Культурология. Статьи Опции

[Александр Вакуров]

ПРЕДМЕТНЫЕ ОБЛАСТИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ


http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=609



Мягченко Г.Ю.



.: Дата публикации 30-Марта-2009 ::





Мягченко Галина Юрьевна
канд филос н., ТГУ им. Г.Р. Державина

Аннотация. В статье анализируются основные предметные сферы культурологи повседневности, к каковым относят предметы быта и обихода, конструкции социальной реальности, создаваемые пониманием и интерпретациями самих «профанных» членов общества, их определения ситуаций, вещей, ролевого поведения партнеров и т.п. Предметные области повседневной жизни - сфера текущих, рутинных ежедневных взаимодействий, неформальных отношений, конфликтов, компромиссов, т.е. сфера личных отношений на работе, дома, в больнице, школе и т.п.

Ключевые слова: повседневность, социология повседневности, культура и культурология повседневности, типология поведневности.

Начиная с 70-х годов ХХ века слово «повседневность» замелькало в названиях книг и статей западногерманских социологов, став обозначением направленности исследовательского внимания и теоретико-методологической принадлежности авторов к неакадемическим постулатам социологической теории. Исходным положением представителей этого течения стало требование принимать во внимание только те области социальной жизни, которые входят в мир «маленького человека», приватную сферу «дома» и событий повседневной жизни, т.е. явления, составляющие собственно предмет забот, интересов и желаний «обычных членов» общества. В отличие от «академической» науки, интересовавшейся главным образом судьбой больших социальных образований, институтов (экономики, права, управления, армии, искусства, религии и т.п.), в центре интересов социологов этого типа стоят конструкции социальной реальности, создаваемые пониманием и интерпретациями самих «профанных» членов общества, их определения ситуаций, вещей, ролевого поведения партнеров и т.п. Предметные области социологии повседневной жизни - сфера текущих, рутинных ежедневных взаимодействий, неформальных отношений, конфликтов, компромиссов, т.е. сфера личных отношений на работе, дома, в больнице, школе и т.п. Теоретически социолог повседневной жизни стремится выйти на те способы (методы) понимания, которыми обычный человек объясняет себе и другим, окружающим его людям свою жизнь, свои поступки, выбор вещей и свое поведение, свои интересы и планы на будущее, то, что он сам считает важным и значительным. Ставится цель зафиксировать, как складывается тот общий «запас или фонд обычного знания», который и определяет поведение человека в самых различных ситуациях его будничного существования (работы, еды, потребления, воспитания детей, семейных отношений).

В этом случае идея «повседневности» задает как бы нулевой уровень, точку отсчета в изучении ценностно-нормативных структур, определяющих социальное поведение, поскольку быт, «обыденщина» становились основанием для выделения явлений и значений небытового плана – сферы желаемого и его модусов – фантазии, «возможно достижимого», «праздничного», необычного, экзотического и др. Благодаря этому возникала возможность описания тех семантических структур, которыми обозначалась повседневная жизнь, оказывающаяся в поле ценностного напряжения между отдельными идеальными образованиями, служащими ориентирами поведения, ресурсами понимания и истолкования, а также просто ресурсами действия.

Социологи повседневности сделали чуть ли не впервые предметом социологического анализа повседневные ритуалы – приветствия, свадьбы, переговоры, семейные обеды и визиты гостей, домашние развлечения, встречи в местном кафе, на улице, а также уделили много внимания этикету и униформе (одежде, ее семантике, смене обстановки квартиры и пр.), также значимыми стали проблемы, связанные с бытовым использованием и функционированием техники, отношениями к кухонной и радиоэлектронной аппаратуре, телефонам, музыкальным инструментам и автомобилям.

В целом эти исследования пока ограничивались четырьмя типами технических устройств: автомобиль, его социально-экономическое и символическое использование (выяснялась ролевая принадлежность и предписанность пользования машиной, семантика автомобиля в отношении к мужским и женским ролевым стереотипам, значение марки для статуса владельца, влияние пользования автомобилем на частоту и интенсивность социальных связей и т.п.) Затем аудиовизуальная аппаратура (телевизор, видеотехника, , DVD –плейер, аудиоплейер, CD- плейер и т.п). Изучалось ролевое распределение пользования ею внутри малых неформальных групп, связь с лидерством в группе, а также взаимоотношения поколений, касающиеся владения той или иной вещью.

К этому изучению близко примыкает и социологическое обследование пользователей домашним и мобильным телефонам как основой опосредованных социальных контактов (влияние «невизуальности» на характер общения, обозначение зоны приватности, кода коммуникации – делового, личного, исповедального, характера социального дистанцирования в пользовании мобильным телефоном и пр.)

И, наконец, четвертый круг вопросов касался взаимоотношений со сложным кухонным оборудованием (миксерами, блендерами, комбайнами, холодильниками, таймерами, посудомоечными машинами и др.): рассматривались процессы рационализации собственного поведения, разрушения традиционных ролевых распределений в семье, вызванные использованием сложной техники и ее ремонтом, формы отчуждения.

Наряду с подобными исследованиями большой размах приобрело изучение повседневности, пытающееся сохранить связь с исследованиями социальных трансформаций традиционной культуры.

В качестве примера приведем работу директора института социологии медицины, одного из наиболее известных специалистов в этой области, равно как и в области истории и методологии социологического знания, Х.Ф.Фербера «Привычки питания: к социологии питания». Знание норм, культурных значений еды и питья, социальных ожиданий, определение действий в подобных ситуациях, ритуалы, социальный контроль в отношении злоупотребления едой и питьем, способы адаптации к инновациям, формы потребления, установление общения в процессе трапезы, характер изменения этих норм и т.д. все это имеет важное значение и отнюдь не только в чисто академическом плане (как аспект исторической или этнологически ориентированной социологии культуры), но и вполне прагматическое. С этими моментами впрямую связано здоровье и благополучие населения. От ответов на ряд вопросов, поставленных в социологии питания, зависит выбор той или иной политической программы в области здравоохранения, социального обеспечения и т.п. Фербер формулирует три проблемы, подлежащие детальному изучению и в чисто эмпирическом, и в теоретическом плане.

1. В какой степени питание (рассматриваемое как поведение) стабилизировано во времени и пространстве, т.е. в качестве обычая или привычки остается независимым от среды и устойчивым к отдельным ее воздействиям? (Институциональный аспект социального действия).

2. Может ли питание рассматриваться как поведение в специфически стратификационном смысле, т.е. быть детерминированным обстоятельствами принадлежности к определенному социальному слою, сословию или группе? (Стратификационный аспект социального действия).

3. В какой форме сегодняшнее питание (взятое как поведение) может анализироваться в социально-генетическом отношении, т.е. быть поставленным в перспективу изучения социальных изменений, обусловленных, например, процессами индустриализации и урбанизации? (Социогенетический аспект социального действия).

Как и многими другими формами телесно-физического проявления человека (как правило, татуированными, такими как секс, физиологические отправления и т.д.), социология до недавнего времени практически не занималась питанием, и сама постановка вопроса о подобных предметах для нее неожиданно оказалась шоковой, ошеломляющей. Между тем, все события такого рода отражают социальную динамику культурных представлений и подчинены таким же социологическим закономерностям, как и другие формы социального поведения. Еще М.Вебэр подчеркивал социальное значение отделения места потребления и отдыха от места работы, т.е. социально-пространственного и социально-временного отделения места жилья и отдыха от места работы, домашнего хозяйства и имущества от фабрики, бюро и т.п., приведшего к тому, что отношения, имеющие связь с телесностью человека, оказались удаленными из области публичного и вытеснены в сферу, отмеченную интимностью, закрытостью. Этим отчасти и объясняется отсутствие информации о таких взаимодействиях и очень опосредованный характер знания этих явлений.

Привычки питания - это институциональные способы поведения, ежедневно повторяющиеся действия, с которыми связано соответствующее оборудование и техника, планирование деятельности большого количества ладей в течение короткого или продолжительного времени. Социальными санкциями закреплена не только периодичность, но и «стилистика» еды (характер помещения, столовые приборы, правила общения за едой, формы застолья, отношение к «меню», включая нормы национальных кухонь и т.п.), произведена стандартизация времени и расходов на еду. Иными словами, отчетливо выделяются все те элементы взаимодействия, которые могут быть названы «образцами поведения». Изменения «поведения» питания следуют только по «пороговым величинам» и связаны главным образом с оправданием или отвержением тех или иных форм.

Согласно исследованиям Х.Ф.Фербера, важнейший аспект современного питания - временное и пространственное обобществление еды (почти четверть из 20,6 млн. домашних хозяйств в ФРГ используют в той или иной форме кантины, т.е. столовую, буфет предприятия, кафе. Главным образом это служащие, а из них - преимущественно те, семьи которых состоят из 2 человек). Место еды зависит от дохода, места проживания, величины семьи, социального статуса индивида и семьи в целом (чем выше статус, тем чаще едят дома).
В символические социальные компоненты процесса еды входят также, наряду с продолжительностью и местом еды (дома, в кантине, в кафе или ресторане, на рабочем месте и т.п.), состав участников трапезы (один или с партнерами, в качестве которых могут выступать коллеги, деловые люди, домашние или друзья. В каждом случае выбор партнера очень важен для социальной оценки еды). Решающим является вопрос о том, кто готовит еду: сам «едящий», члены семьи, прислуга или она готовится в промышленном режиме, в кантине и т.п.

В настоящее время в развитых странах фактически нет различий в собственно товарной и энергетической номенклатуре продуктов питания. Социальное неравенство проявляется в культуре еды, ее разнообразии, числе блюд и составе участников трапезы, а также выделенности ритуала еды в пространстве и времени. Важен не состав того, что находится в «продуктовой корзине» на кухне или в холодильнике, а качество и разнообразие форм приготовления, качество самих продуктов; стиль еды, ее обстановка, а не различия в доходах. Фактически в настоящее время исчезли исторически существовавшие социально-стратификационные различия в характере потребляемых продуктов.

Исследователи приходят к заключению, что более важной в социальном плане сегодня становится возможность освободиться от нерациональных или малоценных затрат на приготовление еды, домашнюю работу и т.п., то есть освободить время для иных социальных занятий. Однако самое важное изменение (настоящая революция в характере питания) заключается в смене способа производства продуктов питания, освобождении от самообеспечения. В связи с введением промышленной технологии и индустриализацией производства продуктов (новые способы консервации и пастеризации, применение новых химических и электронных, вакуумных и т.п. способов антисептики) произошло резкое, радикальное изменение характера рыночного обеспечения продуктами, полностью вытеснившего натуральную систему хозяйствования. Впервые в истории оказалась возможной стабилизация снабжения населения продуктами питания. Промышленный режим технологической обработки сельскохозяйственной продукции (как и сама перестройка сельского хозяйства) способствовали независимости потребления от сезонных колебаний и типов пищевого рациона.

Наряду с формированием систем массового обслуживания (массового по типу, времени и месту) развивается и небывалый в истории «рынок» альтернатив пищевого поведения. Традиционный тип питания (жесткий по характеру ассортимента продуктов, времени трапезы и т.п.) сменился целерациональным (характерным для фаз форсированной индустриализации - наиболее эффективный и скорый способ насыщения, потребление главным образом богатых жирами, сахаром и белками продуктов, предполагающих тяжелый физический труд), а сейчас он, в свою очередь, вытесняется ценностно рациональными образцами питания, т.е. имеет место постановка индивидом собственных целей и критериев питания - гедонистических, диетических, стремление к достижению (или сохранению) идеальной фигуры, здоровья, нравственных или религиозных целей и т.п. Альтернативные типы питания - сыроедение, диета или, напротив, потребление энергетически богатых или витаминизированных продуктов, отказ от преобладания в рационе картофеля, сахара, жиров и т.п. - создают условия не только для освобождения от традиционных ритуалов и обычаев еды (поскольку исчезают пищевые табу, связанные с традиционными предписаниями), но и от ее рационального планирования.

Все это становится возможным, разумеется, благодаря появлению новой технологии приготовления пищи - использованию консервов, - продуктов быстрого или глубокого замораживания, полуфабрикатов и т.п., обеспечивающих свободу от однозначной ситуации прежнего питания. Все это значит, что типы поведения, прежде свойственные только высшим слоям («свободно выбираемый рацион питания и меню»), а также типы поведения в особых социальных состояниях (праздники, экстраординарные ситуации - поминки, чествования и пр.) утратили свой «демонстративно-роскошный» характер.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №1(13), 2009

[Александр Вакуров]

СУФРАЖИЗМ КАК ПОЛИТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ ФЕМИНИЗМА


http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=617


Крыкова И.В.



.: Дата публикации 30-Марта-2009 ::



Крыкова Ирина Викторовна,
аспирантка ТГУ им. Г.Р. Державина

Аннотация. В статье анализируется особенности идеологии и организации женского движения середины XIX - начала ХХ века за избирательное право (суфражизм). Автор уделяет также внимание либеральному феминизму как ведущему течению феминистской мысли этого периода.

Ключевые слова: женское движение, либеральный феминизм, суфражизм, милитантки, права женщин.

С середины XIX века женское движение набирает силу, требования феминисток в разных странах стали принимать форму общественных кампаний и политических акций. Феминистское движение 1840-х - 1920-х годов принято считать первой волной феминизма. Возникновение в ряде европейских стран и США в этот период самостоятельных женских организаций, требующих независимости женщины и уважения её прав, было не случайным. Промышленная революция и демократические реформы требовали пересмотра отношений между различными общественными группами, в том числе между мужчинами и женщинами.

Однако в то время как мужчины постепенно обретали гражданские и политические свободы, правовое положение женщин не менялось, то есть либеральные идеи равенства распространялись в основном на мужчин. Это противоречие становилось все более очевидным.

Как отмечают исследователи, более развитое женское движение складывалось в протестантских странах с господствующей либеральной теорией (преимущественно, в Великобритании и США). Исследовательница О.Н. Шмелева, ссылаясь на историков Бонни Андерсон и Юдит Цинссер, объясняет это тем, что протестантская церковь, в отличие от католической, выступавшей за сохранение традиционных женских ролей, хотя и выступала против феминизма, тем не менее проповедовала духовное равенство. [1, с.27]. Например, квакеры (члены английской протестантской секты радикального направления) заявляли, что женщины могут претендовать на священнические посты. Подобные взгляды заставляли женщин усомниться в традиционных представлениях об их роли. Кроме того, как отмечают Б. Андерсон и Ю. Цинссер, в протестантских странах женщины были более грамотны. [1, с.27]. С другой стороны, основными принципами западной либеральной доктрины были убеждение в том, что общество должно обеспечить своим членам свободу реализовать свои возможности и что гражданин является носителем неотъемлемых прав. [1, с.27]. Ведущим течением феминизма XIX века стало либеральное направление, основная идея которого заключалась в том, что "поскольку женщины - такие же разумные существа, как и мужчины, они должны обладать теми же юридическими и политическими правами". [2, с.9]. Либеральные феминистки требовали прекращения правовой, экономической, социальной зависимости женщин, предоставления прав на образование, творчество и т.д.

В то же время либеральные феминистки, сосредоточившись на правах в общественной сфере, не анализировали отношения власти, которые могут существовать в семье и частной сфере [2, с.9]. Иначе говоря, либеральный феминизм, исходя из идеи равенства полов, не подвергал критике патриархатную систему. Решение "женского вопроса" либеральные феминистки видели в проведении социальных и политических реформ в рамках существующего общества.

В Европе центром феминистского движения XIX века стала Великобритания - родина промышленной революции. Этот период был ознаменован бурным ростом городов, развитием крупной промышленности, переходом к машинному производству, увеличением значимости в обществе среднего класса. Резкий скачок промышленности потребовал гораздо больше рабочих рук, чем могли предложить работники мужского пола, поэтому привлечение женщин становится необходимым. Массовый женский труд в общественном производстве превратился постепенно в факт социальной жизни, меняя традиционный статус женщины как продолжательницы рода, и, соответственно меняя основы брака, семьи и т.д. Этот процесс имел как положительные, так и отрицательные стороны. С одной стороны, массовый женский труд способствовал росту самосознания женщин как автономной социальной группы, создавал возможность разрушить традиционную иерархию полов, "выстроить разделение труда между мужчинами и женщинами не на принципе взаимодополняемости, а на принципе взаимозаменямости". [3, с.28]

С другой стороны, были подорваны основы семьи, нарушились внутрисемейные связи, так как женщины вынуждены были пойти работать на промышленные предприятия, где они становились конкурентом мужчины, что обостряло отношения между полами. Массовый женский труд приводил также к сверхэксплуатации женщины, поскольку она по-прежнему продолжала выполнять свои обязанности матери, жены, хозяйки дома. При этом рабочий день был слишком велик, а заработная плата у женщины была меньше, чем у мужчины, который делал то же самое и на том же предприятии. Работодатели оправдывали это тем, что женщине не надо было содержать семью. Прогресс промышленности сопровождался также ростом проституции, увеличением числа новорождённых, подкидышей, абортов и детской смертности. Кроме того, женщин не принимали в профсоюзы, защищавшие права наёмных работников. Все эти факторы давали основания для коллективных выступлений женщин, для создания женских организаций, отстаивающих интересы и права женщин. [3, с.28]

В Великобритании на широкие слои женщин повлияла господствующая либеральная доктрина с её принципами свободы личности, рационализмом. [1, с.30]. Эти женщины стали объединяться в первые феминистские организации, требовавшие реформ в области права собственности, образования, развода, а также предоставления женщинам равных с мужчинами политических прав. Феминистки требовали пресечения насилия в семье, защиты материнства, права заниматься торговлей и предпринимательской деятельностью.

Главным идеологом либерального феминизма стал английский философ, социолог и экономист Джон Стюарт Милль, которого можно назвать "феминистом", поскольку он одним из первых выдвинул концепцию "полного равенства" полов в семье и обществе. [4, с.46]

Его главным феминистским трудом стала книга "Подчинённость женщины", которую он написал в соавторстве со своей женой Гарриет Тейлор в 1869 году и посвятил доказательству тезисов о равноправии полов. По мнению философа, в современном обществе судьба человека должна определяться только его личными способностями, а не полом, расой или социальным статусом. Милль считал, что господство мужчины над женщиной не является "естественным". Общество внушает людям, что назначение женщины - любить и забывать себя для любимого человека [4, с.47]. Основным условием преодоления угнетенного положения женщин Милль считал предоставление женщинам политических прав, права на образование, на доступ к занятиям наукой, литературой, искусством. Однако Милль вполне осознавал, насколько трудным может стать для женщины совмещение общественной жизни с семейными обязанностями. Поэтому Милль полагал, что пользоваться предоставленными правами будут только незамужние женщины или вдовы. [4, с.47]

В 1867 году Дж.С. Милль выступил перед парламентом с первой в истории официальной речью в поддержку женского избирательного права. После провала поправки Дж.С. Милля о предоставлении гражданкам страны права голоса тысячи англичанок примкнули к феминистскому движению и активно включились в политическую борьбу за свои права.

С середины XIX века и в Европе, и в США начались кампании борьбы за избирательные права. Следует отметить, что право голоса первоначально не являлось основным требованием феминисток, и лишь в конце XIX века, когда другие основные права считались полученными (право на образование, собственность, заработок, опекунство, защиту от физического насилия со стороны мужа), организованное женское движение переходит от умеренной к более радикальной стадии, выдвинув в качестве основного пункта своей программы требование предоставления избирательных прав женщинам. Сам термин "суфражизм" (англ. "suffrage" - избирательное право) благодаря английским феминисткам, использовавшим это понятие в отношении прежде всего избирательных прав женщин, вошел в историю как определение политического направления в феминизме [5]. Женщины все больше убеждались в том, что избирательное право имеет первостепенное значение и служит ключом к дальнейшему прогрессу. Суфражистки верили, что, имея легальную возможность голосовать на выборах, женщины вскоре освободятся от всех других форм дискриминации. Суфражистская кампания до сих пор неоднозначно оценивается исследователями истории феминизма. С одной стороны, это "сужение интересов феминисток, отвлечение от более серьезных проблем+ игнорирование экономического, идеологического и сексуального господства мужчин над женщинами" [2, с.94]. С другой стороны, суфражизм стал важным шагом к завоеванию женщинами полного равноправия с мужчинами. Следует отметить, что требование избирательного права не было чисто либеральным феминистским требованием, поскольку часто основывалось на противоречивых предположениях. Для одних феминисток получение избирательного права было конечной целью, для других - частью более широкой цели, средство полного преобразования женщин. [2, с.94]. Кроме того, с середины XIX века утверждение о том, что мужчины и женщины морально и интеллектуально равны, сосуществовало с идеей различия между полами, базирующейся на превосходстве женских специфических добродетелей (обе эти позиции прослеживаются в работах английской писательницы XVIII века М. Уолстоункрафт, одного из лидеров американского женского движения Э.К. Стентон и философа Дж.С. Милля). Так, например, в Америке и некоторых странах Европы в связи с возросшей популярностью "культа истинной женственности", стала преобладать идея о том, что женщины - "потенциальные спасительницы нации", поскольку являются хранительницами чистоты, терпимости и традиционных ценностей, и, следовательно, им необходимо предоставить политические права для оздоровления общественной сферы [2, с.94].Особенно подчеркивался женский пацифизм как врожденное качество в противовес мужскому милитаризму. Противопоставление образа женщины, дающей жизнь и мужчины-разрушителя актуально до сих пор [2, с.94]. С точки зрения различия между полами женщине не следует пытаться подражать мужчинам, наоборот, необходимо сохранить присущие им добродетели. Однако, как отмечает В. Брайсон, "многие суфражистки старались совмещать эту позицию с либеральными идеями о естественных правах и социальном равенстве полов". [2, с.95].

