувствуем себя очень некомфортно. Мозг требует срочно отказаться от экстравагантного поведения и впоследствии награждает нас за конформизм уютным чувством удовлетворения. Чем выше уровень допамина, тем лучше развита эта система поощрения и наказания.
«Медиатор бодрствования» — норадреналин — тоже заметно влияет на наше поведение. Несмотря на то, что количество его молекул не так уж велико, именно от норадреналина зависит концентрация внимания, энергичность, мотивация к действию, спокойствие, острота памяти, хорошее настроение и наше поведение в момент опасности. Так что открытие нейромедиаторов заставляет серьезно сомневаться, что мы являемся хозяевами своих чувств.

Квантовый эпилог

Многие ключевые процессы в человеческом организме протекают на таких маленьких масштабах, где уже начинают действовать вероятностные законы квантовой механики. Квантовые случайности определяют, каким будет пол будущего ребенка (носителем какой хромосомы является самый удачливый сперматозоид) или когда по аксону побежит разряд нервного импульса. Так что на место разочаровывающей несвободы и вовсе приходит полный хаос, лишь прикрытый хитросплетением нейронов, генов, психологических паттернов и культурных кодов, которые постоянно тянут нас в разные стороны.

[Александр Вакуров]

МОЗГ ПОДРОСТКА ЧАСТИЧНО “ВЫКЛЮЧАЕТСЯ” КОГДА МАМА РУГАЕТ

NOVEMBER 28, 2014 PAVEL SENKO


Мы все знаем, что отношения между родителями и подростками могут быть весьма затруднительными. Нейроученые из ведущих университетов США провели исследование, которое проливает свет на некоторые причины таких трудностей.


Группа ученых из Питтсбурга, Беркли и Гарварда под руководством Кьюн Хва Ли (Kyung Hwa Lee) пригласила 32 физически и психологически здоровых подростков. Средний возраст группы подростков составил 14 лет. 10 мальчиков и 22 девочки.

Исследование проходило в лаборатории визуализации внутренних процессов мозга. Подростков помещали в сканер и давали послушать 30-секундные записи голоса их матерей, ругающих их.

Исследователи сфокусировались на изучении трех областей мозга: области обработки негативных эмоций (лимбическая система), области вовлеченной в регулирование эмоций (префронтальная кора) и области ответственной за понимание точки зрения других людей (соединение височной и теменной долей). Они смотрели на активность возникающую в этих областях, в то время как подростки слушали ругань матерей и сравнивали это с активностью во время прослушивания записей голоса матерей о нейтральных событиях, например, о покупках в магазине. Еще они смотрели на задержки в развитии или затухании активности.

Итак, обнаружено, что когда подростки слушают ругань матери, и даже некоторое время спустя, большая активность в мозгу происходит в области негативных эмоций. А вот в других двух они отметили снижение активности: в области контроля над эмоциями и области понимания того, что им говорят. Это указывает, как сообщили ученые, что в ответ на ругань матери “подростки перестают контролировать свое социальное поведение и возможно не понимают состояние родителей”, а также “…снижение активности мозга в областях отвечающих за осмысление или понимание точки зрения, может помочь в объяснении неадекватного поведения при конфликтах в противостояниях родитель-подросток”.

naukaiprogress.com