Основной социальной базой суфражистского движения был средний класс. Характерной особенностью феминистского движения этого времени было стремление к женской солидарности и международному сотрудничеству. Женщины разных стран осознавали общность своего жизненного опыта и проблем, что нашло воплощение в идее сестринства и организации интернациональных женских организаций. Так, в 1888 году феминистки разных стран объединились в "Международный совет женщин", а в 1904 году был образован "Международный женский суфражистский альянс", в который вошли суфражистки США, Канады, Великобритании, Германии, Нидерландов, Норвегии и Швеции. [6, с.388]. Активистки организации ежегодно проводили тысячи митингов, миллионы листовок о бесправном положении женщин распространялись в самые отдаленные уголки земного шара. [6, с.392].

В Англии суфражизм имел самую длительную историю в Европе и достиг максимального развития, охватив в начале ХХ века огромное количество женщин. Более того, исследователи отмечают, что именно британское суфражистское движение стало моделью для подобных движений в других странах [1, с.32]. В Великобритании уже в конце XVIII века либеральные принципы народного суверенитета и индивидуальной свободы получили наиболее последовательное воплощение, и политическая активность англичанок была чрезвычайно высока. В 1851 году в Великобритании была создана первая постоянная группа сторонников и сторонниц предоставления женщинам права голоса Шеффилдская ассоциация за предоставление права голоса. К 1867 году в Манчестере при активном участии Лидии Беккер и Ричарда Панкхерста было создано "Общество женского избирательного права".

Новый этап в истории британского суфражизма происходит в начале ХХ века. В это время суфражистская кампания Великобритании разделилась на два противоположных течения: на конституционных сторонниц равноправия (suffragists) и воинствующих суфражисток (suffragettes). [1, с.33]. Первые входили в организацию "Национальная федерация суфражистских обществ" (НФСО), созданную ещё в 1868 году под руководством английской феминистки, писательницы и доктора прав Миллисенты Гарретт Фаусетт. НФСО действовала под девизом "Вера, Настойчивость и Терпение" и признавала борьбу только либеральными методами [1, с.33]. Организация издавала много брошюр, подавала петиции, устраивала большие митинги. Подавляющее число членов НФСО были женщины с учеными степенями, видные общественные деятельницы, в основном представительницы среднего класса, однако в начале ХХ века ряды организации пополнили женщины-работницы, что существенно расширило социальную базу движения за женское избирательное право.

Воинствующее крыло суфражистского движения возглавили Эммелин Панкхерст и её дочь Кристабель. В 1903 году под их руководством был создан "Женский социально-политический союз" (ЖСПС). ЖСПС породил новое направление в суфражизме: милитантство (от militant - воинственный) [5]. Милитантки отказывались сотрудничать с правительством и в целом с мужчинами до тех пор, пока женщинам не будет предоставлено право голоса (членами ЖСПС были только женщины). Активистки считали, что правительство уступает только тогда, когда на него оказывают давление, поэтому прибегали к воинственным методам привлечения внимания к себе: разбрасывали листовки с гостевой галереи парламента, прерывали выступления членов кабинета свистом и криками "Votes for women!" ("Избирательное право женщинам!"), приковывали себя наручниками к перилам в общественных местах, устраивали несанкционированные митинги и шествия, а оказавшись в тюрьме, избирали тактику голодовок. Помимо этого милитантки развернули "атаку на собственность": разбивали камнями окна правительственных зданий, офисов, витрин магазинов, поджигали дома, обрывали телефонные провода. В 1913-1914 гг. эскалация насилия со стороны суфражеток привела к бросанию бомб в частные дома, церкви и общественные здания [5].

Следует отметить, что само возникновение радикального крыла в женском движении было обусловлено несколькими факторами. Во-первых, изменилось поколение феминисток. Феминистки начала ХХ века воспитывались в иных условиях, чем их предшественницы, у них было больше возможностей для самореализации в публичной сфере. Во-вторых, политическая обстановка в стране отличалась большой социальной напряженностью. В-третьих, не следует забывать, что к началу ХХ века все традиционные методы борьбы были использованы Национальной федерацией суфражистских обществ и не принесли результатов.

В связи с этим вопрос о роли милитанства в суфражистском движении до сих пор вызывает острые дискуссии. С одной стороны усиление террористических приемов борьбы дискредитировало организацию и дало новые аргументы противникам женского равноправия, заявившим о том, что женщины неуравновешенны, чрезвычайно эмоциональны и на этом основании нужно отказать им участвовать в политической жизни. С другой стороны, тактика милитанок оказалась плодотворной: они привлекли к себе внимание прессы, способствовали привлечению новых сторонников и увеличению пожертвований суфражистским организациям. [5].

Таким образом, можно отметить, что к началу Первой мировой войны женское движение в Великобритании превратилось в мощную политическую силу. Однако оно не было единым в организационном и политическом отношении.
Что касается развития суфражизма в США, то здесь движение женщин-суфражисток началось с конвенции по правам женщин, состоявшейся 19 июля 1848 года в Сенека-Фоллз, штат Нью-Йорк и давшей начало организованному движению американских женщин за свои права. Результатом конвенции стало подписание первой декларации по правам женщин - "Декларации позиций и резолюций". Написанная Элизабет Кейди Стэнтон совместно с Лукрецией Мотт и её друзьями Декларация начиналась словами: "Все женщины и мужчины созданы равными+" [7, с.57] В Декларации были выдвинуты требования для женщин гражданских прав - право голоса, право на образование, собственность, право на развод, на оплачиваемый труд и участие в политической и религиозной жизни общества. Участницы Конвенции потребовали также отказа от двойного морального стандарта, с помощью которого женщины за отступление от нравственности изгоняются из общества, а мужчин же практически не осуждают [7, с.57]. Декларация в Сенека-Фоллз стала поворотным пунктом в истории американского и мирового феминизма, положив начало формированию его либерально-реформистского направления. По мнению В. Брайсон, именно "с этого момента был заложен фундамент феминизма как теории и как политического движения" [2, с.46] .

В 1869 году разногласия по поводу ратификации пятнадцатой поправки к Конституции США, предоставлявшим афроамериканским мужчинам право голоса, но ничего не говоривших о женщинах, привели к созданию двух независимых организаций, выступавших за права женщин [8]. Лидеры американского женского движения Элизабет Кейди Стэнтон и Сьюзен Браунелл Энтони основывают Национальную ассоциацию за избирательные права женщин. Э. Стэнтон была категорически против сведения движения к одной лишь задаче получения избирательных прав и говорила о том, что "угнетенное положение женщины включает в себя не только отсутствие гражданских и юридических прав, но и ее сексуальную эксплуатацию", которая в свою очередь, является "следствием экономического положения женщины и всей системы общественных и религиозных догм" [2, с.48]. Такая позиция выходила далеко за рамки традиционного либерализма. Э. Стэнтон считала, что сексуальное влечение имеет отрицательные последствия для здоровья женщины, что "неумеренная сексуальность мужчин влечет за собой деградацию и унижение женского пола" [2, с.48]. С точки зрения Э. Стэнтон, в браке женщина теряла сексуальную автономию, поскольку не имела права отказать сексуальным предложениям мужа, и тем самым подвергалась риску нежелательной беременности или заражения венерическими заболеваниями. [2, с.48].

Более умеренное крыло женского движения возглавили Люси Стоун (одна из первых женщин, открыто заговорившей о женских правах) и писательница Джулия Уорд Хоу - первая женщина, избранная членом Американской академии изящных искусств и словесности. Л. Стоун и Д. Хоу основали Американскую ассоциацию по правам женщин. Ассоциация поддержала пятнадцатую поправку без изменений и все усилия сосредоточила на получении избирательных прав женщин [8]. Активистки Ассоциации считали, что получение женщинами права голоса поможет решить более широкий круг проблем (например, равные права при разводе, право отказывать мужу в сексе, расширение экономических возможностей для женщин).

В 1890 году радикальное и умеренное крыло организованного феминистского движения объединились в новую организацию - Национальная американская ассоциация за избирательные права женщин. Благодаря деятельности организации в 1869 году штат Вайоминг предоставил женщинам право голоса. В 1893 году этому примеру последовал Колорадо, в 1896-м Айдахо и Юта. [9].

Деятельность суфражисток в Европе и Америке прервала война. Большинство лидеров суфражизма поддерживало свои правительства, а милитанки направили всю свою энергию в фанатичный патриотизм.

Тем не менее благодаря усилия суфражисток впервые в мировой истории право голоса женщинам было предоставлено в Новой Зеландии в 1893 году, в Австралии - 1902, в Норвегии в 1913, в Дании и Исландии в 1915, в Канаде в 1918. Первой страной, предоставившей женщинам не только право голосовать, но и быть избранной, стала Финляндия (1906 г.) [9].

Впрочем, получив избирательное право, женщины не получили реальной власти. Некоторые исследователи полагают, что именно это привело к кризису и сходу на нет первой волны феминизма в ХХ веке.

Таким образом, основными центрами организованного женского движение, возникшего в середине XIX века, оказались Англия и США. Участницами феминистского движения, как в Америке, так и в Европе, были в основном представительницы среднего класса, имевшие образование и возможность посвятить свое время общественно-политической деятельности.

К концу XIX века либеральный феминизм развивался преимущественно в форме суфражистского движения, то есть борьбы женщин за право голоса, в получении которого феминистки видели путь к социальному и политическому равенству. Борьба за избирательное право в Западной Европе и Америке принимала самые разнообразные, иногда агрессивные формы. В рамках суфражистских компаний зарождался радикальный феминизм.

Первая волна феминизма охватила многие страны, однако женское движение не было направлено на отмену гендерной системы, не отличалось идеологической сплоченностью и массовостью, поэтому, когда в 20-х годах ХХ века главная цель движения - избирательные права женщин - была достигнута, движение пошло на спад.

Список литературы:
1. Шмелева О.Н. Дискурсивный анализ феминистских текстов (На материале проблемно-портретных очерков германского политического феминистского журнала "ЕММА"): Дис. ... канд. филол. наук : 10.02.04 Астрахань, 2006.
2. Брайсон В. Политическая теория феминизма / В. Брайсон. - М., 2001.
3. Гендерные аспекты политической социологии. Учебное пособие /Отв. ред. С.Г. Айвазова, О.А. Хасбулатова. - М., 2004.
4. Введение в гендерные исследования. - М., 2005.
5. Шнырова О.В. Феномен милитантства в истории суфражизма http://anthropology.ru/ru/texts/shnyrova/woman_24.html
6. Феминизм: проза, мемуары, письма: Пер. с англ. / Под ред. М.Шнеир. - М., 1992.
7. Феминизм в общественной мысли и литературе / [Е.Трофимова, сост.] М., 2006
8. Писательницы мировой истории / Элизабет Кэди Стэнтон http://www.womanzona.ru/pisatelnitsi-mirov...et-kedi-stenton
9. Успенская В. И. Суфражизм в истории феминизма. http://www.a-z.ru/women/texts/sufrr.htm
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №1(13), 2009

[Александр Вакуров]

ВЕДИЧЕСКОЕ ТРАКТОВАНИЕ ГЕНЕЗИСА РОССИЙСКОГО СУПЕРЭТНОСА


http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=618



Четвертакова Ж.В.



.: Дата публикации 30-Марта-2009 ::





Четвертакова Жанна Владимировна,
кандидат философских наук, доцент ТГУ им. Державина.

Аннотация. В статье раскрываются особенности происхождения русского этноса и трансформации его в пусерэтнос. Стержнем и ядром великорусского психологического типа выступает славянское начало. Славянская группа языков (восточные, западные, южные) входящие в индоевропейскую общность, к которой так же относились восточные группа (индийцы, иранцы, армяне, таджики) и западноевропейская (англичане, германцы, французы, итальянцы, греки).

Ключевые слова: генезис этноса, русский этнос, ведическое трактование, суперэтнос.

Развитие русских как национальности из разрозненных племен, было длительным процессом. Биосоциальное единство, социально-культурная близость, материальная культура, религиозно-духовная близость формировались медленно.
Решающими причинами деятельности и сложности процесса формирования Российского суперэтноса стали сравнительно низкая плотность населения, гораздо ниже, чем в западной Европе, Китае, Индии, а так же длительный, растянувшийся на многие столетия процесс внешней колонизации. Российский суперэтнос формировался на Восточно-европейской равнине, на которой располагались славянский и тюркский центры кристаллизации Российского суперэтноса. Тесные хозяйственные связи между славянскими, тюркскими и финоугорскими народами, проживавшими на этой общей территории, обусловили взаимодействие культур этих народов, заимствование многих элементов мировоззрения, культуры друг у друга.

Стержнем и ядром великорусского психологического типа выступает славянское начало. Славянская группа языков (восточные, западные, южные) входящие в индоевропейскую общность, к которой так же относились восточные группа (индийцы, иранцы, армяне, таджики) и западноевропейская (англичане, германцы, французы, итальянцы, греки).

Многие ученые полагают, что прародина идоевропейцев находилась на юге современной России и Украины (См. История России с древнейших времен до конца ХVII века/под ред. А.Сахарова. М.,1997.).

В свою очередь ученые - ведисты полагают, что прародиной многих народов, в том числе и индоевропейцев, является полярные, приполярные и заполярные области современной Евразии. Эту гипотезу косвенно подтверждают новейшие исследования океанографов и палеонтологов, которые пришли к выводу, что 30 –15 тыс. лет до н.э. климат Арктики был достаточно мягким, а Северный Ледовитый океан был теплым. Такие климатические условия не исключают существование в данных широтах очага древней цивилизации.

Источником для выдвижения подобной гипотезы послужила мифология. Именно мифология, по мнению А.Лосева, дает исходные идеи современной науке. (Лосев А. Из ранних произведений. М., 1990. С. 404.) Миф – это закодированные в знаково-символической форме реальные события далекого прошлого, стародавние общественные отношения и нормы поведения. Человек неразрывно связан со знаками и символами, выступающими обобщающими реальными ориентирами. Превратившись в утвержденный и принятый текст, они отражают самодовлеющую, автономную самостоятельность, выступая в форме некоторого окончательного критерия для действия людей. Подобная упорядоченность проецируется на общественные отношения в виде определенного строя, запретов и алгоритмов действия. Критический анализ мифа дает возможность реконструировать архаические формы сознания древних людей.

Сведения о древней полярной цивилизации, как полагают ученые - ведисты, зафиксированы во многих культурах (древнеегипетской, древнегреческой, древнеримской и т.д.) (См.: Демин В. Тайны русского народа. М., 2001.) В историю она вошла под названием Гипербореи. Этнотип гиперборейца означает «те кто живет за Борем (Северным ветром)» или просто «те, кто живет на Севере».

Предположительно Гиперборея находилась где-то между Белым морем и Финским заливом Балтики, со столицей в городе Словенске, рядом по побережью Ледовитого океана, находились другие легендарные земли – Бьярмия и Беловоды (Асов А. Арии пришли с Севера//Наука и религия. 1996. № 1.; Асов А. Урал сокровенный//Наука и религия. 1996. № 7.).

Гиперборея, как предполагают ученые - ведисты, была высокоразвитой цивилизацией. Плиний Старший так описывает жизнь в Гиперборее: «… счастливый народ, который называется гиперборейцами, достигает весьма преклонных лет и прославлен чудесными легендами … там неизвестны раздоры и всякие болезни, смерть приходит там только от пресыщения жизнью» (Лосев А.Ф. Античная мифология в историческом развитии. М., 1957. С.405.).

В целом жизнь в Гиперборее ассоциировалась с «золотым веком» - царство счастья, добра, справедливости и изобилия. Этому изобилию способствовали климатические условия, которые давали возможность направлять свой потенциал на занятие различными искусствами. В частности А.Асов предполагает, что гиперборейцы родоначальники астрологической науки. Они знали не только суточные, годовые, но и эпохальные вращения небесного свода. Наблюдали за солнцем, Луной иными планетами. Успели вычислить координаты небесных тел, предсказывать будущее. Эти знания были записаны на зодиакальном блюде, которое досталось грекам и через тысячи лет стало достоянием современной астрономии и астрологии. (Асов А. Звездная мудрость гиперборее// Наука и религия. 1995. № 12. С.16-18).

Косвенным подтверждением данной гипотезы может служить находка экспедиции «Гиперборея 98» - «галереи знаков». Предположительно, что данный комплекс мог быть реальной обсерваторией, которая служила для определения каких-либо дат, связанных с движением Солнца, Луны или иных небесных светил (Зеленцов С. Обсерватории – 15 тыс. леит// Наука и религия. 2000. № 1. С.56.) «Золотой век» Гипербореи у русского народа сохранился в виде сказочного образа Золотого царства – источника богатства, благополучия и процветания. В последствии он был трансформирован в легендарный остров Буян – сосредоточение творческих сил.

Природные катаклизмы (новая эпоха похолодания) приводят к гибели цивилизации и движению древних народов с Севера на Юг, через Северо-западную и Центральную часть современной России, вдоль Уральского хребта и по берегам рек Волги и Оби. Это было не хаотическим движением, гиперборейцы обладали знанием (возможно и интуитивно) «выбирали для своего продвижения и временного расселения такие сакральные места, которые особенно активизировали естественную энергетику человека, а также упрощали каналы его взаимосвязи с ноосферой» (Демин В. Магическими путями Севера//наука и религия. 2000. № 9. С. 45.) Неслучайно таким эзотерическим местом является спиралевидный южно-уральский город – Аркаим, датируемый XVIII – XVII вв. до н.э. (там же с. 46.).

Новые условия существования требовали от славян выработки жизнеспособных стереотипов. По мнению А.Гумилева любая этническая история имеет 3 параметра: 1) Соотношение каждого этноса с его вмещающим и кормящим ландшафтом, причем утрата этой связи невосполнима: упрощается, а вернее, искажается и ландшафт, и культура этноса. 2) Вспышка и последующая утрата пассионарности: этногенез – как энтропийный процесс. 3) Выделение из этноса отдельных персон и консорций (сект, изменяющих стереотипы поведения и отношение к природной среде на обратное (Гумилев Л. Панченко А. Чтобы свеча не погасла. Л., 1990. С. 32.).

Однако глубинное информационное поле Вселенной кодирует и хранит любую информацию, исходящую от живых и неживых структур. (Двойрин Г.Б. Единая галогрофическая информационная теория вселенной. СПб. 1996. С. 67.) Причем такая информация не хранится пассивно, а отрабатывается, перерабатывается и предается в необходимых дозах, в необходимое время и в необходимом направлении. Процессы эти невозможны без непрерывной энергетической подпитки и информационного круговорота, в ходе которого возникают устойчивые смысловые структуры, сохраняемые и передаваемые от одних носителей к другим.

На генетическом уровне, запись первичной информации происходит на квантово-волновом уровне. Информация, таким образом, поступая из организма, но обусловлена космическими факторами. Гены принимают ее и передают от клетке к клетке. Частным случаем выступает и феномены сознания, проявляясь в неразрывной взаимосвязи с другими объектами структурами окружающего мира. Глубинные силы обеспечивают мышление, генетическую преемственность поколений, прием и передачу всех видов информации в пределах целостных материальных систем. Поэтому ряд авторов истоки психологических характеристик, неповторимость русского народа связывают с гиперборейской традицией. Неслучайно Дугин А. пишет: «1. Самосознание народов и наций, традиционно населяющих территорию Росси, коренным образом связано со спецификой сакральной географии этой территории. 2. Эта специфика выражается на символическом языке древнейшего арийского, индоевропейского мифа (сдвинувшегося постепенно в сферу бессознательного). 3. Земли России в комплексе сакральной географии занимают центральное место в согласии с древнейшей логикой астрономических и астрологических соответствий. 6. Древнейшие структуры, национального миросозерцания сохраняются на уровне психических архетипов вплоть до сегодняшнего дня, во многом предопределяя исторические события» (Дугин А. Континент Россия. М., 1990. С. 64.).

Арийское наследство, принесенное славянами на евразийскую почву, сохранилось в форме стойких мифологических воззрений. Можно выделить несколько слоев и архетипов, которые соответствуют формационным и цивилизационным реалиям. Эпоха космического яйца. Эпоха космического колеса. Эпоха космического древа. Эпоха космического коровы. Эпоха космического коня. Эпоха космизированной земли. ( См.: Демин В. Тайны русского народа. М., 2001.).

Представление о яйце – это наиболее архаический архетип. Космическое яйцо – это Вселенная. Звездное небо это скорлупа, окружающая Землю. Яйцо возникает не само по себе, а ассоциируется с несушкой, т.е. Творцом, оно же дает жизнь. Вследствие этого его олицетворяли с Солнцем – источником весеннего возрождения.

Подобный образ закреплен в Жар-птицы, которую похищают силы Тьмы (Зимы) но она успевает снести золотое яйцо – источник последующей жизни, света и тепла. С архетипом яйца, тесно связано и космическое колесо. Символизирующего круговорот во Вселенной, цикличность времен, смену дня и ночи, а также времен года – весны – лета - осени – зимы. Данные сюжеты нашли своё выражение в сакральных обычаях и обрядах и прослеживаются на протяжении всей истории русского мировоззрения.

Блуждания Солнца в течение Полярной полугодичной ночи и полугодичного дня закодированы в спирали. Спиральная тематика, в которой выражен глубокий древнеарийский вселенско-космический смысл трансформировалась, в самые различные формы и дошла до сегодняшних дней. Это и русская традиционная вышивка, головной убор, русская утварь и предметы домашнего обихода – украшенная солярно-кружевным орнаментом, и знаменитый русский хоровод. (См.: Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.) Внутренне устройство дома славян было принято украшать солярными мотивами. Это несло двоякую смысловую нагрузку: во-первых, показывало причастность человека к космической стихии; а во-вторых, защищало от темных сил. Данная символика популярна у северных народов – эвенки, коряки, долганы, эскимосы.

Архетипы дерева символизируют мудрость жизни, преемственность поколений. Корни – это прошлое, крона – устремлена в будущее. Этнографы регулярно констатируют стойкую и повсеместную веру в целительную силу деревьев. (Денисова И.М. Вопросы изучения культа священного дерева у русских. М., 1995.) Во многих районах – особенно на Севере и в Сибири – деревьям и кустам по-прежнему приносят плоды, а ветки либо завивают, либо украшают лентами. Кое-где до сих пор старые душистые деревья считаются наделенными целительной силой: чтобы ей воспользоваться, нужно прислониться к стволу, залезать в дупло или пролезать через него, если оно сквозное. Все это восходит к Гиперборейской традиции. Преклонение перед деревьями тесным образом связано с тотемным прошлым древних ариев. Это относится к периоду распада некогда единой этнической структуры. Возникла необходимость отличать «своих от чужих»- что привело к появлению тотемов. Поскольку в те далекие времена люди не отделяли себя от природы, видели в животных и растениях себе подобных – защитников и союзников. Отголоски тотемного прошлого можно увидеть в орнаменте, узорах, вышивках, резьбе, росписи, на крышах - это коньки и петушки, на полотенцах и рубашках – утицы. Тотемное прошлое живет в именах и фамилиях Древней Руси. (См. Веселовский С.Б. Ономастикон. М, 1974.) В современных условиях прослеживается в геральдической истории.

Культ коровы уходит своими корнями в ту стадию развития человеческой цивилизации, когда она перешла к оседлому образу жизни и скотоводству. Эпоха быка непосредственно сопрягается с Эпохой колеса, поскольку бык был основной тягловой силой в миграциях индоевропейцев. Во многих мифологических и религиозных системах Бык – это символ могущества и богатства. Бык отождествлялся с Быком в одной из своих ипостаси. Данный архетип тесным образом связан с космическим символом Коня. Неотделимый спутник небожителей. Славяне верили, что Святой (общеславянский бог) садится ночью на коня и устремляется в небо, на врагов славян истребляя их. (Демин В. Тайны русского народа. М., 2001.) Отсюда летающий конь – любимый образ русского фольклора. Архетипы космических животных неисчерпаемый источник духовных сил пронизывал все искусство Руси – России.

Однако Луна, Солнце, Звезды - это не весь Космос. Неотделимой частичкой Вселенной является и сама Земля. Человек неразрывно связан с Землей. Но сын Земли – сын Космоса, значит он сам – частичка этой Вселенной. Архаичное мифологическое мировоззрение сформировало образ Великой матери, в народном сознании он закреплен как Мать сыра Земля, уходит своими корнями в доисторическое прошлое – эпоху матриархата.

Таким образом, информация, гиперборейская мудрость, закодированная в знаках и символах, прошла, через века закрепилась на уровне бессознательных архетипов. «В основе объединения всех наций и народностей современной России лежат и архетипы язычества и они «держат на себе» великий российский суперэтнос как единство этнического многообразия. (Российская цивилизация. М., 2001. С.333.).
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №1(13), 2009

[Александр Вакуров]

АНАЛИЗ ИДЕАЛЬНЫХ СОСТАВЛЯЮЩИХ ПРАЗДНИКА «НОВЫЙ ГОД»




http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=527



Медведева М.А.



.: Дата публикации 01-Декабря-2008 ::





Медведева Мария Александровна,
Тамбовский Государственный Университет имени Г.Р. Державина

Аннотация. Статья посвящена анализу таких идеальных составляющих празднования Нового года как его предощущение, радость, ощущение детства, нулевой порог, начало новой жизни.

Ключевые слова: Новый год, праздник, предощущение, радость, детство, порог, переход, начало.

Как известно, основа так называемому праздничному пространству закладывается предощущением праздника и тем оно интенсивнее, чем важнее и эмоционально сильнее ожидаемый праздник. Новый год в этом отношении совершенно особый, поскольку носит не личностный или корпоративный характер, а отмечается повсюду, являясь к тому же единственным всеобщим праздником, несущим оттенок сказки, волшебства и некоего чуда. Внутри общества происходит как бы подогревание друг в друге этого предощущения уже самими мыслями и беспрестанными расспросами о предстоящем месте проведения грядущего праздника. Способствуют этому и повсеместно украшенный экстерьер, и средства массовой информации, и непосредственно подготовка к празднику, включающая в себя приобретение подарков, приведение в порядок и чистоту помещений, украшение себя и окружающей действительности, обдумывание меню новогоднего застолья и т.д. Ожидая праздника и к нему готовясь, участники словно заранее эмоционально проживают его.

Несмотря на то, что в идеале праздничное предощущение создает особенный эмоциональный настрой, определенное праздничное пространство, в котором сам праздник должен стать апогеем, надо отметить, что это предчувствие часто бывает сильнее эмоциональных переживаний непосредственного момента торжества. О. Николаев, обративший внимание на это явление, делает предположение о том, что, возможно, «праздничный утопизм» является одной из существенных особенностей психологии российского человека (1, с.179).

Повышенный эмоциональный настрой – в принципе характернейшая праздничная черта. На одном из первых мест в ряду ассоциаций данного контекста находятся радость и счастье (2,с.75) – состояния, характерные для подавляющего большинства праздников, ведь «праздничные ритмы – это прежде всего ритмы разных оттенков радости» (там же, с.53). Особенно же это характерно для Нового года, поскольку сегодня он фактически и является воплощением, прототипом праздника как такового.

Известно, что жизнь в счастье и радости – совершенное, желанное состояние человека, к которому он бесконечно стремится. Об этом же твердит и религия. Во многих верах уныние считается величайшим грехом. Подтверждением этому служит и раскрытие этимологии слова. Радость - это Ра-Дость, где Ра - древнее имя Бога (Творца), а Дость - достижение (обретение, приобщение). То есть радость – это всегда состояние человека, когда он сущностно ближе всего к Богу, наиболее духовно соответствует своему предназначению.

Счастье чаще всего определяют как ощущение радости, - это ответный сигнал Бога человеку, показывающий, что он на правильном пути, поощрение человека. С-Часть-Е - означает, что человек на некоторое время С-тановится как бы ЧАСТЬ-ю Е-диного (Бога), ощущает себя его неотъемлемой частицей (3). Известно, что люди испокон века ориентировались на божественное поведение как на идеал, а Бог, по выражению В.В. Розанова «живет в радости, а не в печали», он и есть – радость, а потому находится «среди радующихся людей, в радостных местах» (4, с.383,386).

Не исключено, что этимология эта, что называется, народная. Однако, суть слова, а соответственно и чувства как такового, в ней выражена достаточно точно.

Радость – самая желанная эмоция. Она высвобождает максимальное количество энергии, стимулируя выброс гормонов удовольствия. Человек, испытывающий радость, чувствует уверенность, собственную значимость, свободу, ощущает, что любит и любим. К тому же радость действует магнетически – она притягивает других людей и помогает делиться своими чувствами (5). Это особенно важно в праздничный период, когда создается общее социо-психологическое поле. Среди всех празднеств, на наш взгляд, особенно актуально это именно для Нового года, поскольку, если все остальные праздники отмечаются лишь частью населения, то Новый год празднуется подавляющим большинством. А, как известно, чем больше людей задействовано в процессе, тем легче передается общий эмоциональный настрой.

Кроме того, улыбка и смех, как правило, сопровождающие рассматриваемое чувство, обладают лечебным действием, усиливая иммунную защиту организма (там же). А пять минут смеха в день добавляют год жизни. Этот момент имеет особо важное значение, поскольку по результатам исследований ученых, радость способна подпитывать истощенные силы, она может погасить собой негативные переживания. Это, в целом, состояние повышенного здоровья. Энергия радости живительна, она обладает целительными свойствами. Профессор, доктор психологии, педагогики и философии в медицине М. Норбеков, например, широко использует это состояние в своих оздоровительных методиках (6). Об этом же говорится и в Библии: «Веселое сердце благотворно, как врачество, а унылый дух сушит кости» (Притч 17, 22).

В связи с этим можно сказать, что рассматриваемый праздник в целом наряду с его составляющими обладает оздоравливающими свойствами. Как пишет М.И. Воловикова: «Настоящее значение праздника [как раз] в том, что он может исцелять» (2, с.67). В психотерапевтической же энциклопедии указано, что «годичные праздники имеют свой духовный, гигиенический и профилактический смысл». Особенный интерес касательно Нового года, сопряженного с Рождеством, представляет тот факт, что количество пациентов, лечившихся в психиатрической клинике первой помощи в период рождественских праздников, в течение 7 лет было относительно меньшим по сравнению с другими обычными и праздничными днями (7, с.996).

Таким образом, как уже не раз говорилось ранее, посредством праздника человек стремится к идеальному состоянию бытия, т.е. к радости, к счастью.

Касаемо идеального состояния бытия, в отзывах, рассуждениях и литературе о данном празднике, а также исходя из личного опыта, мы не раз сталкивались с понятием детства в восприятии праздника и жизни как таковой. П. Флоренский писал: «Самое глубокое наше и самое заветное – это наше детство, в нас живущее, но от нас плотно занавешенное» (8, с.535), в Библии читаем «Если … не будете как дети. Не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18,3; Мк. 10,15; Лк. 18,17) и т.п. Это связано со многими особенностями именно детской психологии: невинностью, наивностью, неинтенциальной радостью, открытостью, остротой восприятия всего нового и т.д.

В отношении Нового года стоит уделить отдельное внимание такому важному понятию как ощущение детства, столь характерного именно для данного праздника. Ведь детские счастливые новогодние впечатления не стираются из памяти, а каждый раз воспроизводятся заново с особенной рельефностью. У взрослого человека это чувство основано, во-первых, на собственных воспоминаниях, а, во-вторых, на созерцании радующихся празднику детей. Причем можно сказать, что последнее способствует увеличению и обострению рассматриваемого чувства, что немаловажно.

В.В. Розанов считал, что праздник будет тем полезней человеку, чем больше он сможет впустить в себя определенного, забытого с годами детского состояния невинности, открытости, наивности и доверчивости. Это сближение с детьми позволит, на его взгляд, активизировать уснувшие творческие способности человека, особенно ярко выраженные в праздничный период (4, с.391).

В русской философской традиции не случайно имеет место философия детства. П.А. Флоренский, как бы продолжая вышеизложенную мысль В.В. Розанова, писал: «Секрет творчества в сохранении юности. Секрет гениальности – в сохранении детства, детской конституции на всю жизнь» (9, с.438). Размышления Ф.М. Достоевского на этот счет вовсе носят глобальный характер. Он считал, что если у человечества есть возможность оказаться спасенным, оно должно быть человечеством детей (!) (10, с.559).

Сегодня существуют психотерапевтические методики, использующие углубленный «возврат в детство», где подчеркивается тот факт, что «даже кратковременное пребывание в этом взросло-детском состоянии оказывает целительное действие на душевные раны, снимает с плеч груз психологических проблем, волнений и житейских невзгод, а также помогает избавиться от многочисленных сбоев в работе организма, вызванных стрессами (т.н. психосоматических расстройств)» (15).

Конечно, все не так просто, и для преодоления внутреннего психологического и физиологического временного барьера необходимы определенные умения психологической саморегуляции, выполняющие роль мысленной "машины времени". Однако, не исключена возможность того, что те детские ощущения, которыми проникнут праздник Нового года, уже сами по себе вызывающие улыбку и позитивный настрой, смогут быть неким трамплином для вхождения в состояние «возврата в детство», о котором пишет психотерапевт Е. Сандомирский.

Несмотря на все это, все – таки главный смысл, заключающийся в празднике Нового года – это, несомненно, порог, переход через некую нулевую точку от старого года к новому, начало новой жизни. В русской традиционной культуре таким переходом считались Святки (период от Рождества до Крещения по ст. стилю), связанный с зимним солнцеворотом, «рождением солнца» и постепенным прибавлением светового дня. Сегодня же это время практически сократилось до рамок одной ночи.

Главным, сакральным смыслом этого, святочного периода было рождение нового года, в рамках которого формировались судьбы природы, социума в целом и конкретного человека в частности на весь следующий годовой цикл. К тому же Святки осмыслялись как период возрождения миропорядка, т.е. рождения мира вновь. Этот процесс в традиционном сознании наделялся признаками первотворения (12, с.508).

Новый год – праздник, в котором, как ни в каком другом основной акцент ставится на время. Оно как бы останавливается, а бой курантов четко фиксирует переходный момент. В современной российской традиции за этот небольшой промежуток времени, к которому, обычно готовятся заранее, необходимо запрограммировать удачу – успеть загадать желание и совершить еще ряд манипуляций пока главные часы страны бьют двенадцать. Подобные ритуалы встречаются и у других народов (итальянцы, например, с этой же целью должны успеть съесть двенадцать виноградин).
В целом у Нового года сохранен сакральный, символический смысл начала нового этапа жизни, и он сопровождается определенными действиями, имеющими сказочный смысл (2, с.69). Из-за этой ощутимой сказочной, мифической грани между прошлым и будущим только от этого праздника, окутанного тайной, ждут чуда. В рамках традиционной культуры армяне, например, считали, что при этом переходе весь мир застывает – включая и текущие воды, на мгновенье превращающиеся в золото и, что в это мгновенье можно сказочно разбогатеть (13, с.156), большинство телефильмов, снятых на новогодний сюжет также проникнуто волшебством и сказкой.

Несмотря на то, что ожидание чуда далеко не всегда оправдывается, тем не менее, этот порог связан с надеждами на позитивное будущее, на то, что «завтра будет лучше, чем вчера», тем более, что это «завтра» не просто новый день, не начало новой недели или даже календарного сезона, а именно Новый год. Это своего рода энергетический импульс, дающий начало очередному витку жизни каждого отдельного человека.

Новый год разыгрывается в настоящем, обращен в прошлое и одновременно имеет дело с будущим. В нем заложена идея обновления, утверждаемая и поддерживаемая на разных уровнях: психофизиологическом, хронологическом, символическом. Участники праздника обновляются эмоционально, в тоже время с наступлением нового года, по словам Л. Абрамяна «обновляется и износившийся космос» (там же, с.160).

Для полноценного обновления необходимо подвести определенную черту под прошлым, именно поэтому для данного времени вполне закономерным является подведение итогов, происходящее на всех уровнях – от личностного или семейного, профессионально-корпоративного до самого наивысшего. Ведь, как известно, во многих странах по общему телевидению глава государства поздравляет сограждан с праздником и в обязательном порядке, так же как и все, но на более высоком уровне, подводит итоги.

Как известно, апогеем праздника встречи Нового года является ночь с 31 декабря на 1 января. Однако, несмотря на это, празднование начинается за несколько дней до этой даты и продолжается какое-то время спустя (различные корпоративные и т.п. варианты) отправной же, начальной точкой здесь является, конечно, дата 1 января. И здесь можно заметить, что для Нового года даже на современном этапе его празднования характерно применение инициальной магии (магии начала или магии первого дня). Как писал Пропп В.Я., раньше существовало поверье, гласившее «что ты делаешь в день Нового года, ты будешь делать весь год» (14, с.167). О том же свидетельствует и общеизвестное современное предпраздничное выражение: «Как Новый год встретишь, так его и проведешь». Поэтому, люди, обычно, стараются как можно благоприятнее для будущего встретить и провести Новый Год, стараясь таким образом запрограммировать удачу и счастье.

Литература.
1. Николаев Н. Новый год: праздник или ожидание праздника?/ Отечественные записки. №1(10) 2003, с.176-185.
2. Воловикова М.И., Тихомирова С.В., Борисова А.М. Психология и праздник: Праздник в жизни человека. – М., 2003. – 143 с.
3. Перекресток Выбора Веры.http://crosway.narod.ru/radost.htm
4. Розанов В.В. О нарядности и нарядных днях календаря// Розанов В. В. Собрание сочинений. Около церковных стен/ М., 1995.
5. http://www.psychologies.ru/themes/personal...nality_533.html
6. Система здоровья Норбекова и Сам Чон До. Полный курс. http://www.litportal.ru/genre217/author405.../book17830.html
7. Этнотерапия Гауснера и Кочовой// Психотерапевтическая энциклопедия/Под ред. Б.Д. Карвасарского. – СПб., 2002. – 1024с.
8. Флоренский П.А. Сочинения: В 4 т. Т.2, М., 1996.
9. Флоренский П. А. Детям моим. Воспоминания прошлых дней; Генеалогические исследования; Из соловецких писем; Завещание/Священник Павел Флоренский. М., 1992. – 559, [1] с.
10. Исупов К.Г. Детскость. Культурология. Энциклопедия. В 2-х т. Т.1., 2007. – 1392с. (с.559-560).
11. Е. М[адлевская]. Святки//Русский праздник (с.506-514). Праздники и обряды народного земледельческого календаря. Иллюстрированная энциклопедия. СПб, 2002, 672 с.
12. Абрамян Л. Время праздника/ Отечественные записки. №1(10) 2003, (с.153-160).
13. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре (по поводу сказки о Несмеяне). Собрание трудов В.Я. Проппа. Т.4 М. 1999. – 288с.
14.Сандомирский Е. "Возврат в детство" как универсальный механизм психотерапии. Введение в метод Ретри. Из книги: Как справиться со стрессом. - Воронеж: МОДЭК, 2000. http://www.follow.ru/article/330
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

ЛИНГВОДИСЦИПЛИНАРНЫЕ КОНЦЕПТЫ: ЧТО ЭТО И КАК ИХ ЛИЗИНГ ПОМОЖЕТ ВЗАИМОДЕЙСТВИЮ НАУК




http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=528




Пойзнер Б.Н., Соснин Э.А.




.: Дата публикации 01-Декабря-2008 :: Просмотров: 517 :: Распечатать данную статью :: Распечатать все статьи:.

Пойзнер Борис Николаевич,
к.ф.-м.н., профессор, Томский государственный университет
Соснин Эдуард Анатольевич,
к.ф.-м.н., доцент, Томский государственный университет

Аннотация. Авторы применяют свою идею лизинга методологии (1999) к междисциплинарной деятельности. Авторы трактуют отдельную науку либо технологию как особый язык (по В.П. Зубову, 1926), вводят понятие лингводисциплинарный концепт и его производные. Опираясь на них, авторы предлагают дополнить компаративный подход семантико-когнитивным. Это позволяет построить концептологическую схему совершенствования междисциплинарной деятельности.

Ключевые слова: универсалии культуры, лизинг методологии, лингводисциплинарный концепт, русский язык, наука.

... наука есть язык.
В. Зубов, 1926
Любой язык в большей или меньшей степени неадекватен
той реальности, для описания которой он используется.
С. Серебряный, 2004
Без универсалий невозможно понимание мира и взаимопонимание между людьми.
С. Неретина, А. Огурцов, 2006




Постановка вопроса и неологизм лизинг методологии. В поиске средств повышения продуктивности междисциплинарных исследований прецедентом для нас служит Словарь (1970) Э. Бенвениста [1], интегрирующий изучение человека, языка и культуры. Разделяя распространённое понимание науки как коммуникативной социокультурной системы, мы рассматриваем два аспекта междисциплинарности: лингвистический и когнитивный. Наша цель – показать роль познавательных концептов в междисциплинарной деятельности и наметить путь (междисциплинарного, естественно) совершенствования её.

Названные аспекты объединяет толкование междисциплинарного исследования как лизинга концептов (от англ. lease – брать / давать в аренду). Выражение «лизинг методологии» введено нами применительно к целенаправленной деятельности [2, с. 22]: творческой и мультипрофессиональной [3–5]. Как и в экономической практике, лизинг методологии осуществляется регулярно; результаты его, какими бы они ни были, всегда «идут не в отходы, а в доходы». Leasing предполагает предприимчивость сдающего / берущего в аренду и часто – междисциплинарного посредника. Лизингу предшествуют рефлексия и критическая самооценка. Успешный выбор объекта лизинга нередко подсказан случайностью, и тогда возникает тема «везения» в науке.

Лизинг удовлетворяет интересы минимум двух участников взаимодействия, дополняя их возможности (ресурсы, modus operandi). Поэтому он – универсальный способ решения широкого класса проблем, порождённых типичной неполнотой, несамодостаточностью тех или иных целеустремлённых систем деятельности. Для плодотворной междисциплинарности, т.е. синергии различных видов знания, необходим системный, проблемно ориентированный, многосторонний лизинг методологического оснащения, созданного в рамках конкретной науки или её области. Термин leasing подчёркивает, что сумма исследовательских средств (и материальных, и идеальных) составляет мировой культурный ресурс. Некоторые части его принадлежат по авторскому праву тем или иным лицам, товариществам и т.д., другие же части есть res nullius, а отдельные ворованный воздух (в смысле О. Мандельштама) [6, с. 83, 111].

Тематически ближайший сюжет лизинга методологии – «аренда» лингвистами у математиков категории концепт. Считается, что её разработал в книге по математической логике «Исчисление понятий» (1879) Г. Фреге, впервые приступивший к более глубокому исследованию понятия смысл [7, с. 654; 8]. А. Чёрч создал исчисление высказываний (1956) и в качестве дефиниции суждения предложил концепт истинностного значения [7, с. 667].

Zwischenwelt и наука как язык. Следуя Г.И. Петровой, будем трактовать междисциплинарность как неклассическую форму фундаментальности знания. Кроме того, примем, что conditio qua non междисциплинарности – системный эффект, т.е. появление качественно нового знания (по сравнению с суммой внутридисциплинарных знаний). Новое качество – адекватность: междисциплинарное знание моделирует действительность с повышенной степенью реалистичности. Как известно, в когнитивных актах между действительностью и нашим сознанием располагается активнейший посредник – язык. Акцентируя topoV и миссию языка как сферы медиации, Л. Вайсгербер ввёл эффектный термин Zwischenwelt [цит. по: 9, с. 8] (от нем. zwischen – между + welt – мир). Вместе с тем язык признан главным средством кодирования / изменения мира.

Допустим, что интердисциплинарное исследование развёртывается успешно и способно дать новое знание. Чтобы вероятность столь благоприятного исхода была высокой, часто требуется обогатить Zwischenwelt, добавив словесный эквивалент нового знания. В науке (моно- либо полидисциплинарной) так происходит всегда. Вот суждение сотрудника шпетовского ГАХНа, проницательного историка науки В.П. Зубова: «Научно доказать – значит сообщить в научной форме, ввести в научный язык, включить в его контекст. “Наука бессильна объяснить” значит только, что при данном научном языке, где такому-то и такому-то слову придаётся такое-то и такое-то значение, невозможно рассказать о таком-то и таком-то факте. Нужно или ввести новые обозначения, или преобразовать значения старых терминов так, чтобы новое явление укладывалось в научную систему» (1926) [10, с. 277].

Приложима ли мысль В.П. Зубова к случаю междисциплинарной деятельности? Да. Преобразование значений старых терминов науки № 1 состоит в распространении их не только на новые, но и на старые факты дисциплины № 2 (либо № 3, 4 и т.д.). С позиции дисциплины № 2 такой акт есть лизинг терминологии, а затем, возможно, – и методологии науки № 1. Далее В.П. Зубов выдвигает разделяемый и нами тезис: «Научность всегда сводится к словесному изложению, а не к предмету, т.е. к обоснованию, доказательству, включению в систему. Таким образом, наука есть лишь один из видов человеческого языка – наиболее гибкий в смысле передачи и распространения и наиболее захватывающий разные слои людей и разные национальности благодаря своей абстрактно-безличной форме, но всё же не исключительно единственный, так сказать, универсальный, все прочие превосходящий язык» [10, с. 277–278]. Значит, плодотворная междисциплинарность вносит свою лепту в процесс «вербализации мира», если вспомнить выражение Л. Ельмслева.

Но коли наука (и, очевидно, технология) есть язык, а он состоит из слов, то что же есть слово? Окончательного ответа пока нет. И.Е. Аничков в статье «Об определении слова» (между 1955 и 1960) критически анализирует 34 дефиниции слова в лингвистике. «Едва ли не правильнее видеть в слове очень сложное понятие, чем простое», – резюмирует он. Согласно И.Е. Аничкову слово есть – в определённом языке и речи – повторяющийся относительно самостоятельный и относительно прочный комплекс звуков, имеющий одно значение (или несколько так или иначе связанных между собой значений) [11, с. 216, 248]. Отметим, что категория слова у И.Е. Аничкова близка к пониманию слова как репликатора, т.е. самовоспроизводящейся (в подходящей среде), самодостаточной, устойчивой и способной к изменчивости информационной целостности [12, с. 234–235].

«Языковая личность» и междисциплинарность концептологии. В свете цитированных обобщений учёный, особенно ведущий интердисциплинарные исследования, проявляется как «языковая личность» (термин Ю.Н. Караулова, 1987), т.е. совокупность свойств человека, обусловливающих создание и восприятие текстов. Их различают по степени структурно-языковой сложности; глубине и точности отражения действительности; целям [9, с. 12]. Тогда получается, что одно из междисциплинарных средств анализа междисциплинарности – когнитивистика. Она изучает и моделирует феномены разума, ментальных процессов, принципы организации и функционирования соответствующих естественных и искусственных систем. Когнитивистика возникла на рубеже 1950–1960-х гг. в США усилиями Дж. Миллера и Дж. Бруннера. Сегодня она объединяет когнитивную психологию, культурную антропологию, моделирование искусственного интеллекта, нейронауку, когнитивную лингвистику [13, с. 7; 14]. А феномен «языковой личности» первыми, наверное, почуяли бдительные идеологи тоталитарного общества. Так, один из лозунгов нацистских студентов предупреждал: «Немец, который пишет на немецком, а мыслит не на немецком, является предателем» [цит. по: 15, с. 124]. В СССР для контроля над умами людей и коммуникациями в обществе был введён «советский язык», lingua sovetica [16, с. 23]. Не зря «новояз» и его сила – в центре романа «1984» Дж. Оруэлла (1949).

Чтобы рефлексировать междисциплинарную деятельность, пригодна когнитивистика. Она повышает «степень самопонимания» (в смысле Ис. Берлина [17, с. 411]) человека, истории и форм его культуры, раскрывает взаимоотношения между видами деятельности человека и языком. В этом плане истолкование действительности – продукт взаимодействия трёх уровней психического отражения: a) чувственного восприятия, формирования обобщений и абстракций, g) речемыслительных процессов. В итоге представление о мире организуется как многомерная система концептов [13, с. 10], или универсалий культуры [18]. И в междисциплинарной НИР, и в контакте науки с разработкой техники / технологии, часто рождающем know how, и в образовании (будь то педагог либо студент) «языковая личность» мыслит и действует тем продуктивней, чем шире её персональный набор концептов.

Концепт (от лат. conceptus – зачатие, плод < concipere – собирать, схватывать, задумывать, зачинать) `в русском языке имеет своим синонимом понятие, но противопоставляется ему на шкале знания как «сущностное» и «поверхностное» [19, с. 12]. Сегодня концепт определяют как многомерный и сложный когнитивный лингвосоциальный конструкт, отражающий процесс познания мира, результаты деятельности человека, его опыт, мнения и знания о мире, а также хранящий их.

Не намекает ли эта характеристика на то, что сами концепты зачаты ещё на заре нашей истории? Да. В.Б. Мириманов, размышляя над памятниками палеолита, мезолита, неолита, традиционного искусства, вводит категорию универсалия дописьменного искусства. Он вскрывает связи универсалий с календарными и похоронными обрядами, культом предков, обрядами инициации etc. [20]. С. Неретина и А. Огурцов полагают: тотемы (англ. totem < яз. индейцев – его род) «предстают как первые универсалии, присущие локальным сообществам, но выходящие по своей функции и значимости за пределы этой локальности» [18, с. 81]. Ю.С. Степанов видит в концепте «явление культуры, родственное “понятию” в логике, психологии и философии, исторически – “идеям” Платона». И цитирует С.Н. Булгакова (1953): «Идеи – словесные образы бытия, имена – их осуществление» [21, с. 4].

Такое разнообразие суждений и тот факт, что концепт до сих пор не имеет однозначной дефиниции [9, с. 34, 35], – симптомы молодости концептологии. Так называет себя междисциплинарное гуманитарное направление, изучающее концепты, их содержание и отношения внутри концептосферы [22, с. 7]. Концептология в частности стремится выразить в понятиях трудноопределимый «дух народа» (Folksgeist, по В. фон Гумбольдту), т.е. национальную специфику представления знания в языке. Прогресс отечественной концептологии ускорила статья философа-«веховца» С.А. Алексеева-Аскольдова (1928) [23]. Он сопротивопоставил концепт и слово, предложив разделять познавательные и художественные концепты. Много позже эту категорию использовали Р.И. Павилёнис (выясняя соотношение смысла и концепта [24, с. 279–280]) и М.А. Холодная (выявляя роль концептов в организации мышления [25, с. 23]). После краха коммунистической доктрины пути развития концептологии наметил Д.С. Лихачёв, предложив широко употребляемую ныне идею концептосферы как системной части национальной культуры (1992) [26].

О молодости концептологии также свидетельствует конкуренция неологизмов, развернувшаяся в 1990-е гг. в отечественной лингвистической литературе. С термином концепт состязались новообразования: «лингвокультурема», «мифологема», «логоэпистема». Слово концепт сегодня намного опережает соперников по частоте употребления [19, с. 41]. Конкуренция эта показательна с точки зрения синергетики. Ведь концепт – частный случай репликатора. А в ситуации «порядок из хаоса» репликатор, случайно опередивший своих «соперников», служит зачинщиком, агентом самоорганизации, которая способна привести к господству «удачливого» репликатора в системе [12, с. 238].

Концепт – «квант структурированного знания». В плане междисциплинарности немаловажно, что «концепт, как и понятие, – единица когнитивного порядка». Но архитектоника концепта как структурно-смыслового образования сложней, чем у понятия. Концепт составляют три компонента: понятийный, образный и ценностный [28, с. 13]. Творцы концептологии предлагают различать «категории, составляющие предельный уровень научного обобщения» и «ценности, находящиеся во владении каждого – константы культуры» [27, с. 12–13]; делить концепты по их тяготению к сфере «научного» либо «художественного» [21, с. 23]; считать, что от «известных ментальных единиц, используемых в различных областях науки (например, когнитивный концепт, фрейм, сценарий скрипт, понятие, образ, архетип, гештальт, мнема, стереотип)» лингвокультурный концепт отличается тем, что его «центром всегда является ценность» [28, с. 13]. Аксиологичность даёт концепту дополнительный источник влияния на сообщество учёных.

В качестве иллюстрации к цитированным положениям, актуальной для обсуждения междисциплинарности, коснёмся комментариев С.С. Аверинцева относительно концепта ум. Он напоминает, что классическая традиция умозрения с эпохи Платона трактовала интуицию как «озарение ума, как непосредственное усмотрение истины умом – умом, а не тем, что вне ума, не тёмным иррациональным началом». Распад традиции выразился в том, что Л. Фейербах связал интуицию исключительно с чувственностью, А. Бергсон – с инстинктом, З. Фрейд – с бессознательным. Обыденное сознание сегодня видит в интуиции противоположность «умственному». Такое толкование взаимно укрепляется «квазипрограммистской концепцией» интеллекта, горизонт которой наглухо ограничен содержанием, в принципе поддающимся формализации на потребу компьютеру». В этом контексте показательно словосочетание «искусственный интеллект». По С.С. Аверинцеву, оно проливает свет на то, как нынче многие интерпретируют интеллект естественный.

Но древнегреческое слово nouV, латинское intellectus, а также старинное славянское и русское ум (в богословском, философском, аскетическом обиходе) имели иную семантику. Ранее эти слова означали «целостную полноту способности мышления, объемлющую и те аспекты, которые поддаются формализации, и те, которые её не допускают (относясь при этом к сфере мышления, а не к какой-нибудь иной)». С.С. Аверинцев настаивает на том, что «концепт “ум” не терпит отторжения интуиции, напротив, интегрируемой этим концептом как его неотъемлемая, важнейшая составляющая» [29, с. 56, 57].

Его тезис подтверждается естествознанием 1990–2000-х гг. В синергетике интуицию описывают как процесс самодостраивания некоторой структуры на поле сознания и мозга: визуального и мысленного образа, идеи, представления etc. [30, с. 222–225]. Современная физика полагает, что природа (со)знания и интеллекта есть феномен «физического мозга» [14, с. 79]. А «термин интеллект следует употреблять исключительно в связи с пониманием», в противовес многим поборникам искусственного интеллекта, убеждённым в том, что он превосходно «обойдётся без подлинного понимания и, как следствие, осознания» [31, с. 73]. В универсальном эволюционизме различают разумное существо и «разумную систему»: последняя может не обладать сознанием, тогда как для первого это обязательно [32, с. 278]. Было бы интересно рассмотреть с учётом этих представлений особенности когнитивных процессов в междисциплинарном исследовании, но это уже отдельная тема.

Согласно Фр. Ницше, «философы должны не просто принимать данные им концепты, чтобы чистить их и наводить на них лоск; следует прежде всего самим их производить, творить, утверждать и убеждать людей ими пользоваться. До сих пор каждый доверял своим концептам, словно это волшебное приданое, полученное из столь же волшебного мира» [цит. по: 33, с. 14]). Концепт толкуют как «принадлежность сознания человека, глобальная единица мыслительной деятельности, квант структурированного знания» [22, с. 7]. Концепт – единица коллективного (со)знания (отправляющая к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой [34, с. 11]. «Концепты, которыми мы живём», по известной формуле Дж. Лакоффа и М. Джонсона, управляют мышлением людей, структурируют их ощущения, поведение, отношение к другим, влияют на повседневную деятельность – вплоть до тривиальных деталей. Наша концептуальная система в значительной степени метафорична, но этот факт обычно не сознаётся [35, с. 25]. Хотя концепт не обязательно вербален, т.е. он может передаваться предметными действиями, но он всегда оформлен как знак [21, с. 19, 126–127; 9, с. 38].

Для осмысления междисциплинарности полезно синтезировать приведённые выше дефиниции концепта, выделяя тезис Ю.С. Степанова: концепт – «понятие, расширенное в результате всей современной научной ситуации» [21, с. 19], – а также (вслед за М.А. Холодной) трактуя его как «познавательную психическую структуру, особенности организации которой обеспечивают возможность отражения действительности в единстве разнокачественных аспектов» [25, с. 23]. Междисциплинарность – один из ответов на «вызов» изучаемой реальности: ей присуща глубинная разнокачественность аспектов.

Определяя концепт, Ю.С. Степанов выбирает метафору «тонкая плёнка цивилизации» (вроде кожуры яблока; физик здесь, наверное, вспомнил бы поверхностные квантовые состояния) и добавляет: когда концепты «складываются в мозаику, рождается Новая всеобщая антропология» [21, с. 18]. И это – не просто намёк на параллели с «Новой наукой» Дж. Вико. Ю.С. Степанов обосновывает дуализм концептов, вводя их базовую синонимию: концепт как «общечеловеческое, вненациональное» тяготеет к «научному»; концепт как «национальное» столь же естественно тяготеет к «художественному». Он поясняет, что в своей книге [21] «Научное» излагает соединения концептов, «Художественное» – неповторимые несоединимые концепты [21, с. 23].

Специфику и роль последних помогает установить следующее разделение: «Лингвокультурные концепты относятся к числу единиц ментальности / менталитета». Этими категориями описывают этнический характер. Ментальность – способ видения мира вообще, а менталитет – набор специфических когнитивных, эмотивных, поведенческих стереотипов, свойственных нации. Обращают на себя внимание «дублетные лингвокультурные концепты» в данном языке: они не имеют аналогичных пар в других языках. Так, наши правда и истина, совесть и сознание, воля и свобода – «дублетные лингвокультурные концепты». Они оказывают «особенно существенное влияние на национальный характер» [34, с. 11]. А вот пример с обратным соотношением, взятый у С.С. Аверинцева. Слово образ, в церковнославянском обиходе приспособленное для передачи совершенно различных греческих терминов – и eidoV, и eikwn, и tupoV, и tropoV, – «обладает нетерпимым для термина смысловым осциллированием» [29, с. 56].

Неологизм: «одиночный» лингводисциплинарный концепт. Если стоять на позиции В.П. Зубова (наука – особый язык), то каждую отдельную науку либо технологию отличает её «внутридисциплинарный» язык, или, по крайней мере, «диалект», или хотя бы «акцент». И это – в рамках национального языка, на котором мыслит специалист, если не считать лизинга иноязычных научно-технических и гуманитарных терминов. Из-за этих рамок существенна лингвокультурная принадлежность учёного, поскольку его этноспецифические когнитивные стереотипы определяются менталитетом. Но дисциплинарно определённое сообщество (медики, философы и т.д.) есть особая субкультура. Конечно, она составляет часть этноса. Однако эта субкультура связана с интернациональным коллективом и выделяется дискурсом, набором познавательных концептов, правил описания, объяснения, верификации etc., – всем, из чего сложен «внутридисциплинарный» язык. А он – в сюжете общения представителей двух научных (и технологических) субкультур – по своей функции аналогичен национальному языку в контакте с иноземцем. (В коммуникативном плане – помимо дисциплинарного и лингвокультурного аспекта – существен половой диморфизм: особенности строения и функционирования мозга у мужчин и женщин [36; 37].)

Мы исходим из подобия междисциплинарных отношений в когнитивной ситуации межъязыковым контактам (см. таблицу). И закрепляем параллель – терминологически – понятием: лингводисциплинарный концепт. Оно аналогично упоминавшемуся термину «лингвокультурный концепт» [28]. На что указывает неологизм лингводисциплиниарный? Он подчёркивает, что познавательный концепт не просто входит в тезаурус данной науки либо отрасли техники, но в своей семантике содержит, словно голограмма, смысловые излучения других единиц этого «внутридисциплинарного» языка.

Развивая аналогию в направлении феномена «дублетных лингвокультурных концептов» [34, с. 11], мы предлагаем ввести ещё одно понятие: «одиночный лингводисциплинарный концепт». Прилагательное одиночный (лат. singulus) означает, что познавательный концепт этой науки (или технологии) не имеет релевантного двойника в другой (или в других), и там, стало быть, может ощущаться концептная недостача.

Так, в физико-математических дисциплинах оперируют познавательными концептами: линейность, нелинейность и криволинейность (причём первый со вторым либо с третьим составляют две различные парные оппозиции). В социогуманитарных науках – за весьма редкими исключениями последних лет – концепт криволинейность «заслоняет» собой концепт нелинейность. Тем самым, у последнего не находится аналога в гуманитарном дискурсе, т.е. нелинейность – «одиночный лингводисциплинарный концепт» в физико-математическом языке. Ещё пример: в естествознании различают две пары концептов: (не)устойчивое состояние и (не)равновесное состояние. Но в социогуманитарных текстах вторую пару обычно отождествляют с первой. (Как известно, в системе, находящейся в неравновесном состоянии, идут необратимые процессы; если же система находится в неустойчивом состоянии, то в ней возможны обратимые процессы, скажем, колебательные.) И лингводисциплинарные концепты «(не)равновесное состояние» являются«одиночными».

Очевидно, что каждому «одиночному лингводисциплинарному концепту» некоторой науки соответствует в другом «внутридисциплинарном» языке семантико-когнитивная лакуна. Чем их больше в обеих науках, тем ниже уровень взаимопонимания в коммуникации. Но зато – при благоприятном исходе взаимодействия учёных – тем богаче итог перекрёстного опыления наук познавательными концептами благодаря заполнению лакун. Попробуем наметить возможный путь совершенствования междисциплинарных исследований и образовательных программ, опираясь на введённые представления.


Лизинг концептов – на службу междисциплинарности. Вероятно, полезно провести двойное сопротивопоставление рабочих концептуариев (собраний концептов) – см. таблицу.

1) Надо составить для некоторой науки концептуарии, соответствующие нескольким языкам. И сравнить концептуарии попарно, чтобы выявить «одиночные» лингводисциплинарные концепты в двух языках. Совокупность таких «одиночек», очевидно, выражала бы, образно говоря, межъязыковой диссонанс концептов определённой дисциплины (допустим, математики в русско-немецком диалоге). По составу «одиночек» можно реконструировать лингводисциплинарные отличия познавательных составляющих менталитета учёных двух национальностей, работающих в одной и той же науке (скажем, русских и немецких математиков). Тем самым воплотился бы замысел Г.Д. Гачева (конца 1960-х гг.): компаративное изучение естественнонаучной лексики в русском и романо-германских языках, а также реконструкция национальных образов мира [38].

А если повторить эту процедуру для той же науки, но других пар языков (русский и китайский etc.)? В итоге откроется языковой спектр «одиночных лингводисциплинарных концептов» данной науки (e.g.: математики). По спектру диагностируем языковое распределение семантико-когнитивных лакун в данной науке (т.е. распределение по национальным языкам в математике) – см. таблицу. Конечно, заимствование иноязычных слов (живых и мёртвых языков) – древняя традиция. Нынче её поддерживает глобализация.
2) Затем, наоборот, для определённого языка составим концептуарии ряда взаимодействующих наук. Сравнив их попарно, можно выявить «одиночные» лингводисциплинарные концепты (например, русские – в математике по сравнению с историей). Набор их для каждой пары наук выразит междисциплинарный диссонанс концептов в данном языке (скажем, диссонанс математики и истории в русском). По составу набора реконструируем лингводисциплинарные отличия познавательных составляющих менталитета учёных – носителей данного языка, – занятых в этих двух науках (допустим, русских математиков и историков). Знание указанного диссонанса облегчит проектирование, проведение, развитие междисциплинарной деятельности (e.g.: математиков и историков).

Если повторить эту процедуру для того же языка, но иных пар наук (история versus биология и т.д.), то получим дисциплинарный спектр «одиночных лингводисциплинарных концептов» национального языка. И станет возможным диагностировать дисциплинарное распределение семантико-когнитивных лакун в национальном языке (e.g.: распределение лакун по наукам в русском) – см. таблицу. Мы ожидаем, что тогда обнаружатся некие инварианты и девиации, присущие менталитету учёных данного этноса.

Для практики минимизации лакун интересны два прецедента: опыт осмысления проблемы художественного перевода в семиотике и теории стилей XX в. [39, с. 29–109]; обновление эстетической рефлексии и дискурса в изобразительном искусстве, вызванное желанием художников на закате второго миллениума «поучиться» у естествознания [40].

Таблица

Действия по п. 1) и 2), а также сравнительный анализ языкового и дисциплинарного распределения лакун создают условия, чтобы проектировать и осуществлять многосторонний лизинг лингводисциплинарных концептов (в первую очередь – «одиночных»). Тем самым, можно обогатить концептосферы каждой из наук, обеспечить их целостность. Ресурс концептов здесь – тезаурусы «синтезирующих» наук [1; 2; 12; 18; 21; 30–32; 37; 41] и вообще любых – близких или далёких – дисциплин.

Как оценивать лизинг концептов? В поисках критерия мы обратились к универсальной и простой схеме целенаправленной деятельности, принадлежащей В.И. Корогодину [2, с. 22]:

[R, S] ½Q(I) P > p ® [Z, W]. (1)

Здесь R; ресурсы, сопутствующие ситуации S; W побочные продукты, получаемые помимо результата Z; Q оператор целенаправленного действия, построенный на основе указаний информации I; P вероятность достижения цели Z в акте целенаправленного действия (1); p вероятность самопроизвольного достижения цели Z. В этой трактовке информация I некий алгоритм, план, указания. Согласно им посредством некоторого реализующего устройства можно построить оператор целенаправленной деятельности Q. Запись Q(I) символизирует, что оператор построен на основании информации I. В контексте междисциплинарной деятельности (1) лизинг концептов может идти на трёх уровнях: R и W, Q(I), Z. Успешный лизинг способен поднять ранг концепта. Некоторые классификации предлагают такую иерархию: суперконцепты (скажем, время, число), макроконцепты (стихии), базовые концепты (родина, дом), микроконцепты (пляска) [13, с. 16].

Заключение. От междисциплинарности – к подъёму русского языка. Исходя из языкового базиса науки, мы предложили: а) дополнить семантико-когнитивный подход [22] компаративным; б) выяснить, как соотносится семантика единиц «внутридисциплинарного языка» одной науки (и технологии) с концептосферой другой; в) выявить дисциплинарную и языковую структуру лингводисциплинарных пробелов в науках; г) зная её, спланировать системную «аренду» релевантных познавательных концептов. В итоге ожидается: a) междисциплинарная деятельности станет эффективней, содержание образования – глубже, g) пополнение фонда научно-технических терминов и социогуманитарных категорий расширит эвристическую основу.

Но ощущается ли в России нужда в его пополнении? Признаемся: мы впервые глубоко задумались об этом, пытаясь обосновать шкалу динамических систем (исходя из представлений глобального эволюционизма и синергетики) [42, с. 229–232], сформулировать новый познавательный концепт: управляемый онтогенез технических динамических систем [43] – и заложить основу междисциплинарного направления, которое предложили назвать квантово-синергетическая цитоинформатика [42, с. 218–223; 44]. Мы осознали правоту С.Д. Серебряного, индолога и переводчика: всякий язык в какой-то мере неадекватен реальности, какую он призван описывать [16, с. 23].

Ситуацию с русским учёный резюмирует в трёх тезисах: 1) наш современный литературный язык относительно молод (ему около 200 лет) и «недостаточно обработан (изощрён) в плане интеллектуальных дискурсов»; 2) будучи сильно задержан в своём развитии при советском режиме, он «отстал» от западных языков (что снижало его способность противостоять «советскому языку») [16, с. 21, 23]; 3) русский язык «зачастую оказывается довольно неадекватным средством осмысления действительности», причём сравнительно чаще и больше, чем другие языки, «может быть, потому, что те, кто им пользуются, вовсе не отдают себе отчёта в самой возможности такой неадекватности» [16, с. 27]. И мы думаем, что междисциплинарность – диагностика опасной неадекватности.

Литература
1. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов / Общ. ред. и вступ. ст. Ю.С. Степанова. – М.: Прогресс Универс, 1995. – 456 с.
2. Корогодин В.И. Информация и феномен жизни. – Пущино, Пущинский научный центр РАН, 1991. – 204 с.
3. Соснин Э.А., Пойзнер Б.Н. Venturous activity Российского университета и leasing методологий // Человек, рынок, образование на рубеже XXI века. Материалы Междунар. научно-практ. конф. (ноябрь 1999 г., г. Томск). – Томск: Изд-во ТПУ, 1999. – С. 44–46.
4. Пойзнер Б.Н., Соснин Э.А. Формирование полидисциплинарной теории эволюции и leasing методологий // Социальное знание в поисках идентичности: Сб. ст. Томск: Водолей, 1999. С. 119–122.
5. Соснин Э.А., Пойзнер Б.Н. Исследовательская деятельность в университетах и лизинг методологий // Интеграция учебного процесса и фундаментальных исследований в университетах: инновационные стратегии и технологии. 1-я Всерос. конф. (20–21 апреля 2000 г., г. Томск). Т. 1. – Томск: Том. гос. ун-т, 2000. – С. 115–118.
6. Соснин Э.А., Пойзнер Б.Н. Рабочая книга по социальному конструированию (Междисциплинарный проект). Ч. 2. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. 132 с.
7. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. – М.: Наука, 1975. – 720 с.
8. Фреге Г. Мысль: логическое исследование // Фреге Г. Логические исследования/ Cоcт., вступ. ст. и комм. В.А. Суровцева. – Томск: Водолей, 1997. – С. 22–49.
9. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. – М.: Гнозис, 2008. – 374 с.
10. Зубов В.П. Генезис научной терминологии // Избр. тр. по истории философии и эстетики. 1917–1930 / Сост. М.В. Зубова. – М.: Индрик, 2004. – С. 277–297.
11. Аничков И.Е. Труды по языкознанию / Сост. и отв. ред. В.П. Недялков. – СПб.: Наука, 1997. – 510 с.
12. Пойзнер Б.Н. Репликация – латентный трансдисциплинарный концепт? // Новые идеи в аксиологии и анализе ценностного сознания: Коллективная монография. Вып. 4. Екатеринбург: УрО РАН, 2007. – С. 220–258.
13. Маслова В.А. Введение в когнитивную лингвистику: Уч. пособие. – М.: Флинта: Наука, 2006. – 296 с.
14. Черчланд П.С. Важна ли нейронаука для философии? // Вопросы философии. 2008 № 5. – С. 79–86.
15. Федье Фр. Хайдеггер: Анатомия скандала / Пер., послесл. В.Ю. Быстров. – СПб.: Владимир Даль, 2008. – 252 с.
16. Серебряный С.Д. О «советской парадигме» (заметки индолога. – М.: РГГУ, 2004. – 80 с.
17. Берлин Ис. Разрыв между естественными и гуманитарными науками // Берлин Ис. Подлинная цель познания: Избранные эссе / Пер. с англ. и коммент. В.В. Сапова. – М.: Канон+, 2002. – С. 369–411.
18. Неретина С., Огурцов А. Пути к универсалиям. – СПб.: РХГА, 2006. – 1000 с.
19. Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. – М.: ИТДГК «Гнозис», 2006. – 236 с.
20. Мириманов В.Б. Универсалии дописьменного искусства // Литературные архетипы и универсалии / Под ред. Е.М. Мелетинского. – М.: РГГУ, 2001. – С. 11–72.
21. Степанов Ю.С. Концепты: Тонкая плёнка цивилизации. – М.: Языки славянских культур, 2007. – 248 с.
22. Попова З.Д., Стернин И.А. Основные черты семантико-когнитивного подхода к языку // Антология концептов / Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 7–9.
23. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность: Антология. – М.: Academia, 1997. – С. 267–280. См. библиографию о нём во вступительной статье: Лихачёв Д.С. «Повести» Аскольдова // Русская литература. 1998. № 2. – С. 165–166.
24. Павилёнис Р.И. Проблема смысла: логико-философский анализ языка. – М.: Мысль, 1983. – 286 с.
25. Холодная М.А. Интегральные структуры понятийного мышления. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1983. – 189 с.
26. Лихачёв Д.С. Концептосфера русского языка // Лихачёв Д.С. Очерки по философии художественного творчества. – СПб: Изд-во БЛИЦ, 1996. – С. 139–156.
27. Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия. – М.: Наука, 1993. – 158 с.
28. Карасик В.И., Слышкин Г.Г. Базовые характеристики линвокультурных концептов // Антология концептов / Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 12–13.
29. Аверинцев С.С. От концепта «интеллекта» к концепту «ума» // Аничков И.Е. Труды по языкознанию / Сост. и отв. ред. В.П. Недялков. – СПб.: Наука, 1997. – С. 55–57.
30. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика: нелинейность времени и ландшафты эволюции. – М.: КомКнига, 2007. – 272 с.
31. Пенроуз Р. Тени разума: в поисках науки о сознании. – Ижевск: ИКИ, 2005. – 688 с.
32. Хайтун С.Д. Феномен человека на фоне универсальной эволюции. – М.: КомКнига, 2005. – 536 с.
33. Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? / Пер. и послесл. С.Н. Зенкина. М: Ин-т эксперимент. социологии; – СПб. Алетейя, 1998. – 288 с.
34. Воркачёв С.Г. Постулаты лингвоконцептологии // Антология концептов / Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 10–11.
35. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живём / Под ред. и с предисл. А.Н. Баранова. – М.: Изд-во ЛКИ, 2007. – 256 с.
36. Геодакян В.А. Системно-эволюционная трактовка асимметрии мозга // Методологические проблемы: Ежегодник 1986. – М.: Наука, 1987. – С. 355376.
37. Иванов Вяч.Вс. Нечет и чёт // Иванов Вяч.Вс. Избр. тр. по семиотике и истории культуры. Т. 1. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 381604.
38. Гачев Г. Национальные образы мира: Космо-Психо-Логос. – М.: ИГ «Прогресс»–«Культура», 1995. – 480 с.
39. Эко У. Сказать почти то же самое: Опыты о переводе. – СПб.: Симпозиум, 2006. – 574 с.
40. Say it isn’t so: Art Trains Its Sights on Natural Sciences. – Heidelberg: Kehrer Verlag, 2007. – 260 p.
41. Буданов В.Г. Методология синергетики в постнеклассической науке и образовании. – М.: ЛКИ, 2007. – 232 с.
42. Измайлов И.В., Пойзнер Б.Н., Лячин А.В. Детерминированный хаос в моделях нелинейного кольцевого интерферометра. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2007. – 256 с.
43. Измайлов И.В., Пойзнер Б.Н. Понятие управляемого онтогенеза технических динамических систем: контекст и содержание // Материалы междунар. научн. конф. «Информация, сигналы, системы: вопросы методологии, анализа и синтеза». Ч. 1. (май 2008 г., г. Таганрог). – Таганрог: Изд-во ТТИ ЮФУ, 2008. – С. 41–47.
44. Измайлов И.В., Пойзнер Б.Н., Слядников С.С., Соснин Э.А. Квантово-синергетическая цитоинформатика как возможное направление в нейронауке // Научная сессия МИФИ – 2007. IX Всерос. научно-техн. конф. «Нейроинформатика-2007»: Сб. научных тр. В 3-х ч. Ч. 2. – М.: МИФИ, 2007. – С. 71–79.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ КАК ПОЛЕ «ВООБРАЖЕНИЯ» ЭТНОСА



http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=534




Шарачева Р.М.




.: Дата публикации 01-Декабря-2008 ::






Шарачева Римма Маликдяновна
Удмурдский государственный университет

Аннотация: в статье рассматриваются национально-культурные объединения Удмуртской Республики. Проанализированы интервью лидеров организаций в рамках конструктивистской методологии. В результате организации представлены как символические поля дискурсивных практик, а этничность оказывается размытой, неопределенной, ситуативной.

Ключевые слова: национально-культурное объединение, дискурс, эксперт, символическое поле, этничность, этническая культура.

Эмпирической основой статьи являются 40 биографических и экспертных интервью с лидерами и рядовыми представителями национально-культурных объединений Удмуртии, которые были проведены в 2005 – 2007 гг. В число информантов вошли также представители Министерства национальной политики, Министерства культуры Удмуртской Республики, журналисты, учителя школ с углубленным изучением национальных языков и литературы, преподаватели Удмуртского государственного университета.

Национально-культурные объединения появились в 90-х гг. XX в. в результате процесса, обозначенного в литературе «парад суверенитетов» в рамках бывшего Советского Союза. Помимо происходящих политических процессов, учеными фиксируется идеологический «вакуум» в связи с распадом комсомола и идеологии страны в целом. Возникает необходимость разработки новых организационных форм работы с молодежью. Такими формами и стали национально-культурные объединения (НКО), основывающиеся на этническом принципе.

В этой ситуации этничность, использующаяся в качестве организационного принципа формирующихся сообществ, неизбежно должна была приобрести достаточно отчетливые характеристики. Если сформировавшаяся в советский период марксистская теория этноса все же предполагала стирание и нейтрализацию этнических различий в связи с продвижением общества к коммунизму, то в 90-е гг. происходит процесс «поиска идентичности», обращение к этническим «корням» и культурным истокам. В связи с этим становится актуальным новое «возведение» этнических границ, которые были «разрушены» идеологией интернационализма.

Возникает потребность в новых этнических дискурсах, с одной стороны, предполагающих возвращение этнических традиций, символов, обрядов, а с другой – представляющих современные реалии России, участие ее в различных современных политических, экономических и культурных мировых практиках. Дискурс полиэтничной Удмуртии начинает выстраиваться в пространствах, обозначенных национально-культурными объединениями. Это символическое пространство, или поле, предъявляет множество вариантов этнической культуры, которая оказывается традиционной, но в то же время позволяет модернизировать этнос, показать, каким он «должен быть» в современную эпоху. В рамках национально-культурных объединений разрабатываются модели современной этничности, демонстрирующие ее реальность в современном мире. Они позволяют включать множество разных индивидов в специфические символические практики (мероприятия, праздники, ритуалы, кружки по интересам, молодежные, женские сообщества), очерчивая тем самым этнические границы. Поскольку такие границы имеют дискурсивный характер, важным становится то, кто и при каких условиях говорит об этничности, то есть позиция говорящего.

Позиция говорящего – это место именования этноса, обозначения этнических различий и специфики. Тот, кто берет на себя функцию именования, приписывая этносу определенные свойства, обладает знанием, которое дает возможность обозначения места этничности. Знающий оказывается экспертом, он представляет этнос как некую определенную общность, обладающую сущностными характеристиками. Роль таких экспертов играют лидеры НКО, организующие жизнь сообщества как ядра этноса. Модели, конструируемые дискурсом экспертов, представляют все этническое сообществокак некое единство традиций, правил поведения и говорения об этносе. Следовательно, правила организации НКО переносятся на этнос в целом, этнос «воображается», «достраивается» в дискурсах экспертов.

Лидеры организации, получая возможность говорить от лица всего этноса и становясь «делегированными представителями народа», определяют этнос в собственном дискурсе, конструируя символическое поле этничности.

Выступая под чужим именем, говорящий всегда скрыт, он отсутствует в месте своего говорения. Это пустое пространство наполняется «воображаемой» этничностью, существующей лишь в языковых конструктах говорящего.

В целях раскрытия механизмов конструирования этнического повествования необходимо прояснение специфики дискурсивных практик, сформировавшихся в рамках НКО. В связи с этим оказывается необходимым проведение интервью с представителями организаций, выступающими в роли «знающих» об этничности, или экспертов.

В процессе интерпретации этничности экспертами происходит конструирование интерпретативных моделей. Они и определяют сущность организации, смысл ее деятельности, основы ее существования. Собственно способом существования организации и является постоянное объяснение этничности, ее определение в различных аспектах. Поэтому национально-культурные объединения оказываются дискурсивным полем, в котором происходит переопределение, полагание границ этноса. Только через дискурсивные (языковые) формы возможно обозначить специфику «евреев», «русских», «татар» и прочих этносов. Соответственно в дискурсивной практике происходит конструирование этнических сообществ.
В ходе исследования была проанализирована деятельность трех национально-культурных объединений, одним из которых является Общество русской культуры.

Эта организация стремится, прежде всего, к возрождению русской традиции, которая давно вышла из повседневной жизниэтой этнической группы.

Поэтому в качестве главной цели следует выделить культурно-просветительскую. Цель реализуется с помощью организации праздников русского календаря. Через возрождение русских традиций становится возможным просвещение населения относительно русской культуры. В речи информантов разворачивается дискурс «возрождения», когда русская культура рассматривается как забытая, утерянная, нуждающаяся в восстановлении.

То есть для лидеров организации очевидна потребность в возрождении «досоветской» культуры, которая оказывается нормой жизни для людей прошлого и чем-то музейным для современного поколения. Организация праздников русского календаря необходима не для того, чтобы традиции стали повседневной нормой, а для просвещения в целях распространения знания о русской культуре как существующей на уровне традиций деревенского быта. Вся деятельность организации направлена на распространение и трансляцию исконно русских, славянских традиций, традиций старообрядчества, народного быта крестьян прошлых лет, воскрешение фольклора. Традиционно отмечаются Рождество, Пасха, Масленица, Троица, Петров день, Михайлов день, Большие Спасы, Красная горка, Иван Купала и др. Одним из часто практикуемых способов представления забытой русской культуры являются так называемые посиделки «вечерочки», в ходе которых рассказывается об играх, поются песни, организуется разговор о мудрости народной. Цель мероприятия состоит в знакомстве с русскими народными играми и песнями. Праздники имеют массовый характер, то есть участниками могут быть все население города или района, где проводится праздник. Они приобретают характер народных гуляний. Если, к примеру, еврейский праздник или праздник немцев Удмуртии ограничены как территориальными рамками, так и участниками действия, то праздники русского общества носят массовый характер.

Привлекая в свои ряды общественников, организация распространяет свою деятельность на другие учреждения. Как правило, членами организации являются также педагоги и директора учебных заведений, которые уже среди своих учеников распространяют традиции русской культуры на уровне праздников или организации внеклассного досуга.

Некоторыми фольклорными коллективами параллельно с культурным направлением реализуется «патриотическое воспитание». Русская культура, обрядовая культура славян преподносится как культура России, знание которой рассматривается как проявление патриотизма. Через русское песенное творчество пропагандируется любовь к родине. Формируется понимание родины как Древней Руси, знание истории, быта, творчества которой является одним из главных способов выражения своих чувств. Родина представлена через песенное творчество прошлого, его традиции, а не через настоящее. Подобное понимание формируется, к примеру, у будущих учителей начальных классов и воспитателей, которые передают это представление своим ученикам.

Информанты видят причины отсутствия патриотизма в утрате русской культуры, традиций. В их дискурсе формируются образ прошлого как идеального с точки зрения присутствия патриотизма и образ настоящего, где нет места патриотизму. Таким образом, прослеживается идеология, в которой звучит «русская идея», связанная с возвращением к истокам.

Возвращение к истокам «русскости» становится решающим в работе организации. Так, стремление одеть фольклорные ансамбли в нестилизованные костюмы появилось недавно, и в результате они сами для себя шьют русские костюмы, которые носили на территории определенного района республики. Или возрождается такой вид ремесла, как вышивка бисером; в результате появляется клуб «Славянка», где каждый может научиться этому способу вышивки.

Русская этническая культура представлена в некоторых фольклорных коллективах как славянская, которая характерна не только для русских, но и для болгар, сербов, украинцев и т.д. На концертах или «вечерках» происходит представление не русской, а славянской культуры, которая имеет свои особенности.
«…Славяне чем славились, тем, что они очень доброжелательные, хлебосольством… Столы ломятся, веселье, и причем во всех славянских мелодиях два лада – мажор и минор. Я веселюсь, и в середине где-то есть грустинка. Или, наоборот, мы грустим, вот слезы текут, а мы надеемся на что-то хорошее».

Русская культура древности восстанавливается через отдельных активистов, которые занимаются определенным ремеслом и привлекают к себе заинтересованных. Вот, например, один из членов общины создал собственную организацию, которая в течение 7 лет отстаивает права буквы «ё», выступая с требованием ее пропечатывания. Возрождается история Руси через вышивку исторических дат, икон, русских символов. Собирается фольклор в деревнях, носителем которого являются бабушки. Записываются на цифровые носители песни, прибаутки. Организуется кружок по декоративной росписи пасхальных яиц по технологии, которая практически была утеряна. Организаторы кружка выезжают в районы и проводят мастер-класс в целях распространения технологии росписи.

Община пытается собрать людей, занимающихся возрождением утерянных традиций, при этом, предполагая, что «русская культура живет в народе, в глубинках». Задача общины – передать забытые формы культуры, в том числе и фольклор, новому поколению. Русская культура – это культура прошлого, это «народный промысел», «народное творчество». Русская культура в понимании членов общины оказывается деревенской культурой, которая уходит из жизни вместе с ее носителями. Она оказывается культурой народной, передаваемой из уст в уста, повседневной, которой в настоящий момент владеет только старшее поколение.

Общество русской культуры включает в себя молодежную общественную организацию Союз русской молодежи «Спас», которая была создана в 2001 году. На сегодняшний день почти все мероприятия организуются совместно. Среди наиболее известных проектов молодежной организации – «Россия глазами детей». Все желающие могут себя проявить творчески, создавая работы, в которых представлена Россия. Творчество может быть проявлено в фотографии, живописи, музыке, стихах, видеоискусстве, компьютерной графике и т.д. В отличие от взрослой организации молодежное отделение общества понимает цели организации как стремление не только сохранить русскую культуру на уровне фольклора, песен, прибауток, но и охватить такие сферы жизнедеятельности, как здоровый образ жизни, благотворительность и т.д. Таким образом, русская культура рассматривается не как забытая культура предков, но присутствует понимание ее как существующей здесь и сейчас.

Понимание этничности в организации не является одинаковым для всех ее членов, то есть как и в других этнически ориентированных общинах этничность принимает характер ситуативности, множественности. Так, один из лидеров, указывая национальность по паспорту, считает себя при этом русским, так как именно культура, окружающая индивида, определяет, по мнению эксперта, его этническую принадлежность.

Для некоторых членов общины «русскость» определяется генами, а для того чтобы эти гены «разбудить», необходимо проводить работу, рассказывать о том, какие черты характерны для русского человека, каким русский человек должен быть, то есть формировать образ «русскости», своеобразный «этнический код», которому следует соответствовать. В других случаях понимание «русскости» психологизируется, объясняется через ощущения, восприятие, «русский дух», который всех объединяет.
Если во взрослой организации «русскость» рассматривают как «славянскость», как принадлежность к славянской этнической группе, то молодежная организация термин «русский» понимает в гражданском смысле как «российский», то есть этничность «русский» для некоторых информантов обозначает принадлежность к российской нации. Проект «Россия глазами детей» демонстрирует понимание «русского» как, прежде всего, «российского», то есть русская культура рассматривается как культура России, являющейся поликультурной страной. Таким образом, в общине нет какого-то универсального понимания этничности, а культура рассматривается как существующая в прошлом.

В отличие от русского национально-культурного объединения Татарский общественный центр (ТОЦ) стремится к переосмыслению традиций, их трансформации. Открытие Татарского общественного центра состоялось в 1992 г. Деятельность центра начиналась с организации телевизионных и радиопередач на татарском языке. Одним из первых решений было создание молодежной организации, в результате которого в 1994 г. открыли Союз татарской молодежи «Иман» (что в переводе означает «религиозный человек» или «религия»). На сегодняшний день молодежную организацию следует охарактеризовать как светскую, так как занятия по основам ислама там больше не проводятся, а деятельность носит культурно-просветительский характер (организован кружок татарского языка, развивается песенное и танцевальное творчество).

На последнем съезде было принято решение о создании на местах регионально-культурных автономий татар, куда должны входить руководители всех татарских организаций, которые работают на территории того или иного региона. В результате в 2004 г. в республике появляется еще одна национальная некоммерческая организация (Региональная национально-культурная автономия татар УР), которая направлена на консолидацию всех национальных татарских организаций и их филиалов, а также на осуществление взаимодействия с Татарстаном. Организация выполняет функцию поддержки начинаний Татарского общественного центра и Союза татарской молодежи «Иман».

Одно из наиболее важных направлений – обеспечение условий для развития молодежи в рамках своей культуры. Для этого организуются татарские классы, открыта татарская гимназия, проводятся летние национальные лагеря для детей и подростков. Цель деятельности в этой ситуации – воспитать «цельную» личность, как считают некоторые информанты. Следуя этой логике, цельность как качество личности можно воспитать только в рамках «своей» этнической культуры. Иначе, воспитываясь в «чужой» культуре, индивид не сможет никогда стать личностью, которая ставит цели и добивается их. Нормальное развитие сопряжено для лидеров организации с развитием в рамках «своей» этнической культуры, а тот факт, что все этнические группы на территории России проживают в рамках общероссийской культуры, где повсеместно социализация проходит в рамках русского языка, не учитывается.

Главная проблема молодежной организации состоит в отсутствии массовости, поэтому все мероприятия направлены главным образом на привлечение молодежи в общину. В республике среди татарской молодежи нет повального увлечения своей культурой, религией, языком. Этничность татарской молодежи не актуализована, не мобилизована, так как существуют другие направления, более значимые и востребованные молодым поколением татар. Их этничность носит номинальный характер.

Татарская культура на сегодняшний день актуальна, по мнению информантов, так как она развивается по новому «демократическому пути». «Демократичность» культуры состоит в том, что она не следует четким канонам прошлых лет, а видоизменяется под влиянием современной культуры, глобальной. А эти изменения рассматриваются как осовременивание традиционной этнической культуры. Благодаря этим изменениям культура становится актуальной, востребованной всеми возрастными группами татарской общественности. Происходит модернизация традиций, обновление, наполнение их новым содержанием в процессе воспроизведения, осмысливания.

Процесс устаревания традиций происходит в результате формирования новых условий жизни, в которых старые традиции оказываются не нужными, не востребованными. Поэтому некоторые традиции остаются на уровне знания, но в повседневной жизни их не применяют.

Востребованность культуры доказывается тем фактом, что на культурной специфике организуется бизнес и предпринимательство. Организация концертов, издание татарской литературы, газет позволяют зарабатывать деньги. К примеру, газета «Янарыш» – одна из самых успешных по охвату населения Удмуртии, татарские телевизионные передачи имеют высокий рейтинг в телевизионном эфире. Таким образом, в отличие от русского общества, где культура в основном связывается с традициями прошлого, с чем-то исконным, нестилизованным, татарская община представляет обновленный вариант культуры, грамотное тиражирование которой позволяет зарабатывать денежные средства.

Часто от информантов можно услышать обвинения в «бездуховности» современной молодежи, которая проявляется в ситуации забывания своих предков, призывы к распространению обычаев среди молодежи, к созданию национальных браков.

Согласно мнению информанта лишь в несмешанной по этническому признаку семье можно чувствовать себя уверенно. Призыв к объединению «своих» – это попытка четче обозначить границы своей группы, которые на сегодняшний день все чаще размываются. Жизнь индивида, согласно высказыванию информанта, может быть успешной и правильной только в среде «своих». Таким образом, разворачивается дискурс критики, суть которого состоит в том, что татарская культура охватывает лишь незначительную часть татар Удмуртии. Организация же пытается «сгладить воздействие глобализации». Таким образом, наблюдается противоречивая ситуация, когда представители взрослой общины свидетельствуют о востребованности культуры, а молодежь говорит об отсутствии интереса ко всему татарскому, этническому. Бесспорно, в организации происходит процесс осмысления этнической традиции, культурной специфики, происходит модернизация традиционной культуры. Но этот процесс охватывает взрослых людей и лишь незначительную часть татарской молодежи, которая включена в деятельность общины или учится в татарской гимназии.

В ходе исследования обнаружено весьма специфическое понимание этничности, суть которого состоит в отождествлении этнической идентичности и типа поведения. Это, по мнению информантов, своеобразная формула успеха, которая имеется у представителей каждой этнической группы. Если человек ведет себя согласно «своей» модели поведения, то он будет успешным.

В условиях России этнические группы живут в рамках общепринятой российской культуры, где есть нормы, которым следуют все, вне зависимости от этнической принадлежности. Поэтому сложно понять, чем работа татар, например, отличается от работы русского человека, которые могут быть занятыми на одном предприятии. Тем более понятие успеха вполне одинаково может трактоваться представителями различных этнических групп.

Национальность, этничность сводится к модели поведения. Следуя этой логике, все татары ведут себя одинаково, согласно своей модели, русские, удмурты также отличаются прежде всего поведением. Происходит обобщение, когда всем представителям одного этноса приписываются одинаковые черты поведения. Например, татарская модель поведения определяется такими положительными качествами, как трудолюбие, энергичность, мобильность, уважение к языку, которые присутствуют и у представителей других этнических групп. Тем более что исторический путь развития присущ почти всем этническим группам, равно как и желание гордиться достижениями представителей своей этнической группы. Таким образом, модель поведения сводится к стереотипам, которые приписываются не только татарам, но и другим этническим группам. Тогда стереотипные модели поведения теряют этническое содержание, что приводит к невозможности дать определение этничности.

Таким образом, в татарской общине этническая традиция переосмысливается, предстает в новомвиде, меняя свое содержание. Татарская культура объясняется через механизм ее обновления, когда она не придерживается строгих канонов, а становится более «демократичной». Этот процесс позволяет привлечь поколение среднего возраста, но среди молодежи не наблюдается устремленности в «татарский мир». Мобилизация этничности молодых происходит только в среде тех, кто является членом организации «Иман».

Дискурс экспертов, «этнических предпринимателей» позволяет констатировать различное понимание этничности, которое может быть основано на языковой принадлежности, кровнородственной связи, а также сводиться к стереотипным моделям поведения, тем самым демонстрируя дискурсивную основу «татарскости».

Ситуация переосмысления традиции характерна не только для татарской общины, но и для удмуртских организаций. Удмуртское национальное движение представлено деятельностью таких организаций, как «Удмурт Кенеш» («Совет удмуртов»), «Шунды» («Солнце»). Если первая национальная община является ориентированной, прежде всего, на взрослое население, то «Шунды» является молодежной национальной организацией.

Организация «Удмурт Кенеш», существуя 15 лет, как и другие НКО, стремится к распространению своей деятельности не только на уровне города, столицы, но и районов. На сегодняшний день в каждом районе республики есть отделения «Удмурт Кенеш». Центральное отделение общины организует мероприятия республиканского уровня с участием районных отделений.

Как правило, мероприятия проводятся в различных направлениях, таких как пропаганда и развитие удмуртского языка, развитие культуры, расширение связей с финно-угорским миром. Последнее направление развивается особенно успешно, так как включение в финно-угорский мир позволяет представить «свою» локальную культуру как часть более крупной, мировой.

Организация «Удмурт Кенеш», помимо культурного направления, активно реализует политический вектор, который воплощается в выдвижении представителей удмуртскойэтнической группы в органы государственной власти. «Воспитание удмуртских кадров» оказывается наиболее приоритетным, несмотря на то, что политические вопросы не входят в компетенцию национально-культурных объединений. Тем не менее работа по выдвижению кандидатуры в региональные органы власти и ее поддержка реализуется весьма активно.

Выдвижение «своих» связано с тем фактом, что именно на них возлагаются надежды по поддержанию и развитию этнического в регионе. Сетуя на процессы ассимиляции, лидеры удмуртского движения, отстаивая интересы удмуртов в органах власти, тем самым стремятся улучшить повседневную жизнь удмуртов, в частности селян. Именно в сельской местности проживает на сегодняшний день большая часть удмуртов. При отстаивании права на лучшие экономические условия сельчан сельские проблемы подменяются этническими. В результате неустроенная жизнь на селе объясняется отсутствием удмуртских лидеров на уровне республиканской власти, тогда как неустроенность села характерна не только для республики, а распространена в пределах страны в целом. Национальная организация «Удмурт Кенеш», таким образом, решает вопросы, не только связанные с культурным развитием, но и социально-бытовые (газификация, ремонт дорог в деревнях и т.д.).

Особенно часто представители организации «Удмурт Кенеш» говорят о проблемах на законодательном уровне. Например, достаточно проблематичным было принятие закона о государственных языках Удмуртской Республики. Однако даже этот закон не позволяет распространить удмуртский язык, так как нет необходимого финансирования этого закона. Поэтому на сегодняшний день работа удмуртской ассоциации связана с делегированием во власть «своих» политиков, депутатов. Говоря о существующей власти, лидеры организации часто высказывают недовольство ею, так как закон о языках является, с их точки зрения, формальностью, финансирование национального не осуществляется, правительство не знает удмуртского языка и т.д. Разворачивается дискурс критики в отношении власти. В результате национальный нигилизм удмуртов оказывается следствием неэффективной политики в регионе.

В настоящий момент деятельность по актуализации этнического привела к своеобразному «ренессансу», когда происходит возрождение исчезнувших при советской власти языка и культуры. Дискурс возрождения и востребованности этничности довольно часто прослеживается в речи информантов.

Как правило, деятельность организации «Удмурт Кенеш» направлена в те районы, которые лидерами движения обозначаются как «проблемные точки». Именно в них фиксируется проблема «национального нигилизма» в большей степени. К примеру, в северных районах Удмуртии вручается премия имени Ашальчи Оки (удмуртской поэтессы) за вклад в развитие национальной культуры и образования. Стремление отметить и финансово наградить всех, кто принимает участие в общественной жизни, связанной с национальным содержанием, осуществляется с помощью ежегодной премии имени Кузебая Герда уже на протяжении 11 лет.

Проблема забывания удмуртского языка фиксируется как наиболее важная, требующая разрешения. Поэтому вопросы его развития ставятся во главу угла удмуртского национального движения. На сегодняшний день процессы мобилизации этничности привели к тому, что представители титульного этноса начинают возобновлять практику общения на родном языке, как это было раньше. Культурная «инаковость», отличительность, проведение этнических границ происходит посредством языковой политики региона. Совместное сосуществование различных этнических групп, которые поддерживают «свой» язык, приводит в результате к формированию отличий, использованию языка как маркера, фиксирующего этничность.

Удмуртское движение поддерживает молодое поколение. Например, создан «Открытый финно-угорский университет», где школьники реализуют свои проекты национального содержания, организуются сессии, экспедиции.

Создается «финно-угорский мир», налаживаются контакты с другими народами, тем самым происходит включение удмуртов в более глобальную группу, демонстрируется их взаимосвязь с внешним миром. Удмурты идентифицируют себя как финно-угры, участвуя ежегодно в финно-угорских конгрессах. Стремление включиться в этот мир обусловлено наличием единых «корней», которые хочется узнать, ощутить, постичь. В результате этническая группа понимается как связанная общими «корнями», то есть объединенная общими предками.

Молодежная национальная организация «Шунды», как и другие, является ассоциированным членом организации «Удмурт Кенеш». «Шунды» ставит перед собой много задач, но в первую очередь она формирует понимание себя как представителя определенного этноса. Организация проводит этнические границы, конструируя этничность индивида. А «Удмурт Кенеш» в большей степени занимается политическими вопросами и выполняет координирующую роль.

Проблемы формирования толерантности также довольно часто озвучиваются участниками общины. Как правило, позиция членов общин не отличается оригинальностью относительно мнения представителей других национальных организаций. Так, довольно распространено мнение, согласно которому терпимое отношение к другим этническим группам будет лишь в том случае, если представитель какого-либо этноса толерантно будет относиться к «своей» группе. Это мнение зиждется на психологическом понимании личности, которая способна испытывать теплые чувства к другой личности лишь тогда, когда она уважает и ценит себя как личность. В ситуации с этническими группами происходит перенос отношений между индивидами в сферу межгруппового взаимодействия. Индивидуальные отношения переносятся на групповые. Отношения между представителями различных этнических групп объясняются через психологию личности.

Понимание культуры в удмуртских организациях тесно связано не только с обрядами и традициямипрошлого, но и с современностью, когда культура удмуртов модернизируется, претерпевает изменения, традиции переосмысливаются. Например, возникло направление этнофутуризма, которое соединяет черты традиционности и современные технологии. Культура не только переосмысливается, а выстраивается заново, позволяет «войти» в новый современный мир. Культура – это не только застывшая традиция. Дискурс этнофутуризма призывает отказаться от этого и оторваться, например, от характерного для удмуртов традиционного земледелия, призывает к реализации себя в новых видах деятельности, которые востребованы в новых условиях. При этом важно сохранение «своей» этничности на уровне языковой принадлежности.

Переосмысление традиций связано с тем фактом, что они начинают трактоваться обобщенно, как фольклорные, происходит стилизация традиционного. Это смешение стилей, современного и традиционного удмуртского, рассматривается как способ привлечения молодежи к этническому. В результате происходит не поиск чистого, традиционного, уникального, а удмуртская культура обретает обобщенный характер, где нет ярко выраженных черт этнической специфики удмуртов. Она становится просто фольклорной, деревенской. Удмуртская культура необходима, по мнению информантов, чтобы выделить себя из общепринятой культуры, показать свою непохожесть на других. Однако «удмуртскость» в последнее время, как считают информанты, теряет свое содержание, выхолащивается, становится просто фольклорной.

Изменение традиционной культуры во многом связывается с процессом урбанизации, так как удмуртская культура ранее в прошлом была сельской, но отток удмуртов из деревни позволяет утверждать, что культура на уровне повседневной жизни не может не претерпевать изменений. Единственный элемент культуры, который не изменяется, это язык. Для многих информантов язык – это основа этничности. Поэтому пониманиеэтнической идентичности для многих основано на языковой принадлежности. Именно язык делает удмурта удмуртом, создает, формирует «удмуртскость». Но такое понимание противоречит тому факту, что городские удмурты не все в совершенстве владеют языком, в результате их этничность конструируется совершенно подругому, например, через самоощущение. Человек сам для себя определяет свою этническую принадлежность, независимо от того, кем являются его родители и какими языками он владеет.

Помимо влияния семьи, существуют какие-то внутренние ощущения на уровне «подсознательного», о которых информанты упоминают, но не могут объяснить. Этничность в этой ситуации ускользает от объяснения, от определения, связывается, скорее, с природным, а не с социальным началом.

Информанты рассказывают случаи, когда удмурты, приехавшие из Татарстана или Башкирии, отличаются от местных «напористостью», желанием показать себя. В результате местные удмурты рассматриваются как тихие, спокойные, замкнутые, а приезжие – как более смелые. Лидеры организации объясняют этот факт политикой республики, которая в период советского прошлого запрещала использование удмуртского языка в школах, национальный язык удмуртов рассматривался до перестройки как устаревший, деревенский, архаичный. Был распространен бытовой расизм по отношению к удмуртам. Все обозначенное в конечном счете привело к потере собственной идентичности удмуртами, возникновению желания ассимилироваться с русским населением, так как удмурты или любой другой финно-угорский народ, как считают информанты, не могут быть «наглыми», «воинственными», они «изначально неконфликтные». То есть происходит описание народа через психологические черты, которые свойственны удмуртам. «Удмуртскость» психологизируется.

Таким образом, этничность оказывается размытой, определяемой в каждой ситуации по-разному. Она ситуативна и конструируется в дискурсивной практике. Этническая удмуртская культура на сегодняшний день оказывается в состоянии переосмысления, характеризуется поиском новых форм.

В результате анализа дискурсивных практик экспертов национально-культурных объединений можно заключить, что этничность носит символический характер, так как конструируется в повествовании, речи информантов.

Она по-разному осмысливается участниками общин и поэтому индивидуальна, определяется конкретной ситуацией. Безусловно, идентификация с этнической группой осуществляется путем противопоставления, проведения границ между «мы» и «они». Эти границы определяются культурой, языком, местом проживания, исторической родиной, совместной историей, религией и т.д. Но каждая этническая община имеет определенную специфику дискурсивного конструирования этничности. Так, русское общество конструирует этничность как гражданскую, российскую и в то же время как славянскую, понимая русскую культуру как устаревшую, забытую. Татарская и удмуртская общины стремятся к переосмыслению традиции, формированию новых образцов культуры удмуртов и татар.

Таким образом, организации выступают полем дискурсивной практики экспертов, в котором демонстрируются различные способы конструирования этничности.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

СЕМИОЗИС ЖЕНСКИХ КУЛЬТОВ В ТРАДИЦИОННЫХ СООБЩЕСТВАХ




http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=538




Стерликова М.



.: Дата публикации 02-Декабря-2008 :: Просмотров: 198 :: Распечатать данную статью :: Распечатать все статьи:.

Стерликова Марина,
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина

Аннотация: в статье рассматриваются семиозис культов, с основе которых лежит концепция женщины – дарительницы жизни.

Ключевые слова: культ, Богиня-мать, семиозис культов, генезис культов, кодификаторы культа.

В последнее время человечество предпринимает все больше попыток познать и изучить духовную сущность человека и явлений окружающего мира и в поисках ответов все чаще обращает взор к культурному наследию, оставленному нам древнейшими цивилизациями. Ведь именно об этом и гласит старинная пословица: «Хочешь знать новое – читай древнее».

При изучении древних культур нельзя игнорировать значение религиозных культов, ведь первоначальное представление и понимание «культуры» проистекало из понятия «культ». Культ был окружен образами и символами, в которых выражались наиболее значимые для человека ценности и смыслы. В этой сложной символической системе мифов и ритуалов зашифрован огромный пласт всеобъемлющего знания. Расшифровка этих знаний чрезвычайно важна для понимания путей развития человеческой мысли, искусства, обычаев, религии и мифологии, так как в них выражены отношения между вещами, явлениями и идеями, они таят в себе законы связи материального мира со сверхъестественным. В прежние времена эти знания считались сакральными и тщательно охранялись узким кругом Посвященных. Теперь же наступило время, когда доступ к ним открыт, и количество желающих изучать их и работать с ними постоянно увеличивается. Некоторые исследователи полагают, что процесс расшифровки этих символов, «вживания» в них способствует разгадке структуры человеческой психики, а возможно, и строения души человека.

Изучение древнейших культур показало, что значительное место практически у всех народов мира занимает поклонение культу женской богини или священному женскому началу. Культ женской богини считается древнейшим в истории мировых религий, его происхождение теряется в далекой древности и связано с историей возникновения человечества. «Магия Богини- Матери – это магия столь же древняя, как и сама жизнь. Мать существовала до появления богов и смертных и будет существовать и после великого растворения. …» (Harding, Elizabeth U. Kali: The Black Goddess of Dakshines War. York Beach, ME: Nicholas-Hays, 1993.).

В основе культа лежит концепция женщины – дарительницы жизни. До сих пор, на огромном пространстве от Испании до Сибири находят фигурки женщин, сделанные из камня, кости и глины. Эти фигурки называют «Венерами эпохи палеолита» (40-50 тыс. лет до нашей эры) и для всех них характерны преувеличенные формы изображения органов деторождения и кормления, в то время как голова и конечности изображаются условно. Большинство археологов считают, что это были изображения Богини-Матери, культ которой носил в первобытную эпоху универсальный характер. Богиня – Мать представляла собой Землю или Природу, в которой заключена творческая сила всей жизни, Женщину в качестве матери людей, в которой заключена идея материнства (Мифы народов мира, т.1, с. 178). «Многие народы воздавали культ Земле, рассматриваемой как Мать», - пишет Вандри. (Vendryes J. La Religion des Celtes // Les Religions de l`Europe ancienne. III. Paris, 1948. P. 276).

В период неолита (10-12 тыс. лет до н.э.) появляются многочисленные образы Богини-Матери как отражение различных сил природы.

Такое доминирующее положение культа женской богини в ранних религиозных верованиях связано с положением женщины в древнейших обществах. Вся жизнь человеческого коллектива была сконцентрирована вокруг женщины, женщина была не только продолжательницей рода; все привычки, нормы поведения и традиции передавались через женщину. Возможно, отсутствовало даже представление о связи полового акта с беременностью и рождением ребенка, соответственно, в умах тогдашних людей мужчина не играл никакой роли в деле продолжения рода (Бхаттачарья, с. 6-7).

Богиня играла центральную роль в религиозном ритуале и народном сознании практически всех народов Земли, имея лишь разные имена. Древние шумеры поклонялись великой богине любви и войны Инанне, божественной хранительницей Урука, чье положение в шумерском пантеоне стало прочным около III тысячелетия до н.э. В аккадском пантеоне была известна великая богиня войны и любви Иштар, у ханаанеян – Анат.

Древние персы, принявшие учение Зороастра, поклонялись Богине чистоты и непорочности Анахите. Для всех этих богинь были характерны целомудрие и распутство, материнская забота и кровожадность. Древние астрологи рассматривали Великую Богиню любви и войны, имеющую эпитеты - Владычица Богов, Восточная звезда, Царица Царей, Дева-Воительница, Хранительница человечества, Мать всей мудрости, как персонификацию планеты Венера. Те же черты характеризуют и Матронит, богиню-дочь в каббалистической литературе.

В Индии традиция индуизма поместила женские божества на высокую духовную ступень. Богиня-Мать, известная под разными местными и общеиндийскими именами (Ума, Парвати, Кали, Дурга), почиталась в качестве супруги бога Шивы.

Малоазиатская Кибела, которой поклонялись по всему Средиземноморью, считалась Матерью Богов, хранительницей сокровенных знаний. Такими же качествами была наделена и египетская богиня Исида. В Египте Исида имела семь различных воплощений женственности, ее рассматривали как чрево, способное родить бога, в данном случае Гора, а одно из имен богини – Хатхор - означало «дом Гора».

Особо любимы женские божества были и у древних греков: Гера - жена Зевса, хранительница домашнего очага, чистоты супружества и законного брака, Афина – мудрая богиня-воительница, Афродита – вечно юная богиня любви и красоты, Артемида – богиня плодородия.

У славян известна Богиня Мокошь - пряха, прядущая бесконечную пряжу - всепроникающую энергию мироздания. Позднее в христианской традиции это трансформируется в покров Богоматери. Похожие представления о Богине-пряхе сохранились у саамов, финнов, литовцев и других народов Севера. Не случайно русское слово "макушка" определяет местонахождение Верховной Богини в тонком теле человека, именно из макушки - темени головы начинается связь человека с Богом и небесами.

На африканском континенте из дагомейской мифологии известна Богиня Миноха - покровительница женщин и властительница судьбы, прядущая невидимую нить, соединяющую человека с тремя мирами - подземным, человеческим и небесным. Эвенки Севера представляли судьбу - Маин, как невидимую нить, выходящую из головы в небо, и ее разрыв означал смерть.

Тонкие структуры энергетического тела человека, изучаемые в Йоге, описаны у многих народов как Мировое Древо. Символ Космического Мирового Древа проходит через историю всех древних цивилизаций - индийской, китайской, ассиро-вавилонской, шумеро-аккадской, иранской, у аборигенов Австралии, Полинезии, инков, ацтеков, индейцев Америки.

В библейские времена культ богини существовал по всей Святой земле, где особенно почиталась богиня Ашера (Ашторет), Шехина. Некоторые верующие считали ее супругой самого Яхве — бога древних евреев. Символы этой богини встречались во многих местах возле так называемых Камней Ашеры — вертикально поставленных скальных обломков, которые изображали богиню.

Некоторые исследователи считают, что своим происхождением верховный исламский бог, Аллах, обязан богине Аль лат, которая ассоциировалась с Каабой в Мекке, святыней домусульманских времен, которую в лице самого Мухаммеда поставил себе на службу ислам.

Это уже позднее, со становлением патриархального общества, были предприняты меры по подавлению культа богини в христианстве и исламе. В результате чего царица, богиня, жрица, мать была отодвинута на второй план.

В 431 году на Эфесском соборе христианские епископы объявили Деву Марию Богородицей (по гречески «Тео токос» — Theotokos), официально придав ей божественный статус. Однако они проявили осторожность и не стали наделять ее привычными атрибутами плодородия, дабы избежать ассоциаций с фигурами языческих богинь.

Существование женских культов является фактом, о котором нужно знать и помнить, чтобы проследить - какую же роль сыграла концепция женского начала в религиозном сознании древних народов и их потомков.

Совершенно очевидно, что женские божества не исчезли, они существовали в обрядах, мифах и символах на протяжении всей истории человечества, претерпев трансформацию, им в измененной форме удалось сохранить большую часть власти над религиозными чувствами людей. И сегодня почитание богини, понимание ее энергии и духовности вновь обретают былую популярность.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

ВКЛАД ОФИЦЕРСКОГО КОРПУСА РОССИЙСКОЙ АРМИИ В РАЗВИТИЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ

http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=539



Четвертакова Ж.В.



.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::






Четвертакова Жанна Владимировна,
кандидат философских наук - ТГУ имени Державина.

Аннотация: В статье раскрывается понятие культурных традиций офицерского корпуса Российской армии, вклад офицерского корпуса в развитие отечественной культуры.

Ключевые слова: культурные традиции, армия, ценности, культура.

Культурные традиции играли и играют большую роль в становлении и развитии Вооруженных Сил России. Они в значительной степени являются показателем качественного состава офицерского корпуса, его духовно-нравственных ориентиров. Боевые традиции офицеров русской армии всегда были важной предпосылкой ее блестящих побед. Традиции в воспитании и обучении войск, бытовые традиции во многом определяли облик российской армии и ее военнослужащих.

Проблема культурных традиций, как таковых, появилась в науке вместе со стремлением осознать место и роль в общественной практике устойчивых, передаваемых от поколения к поколению, элементов материальной и духовной жизни общества.

В патриархальном обществе традиции играли роль основного регулятива, составив историческую основу морали, ее базис.

К античному периоду относится первая попытка создать учение о традициях, в котором традиционность воплощается в понятии «этос» — нрав, обычай. К традиционным относили, прежде всего, такие категории, как «добродетель», «справедливость», что свидетельствует о разработке проблемы традиций в русле зарождавшейся этики. В объяснении традиций выделяли направление, которое подходило к этосу исключительно как к духовному образованию.

Средневековье характеризуется господством традиционной морали, так как приоритет религиозно-сословного сознания определял осмысление традиций как священных правил и заповедей. Истолкование обычаев и традиций в качестве чисто идеальных форм стало в дальнейшем господствующим в философии.

Для культуры Нового времени свойственно историко-литературное и этнографическое рассмотрение традиций. Признание их ведущей историко-культурной роли зачастую сочеталось с отрицанием их позитивной роли в настоящем и будущем, что было особенно характерно для периода Просвещения.

Классики диалектического материализма не оставили разработанных положений о сущности и роли традиций. Для них характерно противоречивое отношение к этому социокультурному феномену. С одной стороны, традиции рассматривались как тормоз общественного развития, а с другой — признавалась их позитивная роль в истории общества и даже способность положительно влиять на социальные процессы. В последующие периоды развития диалектического материализма были сформулированы некоторые методологические основы анализа традиций.

Во-первых, традиции должны рассматриваться в неразрывной связи с историческим процессом, особенностями его этапов. Во-вторых, необходимо исследовать совокупность материального и духовного наследия, обусловившего возникновение традиций. В-третьих, важно различать прогрессивные и регрессивные (реакционные) традиции, которые могут быть либо тормозом, либо основой развития.

Для русской политической мысли свойственен культурологический и правовой взгляд на традиции, которые рассматривались как основа для развития культуры, как гарантия будущего существования общества.

В современной политологической и философской литературе определение сущности традиций сводится чаще всего к поиску субстанциональной основы. В качестве таковой чаще всего используются устойчивые формы регуляции человеческой деятельности и отношений, такие как обычай, правило, норма, привычка, обряд, нрав и т.п. Исследование различных частных случаев традиционности позволяет прийти к выводам: традиции распространены и в материальной, и в духовной сферах человеческого бытия; традиционность охватывает все явления и процессы, присущие обществу; поиск оснований для определения сущности традиций следует вести в ряду наиболее интегрированных свойств, характеризующих традиционные явления и процессы.

Термин «традиция» латинского происхождения. Он характеризует устойчивый, передающийся из поколения в поколение социальный опыт в виде привычек, норм поведения, обычаев, идей и других общественных установлений. Традиции, как устойчивые явления общественной жизни, распространяются на все ее сферы. В военной области функционирует их специфическая разновидность — воинские традиции, под которыми понимаются исторически сложившиеся в армии и на флоте, передающиеся из поколения в поколение идеи, правила, обычаи, нормы, другие общественные установления военной организации, связанные с выполнением боевых задач, воинской службой, с обучением и подготовкой личного состава, с бытом военнослужащих. В армейской действительности традиции выступают важным средством воспитания и обучения.

Армия, военная служба – один из самых мощных вдохновляющих источников художественного творчества писателей и поэтов, композиторов и живописцев, скульпторов и архитекторов. Ратные люди всегда были героями произведений, составлявших славу и гордость российской культуры. Среди них – первые былинные богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович. Все русские князья непременно были воинами, их изображения на стенах храмов напоминали соотечественникам о священности воинского долга. Впрочем, земледелец всегда твердо знал, что воинская дружина – гарант сохранности и безопасности его дома, его веры, традиций и культуры.

Россия держит первенство по количеству ратников, возведенных в лик святых. Языческая Русь чтила Святослава, христианская Россия причислила к лику святых Александра Невского, его сына Даниила Московского, позднее Дмитрия Донского. К святому российскому воинству принадлежат князья Щеня и Михаил Воротынский. На этапе императорской России наступила эпоха «светлейших князей». Это было время князя Голицына, графа Шереметьева, князей Суворова и Кутузова.

На всех этапах развития государства Российского главными ценностями его офицеров были высокая духовность, патриотизм, мужество и воинская честь. Армия всегда была там, где трудно, где решались судьбы Отечества и его культуры. При этом она нередко решала несвойственные ей задачи. Так, в 1722 г. Петр I назначил военных управлять православной церковью. Именно среди военных Петр предпочел искать человека, сочетавшего в себе такие качества, как доброта, смелость и знания.

Армия во все времена нуждалась в культуре как вдохновляющем начале трудного и опасного дела служения Родине. Славянские воины с древности использовали воодушевляющую силу искусства для подготовки к сражениям. С незапамятных времен известны боевые игры и воинственные пляски, предшествовавшие битве. На этапе Древнерусского государства возникают специальные ритуалы, непременным элементом которых стала музыка. В начала ХУIII в. военно-церемониальная музыка прочно входит в жизнь русской армии, в систему ее боевой подготовки и воспитания.

Среди композиторов, создававших полковые (встречные) и исторические марши российской армии, – М.И. Глинка, П.И. Чайковский, Э.Ф. Направник, Н.А. Титов, А.Ф. Львов и др. Специально к открытию восстанавливаемого ныне храма Христа Спасителя в мае 1883 г. П.И. Чайковский написал увертюру «1812-й год» и сам дирижировал сводным оркестром. Русских воинов вдохновляли и благословляли перед битвой строгие лики святых с русских икон, мудрое «Слово о полку Игореве», бессмертная суворовская «Наука побеждать», гордые зубчатые стены Московского Кремля, наполненные жизненной силой картины Репина и Левитана. Летописец прямо замечает, что «Троица» создавалась Рублевым для того, «дабы воззрением на святую троицу» преодолеть страх перед любым врагом великой Руси, выстоять и победить. Святые иконы в битвах несли впереди воинов наряду со знаменами. Пречистая Божья Матерь испокон веку считалась покровительницей Руси. Ее образ сливался в сознании воина с образом матери, с образом Родины. Икона Смоленской Пречистой Божьей Матери была рядом с воинами на Бородинском поле, икона Донской Богоматери вдохновляла их на Куликовом поле и в Казанском походе Ивана Грозного. Вот где истоки российской духовности, умноженные силой искусства.

Культура многолика, и неисчерпаем духовный потенциал отечественных культурных ценностей. И все они — через литературу, музыку, живопись и архитектуру – укрепляют любовь воина к Отечеству, питают душу армии. Достижения мировой и отечественной культуры, российская духовность, в свою очередь, находили в лице российской армии надежную защиту от любых посягательств недругов России и разрушителей культурных ценностей.

Убедительным примером связи армии и культуры является литература. Среди тысяч русских литераторов XVIII – начала XX в. примерно каждый третий был офицером или выходцем из офицерской среды. Литература позволяла офицеру не только продемонстрировать свой культурный уровень, но, прежде всего, показать глубину проникновения в жизнь народа, постижение его интересов и заботу о судьбах нации. Литературно одаренные представители офицерского сословия обращались к истории и прозревали будущее, критиковали современность и стремились к ее совершенствованию. И всегда в центре их внимания находился человек с его проблемами и трудностями, радостями и горестями.

Выдающееся место в русской литературе XVIII в. занимает Г.Р. Державин (1743–1816). Целый ряд державинских од можно по праву назвать военными. Таковы его стихи «На взятие Измаила», «На переход Альпийских гор» и др.

Художественная литература XIX в., начало, которого связано с Отечественной войной 1812 г., была еще более богато и ярко представлена офицерами — поэтами и писателями.

Наиболее характерным в этой связи является творчество героя многих войн и прославленного поэта Д.В.Давыдова (1784— 1839). Давыдов вошел в историю как «поэт-гусар», «певец-герой». Защита любимой Родины была для него делом чести и славы. Гордость за Отчизну и бесстрашие воина звучат в строках многих его стихотворений.

После победы в войне 1812 г. передовые русские офицеры выступили решительными сторонниками преобразований в России. Наиболее крупными поэтами из числа офицеров-декабристов были К.Ф. Рылеев — автор сборника «Думы» и агитационных песен, А.И. Одоевский — «главный поэт» офицеров-каторжан, автор ответа на послание А.С. Пушкина «В Сибирь», Ф.Н. Глинка, оставивший потомкам «Очерки Бородинского сражения» и «Письма русского офицера», а также В.Ф. Раевский, А.А. Бестужев-Марлинский и его брат М.А. Бестужев (всего в семье Бестужевых было четыре брата-декабриста).

Разгром декабризма не ослабил патриотического духа передовых офицеров-литераторов. Очень много сделали в этот период для развития отечественной литературы офицеры А.С. Грибоедов, М.Ю. Лермонтов, Е.А. Боратынский, К.Н. Батюшков, В.И. Даль и десятки других великолепных поэтов и прозаиков.

В середине XIX в. выдвинулась новая плеяда писателей-офицеров, которую открывает имя Л.Н. Толстого. «Севастопольские рассказы», написанные тогда еще молодым артиллерийским офицером, бесспорно свидетельствовали о том, что в литературу пришел новый мощный талант. Дух русского народа показан в этих рассказах через величие рядового солдата. Именно в солдатах Толстой находит проявление силы и достоинства человеческого характера. Не исключение в этом отношении и гениальный роман Л.Н. Толстого «Война и мир».

Российским военным XX в. выпала нелегкая судьба. На их долю пришлось немало испытаний. Но, как и прежде, в армейской среде выросло немало талантливых поэтов и писателей. Они в своих произведениях отражали всю сложность и важность тяжелой военной службы, на собственном опыте испытав ее горечь, лишения и романтизм. Достаточно назвать несколько известных имен литераторов, посвятивших часть своей жизни службе Отечеству в армии: Н. Гумилев, М.Зощенко, Б.Лавренев, В.Вишневский, М. Шолохов, Д. Фурманов, К. Симонов, Ю. Герман, Э. Казакевич, И. Эренбург, А. Твардовский, В. Астафьев, В. Быков, Ю. Бондарев, И. Стаднюк, В. Карпов и др.

Значительный вклад внесли офицеры в развитие российского изобразительного искусства. Военная тема в произведениях, отображающих баталии, воинские подвиги, совершенные во имя светлых идеалов защиты Родины, всегда занимала в нем значительное место. Однако это отнюдь не означает, что военные художники отображали только войну. В золотой фонд отечественного изобразительного искусства вошли такие выдающиеся имена, как бароны П.К., М.К. и М.П. Клодты, генерал Н.А. Ярошенко, В.В. Верещагин, П.А. Федотов и многие другие.

Символом русского искусства батальной живописи продолжает оставаться творчество Василия Васильевича Верещагина (1842–1904). Еще учась в Морском кадетском корпусе, Верещагин посещает рисовальную школу. В 1860 г. он с отличием оканчивает Морской корпус, а затем полностью посвящает себя живописи.

И даже оставив военную службу, он навсегда остался связанным с армией. Чтобы своими глазами увидеть боевые действия, неоднократно бывал на Кавказе и в Туркестане. Его правдивые батальные сцены на темы войны в Туркестане поражают остротой восприятия и передачи чувств («Смертельно раненный», «Апофеоз войны» и др.).

Своеобразным явлением в отечественном изобразительном искусстве стала деятельность студии военных художников им. М.Б. Грекова. В студии работали выдающиеся мастера: Е.В. Вучетич, подполковник, бывший в годы Великой Отечественной войны командиром взвода, командиром батальона, автор знаменитого «Воина-освободителя» в Трептов-парке в Берлине, мемориала на Мамаевом кургане в Волгограде; А.А. Гарпенко, участник Великой Отечественной войны, майор; П.А. Кривоногов, майор, офицер-кавалерист, сражавшийся в частях Л.М. Доватора, а затем в танковом соединении (работы «Сталинград», «Курская битва», «Победа» и др.); П.Т. Мальцев, майор, руководитель группы художников Военно-Морского Флота в годы войны («Гибель «Варяга»), и др.

Художественными руководителями студии им. Грекова в разные годы были такие мастера живописи и графики, как народный художник СССР полковник Н.Н. Жуков, полковники член-корреспондент Академии художеств М.И. Самсонов, народный художник России Н.Н. Соломин. Значительным событием в нашем искусстве явилось создание коллективом студии им. М.Б. Грекова шести диорам, посвященных важнейшим битвам Великой Отечественной войны и открытых к 50-летнему юбилею Великой Победы в Военно-историческом музее и на Поклонной горе в Москве.

Среди художников-фронтовиков четверо стали Героями Советского Союза: гвардии майор А.П. Голубовский, погибший при форсировании Одера, командир орудия сержант А.А. Тяпушкин, командир отделения саперной бригады сержант С.Ф. Абдуллаев, командир взвода противотанковой батареи младший лейтенант М.Л. Гуревич.

Значительны заслуги русских офицеров в развитии отечественной музыкальной культуры. Прежде всего, необходимо отметить, что в становление русской музыкальной классики большой вклад внес, наряду с «Пушкиным русской музыки» М.И. Глинкой, его современник, гусарский офицер Александр Александрович Алябьев (1787–1851).

Во второй половине XIX в. в Петербурге формируется содружество русских композиторов, получившее название «Могучая кучка». В числе «великолепной пятерки», совершившей переворот в развитии не только отечественного, но и мирового классического музыкального искусства, трое были профессиональными офицерами.

Николай Андреевич Римский-Корсаков (1844–1908) профессиональный морской офицер, который по окончании Петербургского морского корпуса совершил трехгодичное кругосветное плавание на фрегате «Алмаз». Практически все 15 написанных им опер (эпические, сказочные, историко-бытовые) исполняются и сегодня («Снегурочка», «Садко», «Царская невеста», «Золотой петушок»). Им созданы 4 симфонии, симфоническая картина «Шехерезада», большое количество камерных сочинений и романсов.

Именно ему наше музыкальное искусство обязано тем, что Военно-оркестровая служба России – одна из ведущих в мире. С 1873 по 1884 г. Н.А. Римский-Корсаков являлся Инспектором военно-музыкантских хоров морского ведомства (сегодня эта должность называется «начальник Военно-оркестровой службы и ВМФ России»). Он принципиально изменил саму природу и служебную деятельность военных оркестров.

В школе гвардейских прапорщиков получил профессиональное военное образование один из величайших композиторов России, родоначальник основных направлений музыкального искусства XX в. Модест Петрович Мусоргский (1839–1881). Его музыкальный талант, проявившийся уже в 6-летнем возрасте, расцвел в годы обучения в школе прапорщиков.

Им написаны великие оперы «Борис Годунов» и «Хованщина», фортепианный цикл «Картинки с выставки», изумительные вокальные циклы «Детская», «Без солнца», «Песни и пляски смерти», симфоническая картина «Ночь на Лысой горе», большое количество песен и романсов.

В послереволюционное время традиции заложенные великими предками, развивали в армии прежде всего профессиональные военно-художественные творческие коллективы – военные оркестры и ансамбли песни и пляски. В первую очередь следует отметить двух основоположников военно-музыкального искусства страны в советский период – генерал-майоров С.А. Чернецкого (1881–1950), первого начальника Военно-оркестровой службы СА и ВМФ, и А.В. Александрова (1883–1946), основателя и руководителя Ансамбля песни и пляски Советской Армии (впоследствии названного его именем).

С.А. Чернецкий и А.В. Александров явились создателями единственных в мире профессиональных музыкальных военно-учебных заведений – Военно-дирижерского факультета (1935 г.) и военно-музыкальной школы (1937 г. сегодня – Московское военно-музыкальное училище).

Много именитых людей, связанных с вооруженными силами, можно найти и в области кино. В первую очередь следует назвать бывшего есаула Войска Донского Александра Алексеевича Ханжонкова (1877–1945). Ему удалось создать в дореволюционной России целую империю по производству и прокату кинофильмов. За 1908–1916 гг. под его руководством было выпущено на экран около 300 художественных фильмов, в том числе первая в мире полнометражная картина «Оборона Севастополя» (1911 г.). После 1917 г. московская студия Ханжонкова стала базой зарождавшейся советской кинематографии.

Многие выдающиеся отечественные кинематографисты были активными участниками Великой Отечественной войны. Боевой путь от рядового связиста до старшего лейтенанта, командира воздушно-десантной роты прошел режиссер Г.Н. Чухрай («Сорок первый», «Баллада о солдате», «Чистое небо»). Майором закончил войну народный артист СССР Ю.Н. Озеров («Освобождение», «Огненная дуга», «Битва за Берлин», «Последний штурм» и др.). Бывший старший лейтенант Ф.С. Хитрук является участником создания более чем 200 мультипликационных фильмов («История одного преступления», «Каникулы Бонифация», «Фильм, фильм, фильм», «Винни Пух» и др.).

Рождение русского национального драматического театра в середине XVIII в. напрямую связано с российской армией. До этого времени в Москве и Петербурге выступали исключительно иноземные артисты, оперные и балетные труппы. В феврале 1750 г. кадеты Сухопутного шляхетского корпуса поставили под руководством первого русского драматурга Александра Петровича Сумарокова (также воспитанника этого корпуса) русскую трагедию «Хорев». Спектакль прошел с огромным успехом. За два года кадеты поставили тридцать два спектакля, главным образом произведения Сумарокова.

Это военно-учебное заведение окончили первые русские прославленные актеры и деятели театра Федор Волков, Иван Дмитриевский, Алексей Попов и др.

В конце XVIII – начале XIX в. в России было немало крепостных театров. Среди них нельзя не назвать труппу, принадлежавшую генералиссимусу А.В. Суворову. Великий полководец не только имел свой домашний театр, но и с увлечением занимался его делами.

Многие военные занимали высокие посты в театральной иерархии. Например, директором императорских театров в течение четверти века — с 1833 по 1858 г.– был генерал в отставке А.М. Гедеонов. Его сменил на этом посту А.И. Сабуров, бывший гусарский полковник. Сын генерала Гедеонова – С.А. Гедеонов, археолог, историк – был также популярным драматургом и 9 лет возглавлял дирекцию императорских театров.

С первых дней Великой Отечественной войны деятели театров встали в боевой строй. Возникают фронтовые актерские бригады, которые выезжают в действующую армию со своими концертными программами. О масштабах обслуживания фронта говорят такие цифры: за время войны в воинских частях побывали 3 685 артистических бригад, в которых участвовали 42 тыс. творческих работников. Ими было дано 473 тыс. спектаклей и концертов. Пожалуй, не было в стране театра, который не послал бы в действующую армию своих актеров.

Нынешний Центральный академический театр Российской Армии, возглавляемый продолжительное время генерал-майором В.И. Якимовым, вносит заметный вклад в развитие театрального искусства, в героико-патриотическое воспитание воинов армии и флота.

Воины Российской армии, и прежде всего ее офицерство, традиционно глубокими корнями были связаны с отечественной культурой. Являясь ее достойными носителями, они не оставались пассивными созерцателями и потребителями. Значительная часть их внесла достойный вклад в развитие российской культуры и духовное просвещение своего народа.

Таким образом, лучшие произведения культуры, авторами которых являются русские офицеры, – это венец национальной философии и отечественной духовности. Офицер – носитель базовых традиций своего народа и рыцарского кодекса чести. Он – культурный стержень армии и гарант ее духовного здоровья. Он должен сделать армию хранителем ее главных национальных достояний.

Литература
1. Большой энциклопедический словарь. В 2-х т. М. 1991. Т.2.
2. Данилов Ю.Н. Россия в мировой войне /1914-1915/. СПб., 1916.
3. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 2 т. М., 1974. Т. 1.
4. Из боевого прошлого русской армии. Документы и материалы о подвигах русских солдат и офицеров. М.., 1947.
5. Кривицкий А. Традиции русского офицерства.
6. Суворов А.В. Полковое учреждение. М., 1949.
7. Традиции офицеров русской армии. -Жуковский, М.; 2004.
8. Трескин Д.Н. Курс военно-прикладной педагогики. Дух реформы русского военного дела. Киев, 1909.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

ЯЗЫК КАК ФОРМА ВЫРАЖЕНИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА



http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=540



Четвертакова Ж.В.


.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::



Четвертакова Жанна Владимировна,
кандидат философских наук - ТГУ имени Державина.

Ключевые слова: В статье анализируется проблема взаимосвязи языка и национального характера; раскрываются формы выражения национального характера в языке.

Аннотация. русский язык, национальный характер, структура языка, культура, пословица.

Сокровищницей духовной культуры народа, и выразителем национального самосознания является язык, поскольку именно в языке отражены общие знания людей о традициях, которые сложились в той или иной культуре, в нем опосредованно материализуется историческая память. В тоже время, язык выступает живым выражением характера народа, энергичной связью с мировой культурой. [5,с.79]

Каждый язык имеет свой ритм, размер, структуру. Так, славянофильская концепция считает, что сущность русской культуры, заключенная в стремлении проникнуть в суть явления, тесным образом связана со структурой языка. В частности, Аксаков С. утверждает, что формам русского глагола не свойственно устойчивое выражение времени ни прошедшего, ни настоящего. [2] Анализируя глаголы, Аксаков С. приходит к выводу, что пренебрежение категорией времени, является следствием того, что она представляет собой продукт абстрактного рационалистического подхода к жизненному опыту. Рациональная мысль отвлекается от непосредственного характера действия, сосредотачиваясь вместо этого на отвлеченных от самого действия условиях, в которых оно протекает; именно так, по Аксакову С., поступают другие языки. Напротив, значение форм русского глагола направленно на выявление качественной сущности действия, т.е. протяженности, кратности, интенсивности, исчерпанности. При этом утверждается, что язык наш обращает внимание на внутреннюю сторону, т.е. вопрос «как» – вопрос сущности самого действия, а вопрос «когда»- это внешнее проявление действия.

Ну а поскольку язык имеет не только свою структуру, но и выражение чувств, концентрируемое в манере произношения, то Дорофеева Н.В., исследуя удивление в русском и английском языках, приходит к выводу, что отличия обусловлены распространением у русских мифологического сознания, а у англичан - рационального. Поэтому русскому удивлению присущ сакральный характер, т.е. ощущение неспособности управлять положением дел в мире, зависимость всего происходящего от воли высших сил, оно также характеризуется зависимостью от степени осведомленности субъекта, восприятия его окружающими, мимическими проявлениями, предписанием о регуляции эмоционального поведения и этической оценкой. Английское удивление указывает на предметный, агентивный, индивидуалистский характер языкового сознания. [3]

Выразительность и богатство оттенков, демонстрируемые в русском языке, по мнению Вьюнова Ю., следует отнести к достоинствам, причисляя к ним еще точность и разнообразие стилей, что является лучшим доказательством одаренности русского народа. [1,с.23] Русский язык, как считает ряд ученых - язык подвижный, открытый для заимствования, не сопротивляется реформам. Он содержит в себе коды, которые управляют жизнью. Важнейший из кодов - это 28 знаков, которые соответствуют лунному календарю, а значит естественному природному, космическому ритму. Эта матрица деформируется в зависимости от той идеи, которую несет в себе русский этнос. Она проявляется через произношение, грамматику, словарный состав языка. [6,с.64-66]

Русский язык - язык системный, так как содержит смыслы, правящие жизнью, закрытые и не прозрачные, но богатые оттенками. Системность языка обеспечивает, целостный взгляд на мир, способствует формированию целостности и системности русской культуры.

Русский язык несет в себе ряд функций. Во-первых, он выступает важным элементом формирования групповой идентичности. Например, сестры, говорящие на разных языках, более чужды друг другу, нежели два незнакомых человека которые впервые встретились, и обмениваются приветствиями на родном языке. Во-вторых, он выступает в роли посредника для человека, при восприятии им большинства черт мировых явлений и представляет собой главное орудие, при помощи которого он оказывает обратное воздействие на внешний мир. В-третьих, в нем сконцентрирована возможность убеждать, принуждать, обращать в свою веру,- заключенная в умении выражать многое в немногих словах. Поэтому самым эффективным средством фиксации и накопления культурной информации является идиоматика языка.

Идиома представляет собой неразложимое словосочетание, образное выражение или краткое народное изречение, в котором ярко проявляется национальный характер, его сущностные черты. Пословица - едва ли не первое блистательное проявление творчества народа. В ней, как в зерне заложены все деятельные силы национального характера. Пословицы и поговорки в сконцентрированной форме выражают многовековую мудрость народа, его наблюдения над миром, окружающей природой и взаимоотношениями между людьми. В пословицах и поговорках запечатлен весь познавательный опыт народа, его морально-этические, социально-эстетические, художественные и воспитательные идеалы.

Пословицы вторгаются во все области человеческого бытия, людских надежд, помыслов, оценок ближних, родных, соседей, властей, маленьких и больших начальников, общественных порядков, учреждений, законов, суда, справедливости, житейских обычаев, течения жизни, души человека, его здоровья, права, причин и следствий его разнообразных действий. Самыми распространенными жизненными принципами выступают: «Под лежачий камень вода не течет», «Терпение и труд все перетрут», «Что не делается - все к лучшему», «На счастье надейся, а сам не плошай», «Заработанный ломоть лучше краденного каравая». [7,с.105]

Известный фольклорист, языковед, собиратель и издатель пословиц Даль В. выделял для своих пословиц сто семьдесят девять рубрик: пословицы о предметах веры, о судьбе, о счастье, о богатстве и бедности, о достоинстве, скупости, о бережливости и мотовстве и д.р. Эти тематики столь же разнообразны, как жизнь народа.

Однако тематическая многоликость пословиц не главное, хотя и важное их достоинство. Много существеннее - как они трансформируют национальные черты характера через воспроизведение жизни. И действительно, ни одна из пословиц не лишена всепоглощающего страстного интереса ко всему, что касается человека, его отношения к окружающему миру. За каждой из них видишь, кто судит, рядит, спорит, вышучивает, насмехается, балагурит, печалится, скорбит, радуется, бранится. Пословица представляет множественность случаев и жизненных сцен.

Характерной чертой пословиц является их целенаправленность, желание передать определенную оценку явлений действительности. При этом идея не навязывается, она воплощена в образе, представляющем единство содержания и художественной формы. Все элементы пословицы подчинены тому, чтобы убедить в системности высказанного суждения. Например, возьмем поговорку «Много будешь знать – скоро состаришься». Здесь сконцентрирован опыт осуществления жизни и смерти, поскольку опыт как знание, без практики мертв[4,с.59].

Многие пословицы таят в себе иносказательный смысл, который проявляется в зависимости от того или иного контекста. Это касается многих пословиц, высмеивающих различные пороки в характере человека, как, например: "Каков Савва, такова ему и слава", "Нечего на зеркало пенять, коль рожа крива", "Не все золото, что блестит", "Убери пень в вешний день, и пень будет пригож", "Видом орел, умом тетерев". Но это не относится ко всем произведениям пословичного жанра. Можно назвать и пословицы другого типа, употребляющиеся только в прямом смысле, без обиняков и иносказаний. Именно так мы воспринимаем такие образцы этого жанра, как, например: "Пословица - всем делам помощница", "Лицо - зеркало души", "Где ум, там и толк".

Для пословиц, как и для других фольклорных жанров, характерно бытование во многих вариантах, оттенки которых изменяются как хронологически, так и в зависимости от распространения их на территории той или иной модели национального характера. Немаловажную роль при этом играют условия бытования тех или иных образцов устного народного поэтического творчества, контекст их употребления. Очень часто, используя форму фольклора, люди интерпретируют пословицы в зависимости от современной ситуации. Например: «Из грязи в Думу», «До неба высоко, до президента далеко», «Повторение прибежище лентяев», «Мудрый пользуется девизом – будь готов к любым сюрпризам». [7,с.133] Это свидетельствует о том, что русский фольклор не стал архаикой, а продолжает развиваться и корректироваться под влиянием меняющихся социальных и культурных условий.

Русские пословицы впитали информацию о чертах русского характера, которую можно разделить на несколько главных тем: Бог-вера, земледелие, человек, правда, богатство, достаток. Пословицы как сфера национальной культуры несут в себе ярко выраженную направленность таких черт русского характера, как трудолюбие, коллективизм, совестливость, ответственность перед людьми и перед Богом, человеколюбие, нестяжательство и т.д. Однако, как утверждает Сикевич З., пословица содержит в себе противоречия, так же как и «русская натура, потому и в пословицах выражаются абсолютно противоположные суждения по одному и тому же предмету, например «не нашим умом, а Божьим судом», и одновременно абсолютно противоположная «рекомендация» - «Богу молись, а своего дела держись»». [7,с.100]

То есть пословицы воплощают в себя жизненную мудрость: через четкость и лаконичность формы перед объектом восприятия раскрывается важный смысл, который своими словами пришлось бы долго расшифровывать.

Таким образом, отражая действительность, создавая уникальную и неповторимую картину мира, фиксируя традиции, ценности сложившиеся в определенной культуре язык формирует человека через реализацию своих функций, определяет его поведение, образ жизни, мировоззрение, национальный характер. В языке фиксируются сущностные черты национального характера, принимая различные формы выражения.

Литература:
1. Вьюнов Ю. Истоки и основные свойства русского национального характера//Русская духовная культура. – М., 1997. –С 19-35.
2. Гаспаров Б. Лингвистика национального самосознания. – Режим доступа: http://ihtik.lib.ru/philsoph/index.html.
3. Дорофеева Н. Удивление как эмоциональный концепт. Автореф. дис…канд. филолог. наук. - Волгоград, 2002.
4. Кичигин В. Народная культура юга России. Опыт систематизации этнофольклорного материала Белгородской области. – Белгород, 2000.
5. Кокшаров Н. Нация и культура (социально-философский анализ). – Новгород, 1997.
6. Панов Е. Черное солнце// Свет.- 2005. - № 1.-С.64-66.
7. Сикевич З. Национальное самосознание русских (социологический очерк). – М., 1996.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

ФОРМИРОВАНИЕ КУЛЬТУРЫ ПОВСЕДНЕВНОСТИ: ТРАДИЦИИ И ИННОВАЦИИ

http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=547

Елагина Е., Мягченко Г.Ю.



.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::




Елагина Е., Мягченко Г.Ю.,
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина

Аннотация. В статье рассматриваются процессы формирования культуры повседневности, существующие в ней традиции, анализируются ценностный пласт, существующий в ней.

Ключевые слова: повседневность, быт, бытие, повседневная жизнь, традиции.

Слом повседневного жизнеустройства огромного количества людей, произошедший в СССР - России в 90-е годы, привлек внимание гуманитариев к повседневности, одновременно выявив ее зависимость от состояния массового сознания. Слово «повседневность», отсюда, обозначает одно из базовых состояний сознания и соответственно ему формируемый образ реальности. Человеческая жизнь разнообразна в плане проживаемого опыта: от длящихся, необычных и однократных событий (личностное становление, выбор жизненного пути, первая любовь, рождение первенца и пр.) до повторяющихся и привычных, от лишь приблизительно интересного до приоритетно значимого, от «близкого» и знакомого до «далекого» и малоизвестного. Решение подобных задач и усвоение этого опыта требуют и различных усилий. При этом человек не может жить в непрерывном напряжении, постоянно проблематизировать и рефлексивно отслеживать свои поступки. Общечеловеческий интерес заключается в том, чтобы, упорядочивая опыт, экономить силы. Иными словами, чтобы была такая сфера опыта и такой режим жизни, которые не требуют регулярной рефлексии, а жизнь течет плавно - в русле понятности, непротиворечивости и привычности.

Это обстоятельство является источником ряда противоречий в человеческом существовании: человеческая жизнь вынужденно рассредоточена между «полюсами» необычности и обычности; хотя многие высшие духовные обретения связаны с напряжениями измененных состояний сознания, именно обыденность составляет основу стабильности человеческой жизни; повседневное воспринимается как норма реальности, но повседневность не присуща самой реальности изначально - повседневным нечто не является, а становится, повседневное для одного часто не является таковым для другого.

Все сказанное делает актуальным выделение в многообразном человеческом опыте сферы повседневного (обыденного) опыта. Исследование формирования культуры повседневности, ее традиций и инноваций актуально.

Повседневность предстает формой действительности, где материальный мир существует как предметная данность сквозь призму ежедневного восприятия. Повседневность охватывает бытийную сторону человеческой жизни в ее простоте, каждодневности, будничности – сюда входит и «домашний очаг», и работа, – то окружающее, которое зафиксировано человеком как нечто конкретное, неизменное. Повседневность – мир человеческой непосредственности, феноменального чувствования, стремления, фантазии, желания, сомнения, утверждения, воспоминания о прошлом и предвосхищения будущего. Повседневность тождественна социокультурному миру, воспринимаемому человеком, воздействующему на него, но в то же время и подвергающемуся воздействиям его самого.

Жизненный мир человека понимается как нечто переживаемое, познаваемое, ощущаемое; повседневность не есть просто объективная реальность, трансформирующаяся сквозь призму частной жизни индивида, это проявление способности свободно мыслить и свободно относиться к действительности. С помощью обращения к повседневности становится очевидным, что человек вносит во внешний мир часть внутреннего мира. В повседневности личность максимально раскрепощена, наделена творческими привилегиями претворять замыслы.

Исследование повседневности должно начинаться с определения семантики слова «повседневность» и близких по смыслу слов. Семантика слова «повседневный» содержит в себе два оттенка смысла: внешне-временной («проводимый изо дня в день, всегда, постоянно, не прекращающийся») и психологически-адаптационный («бывающий всегда, привычный»). Понятие «быт» является синонимом понятия «повседневность». Понимание быта, повседневности претерпело эволюцию – от учета ее внешне-событийных и предметных проявлений к синтезу мыслительных и материальных структур повседневности. Повседневность – один из модусов человеческого бытия. В понятии «повседневность» содержится два уровня смыслов.

В последнее десятилетие все чаще в социально-гуманитарной литературе встречается слово «повседневность». Презираемая ранее философами как неистинная, повседневность сегодня становится объектом и философской рефлексии. Наиболее значимые концепции повседневности хотя и различаются между собой, но все же имеют много сходного в понимании этой проблемы. Все исследователи, так или иначе, согласны с тем, что повседневность представляет собой сферу опыта. Большой вклад в изучение повседневности внесли историки. Повседневность является такой сферой опыта, которая формируется на основе практической деятельности – труда.

Мы говорим в обыденной жизни о традициях как о чем-то бесконечно прочном, давнем и неизменном. Но на самом деле вокруг нас идет непрерывный процесс изменения и преобразования одних традиций, отмирания других, возникновения и формирования третьих. Традиции образуют «коллективную память» обществ и социальных групп, обеспечивая их самотождественность и преемственность в их развитии. Каждое поколение, получая в свое распоряжение определенную совокупность традиционных образцов, не просто воспринимает и усваивает их в готовом виде, оно всегда осуществляет их собственную интерпретацию и выбор. В этом смысле каждое поколение выбирает не только свое будущее, но и прошлое.


Анкета
по теме:
«Формирование культуры повседневности: традиции и инновации».


1. Ваш пол.

2. Ваш возраст.
а) меньше 18
б) 18 – 30
в) 31 – 50
г) больше 50

3. В каком населенном пункте вы живете?
а) город
б) поселок
в) деревня
г) свой вариант_____________________________

4. Род вашей деятельности.
а) работаю (переходите к вопросу №6)
б) учусь
в) совмещаю работу и учебу
г) не работаю и не учусь (переходите к вопросу №6)

5. Где вы учитесь?
а) школа
б) вуз
в) свой вариант_______________________________

6. Как вы понимаете слово «повседневность»?

7. «Культура повседневности представляет собой образ жизни и мышления людей данной социальной общности и исторической эпохи». Согласны ли вы с этим утверждением?
а) да
б) скорее да, чем нет
в) затрудняюсь ответить
г) скорее нет, чем да
д) нет

8. Как вы считаете, развал СССР повлиял на повседневную жизнь россиян?
а) да
б) скорее да, чем нет
в) затрудняюсь ответить
г) скорее нет, чем да
д) нет

9. Как вы думаете, являются понятия «повседневность», «быт» и «бытие» синонимами?
а) да
б) скорее да, чем нет
в) затрудняюсь ответить
г) скорее нет, чем да
д) нет

10. Как вы думаете, из чего складывается культура повседневности? (Выбрать один вариант ответа).
а) традиции и нормы
б) нравы, обычаи, верования
в) привычки сознания и поведения
г) свой вариант_____________________________

11. «Традиции – социальное и культурное наследие, передающееся от поколения к поколению и воспроизводящееся в определенных обществах и социальных группах в течение длительного времени». Как вы считаете, можно это определение понятия «традиции» применить и к понятию «традиции культуры повседневности»?
а) да
б) скорее да, чем нет
в) затрудняюсь ответить
г) скорее нет, чем да
д) нет

12. Войны, стихийные бедствия, борьбу с преступностью, рождение, совершеннолетие, женитьбу-замужество можно отнести к экстремальной повседневности?
а) да
б) скорее да, чем нет
в) затрудняюсь ответить
г) скорее нет, чем да
д) нет

13. Согласны ли вы с утверждением: «предметная область повседневности охватывает в большей мере сферу частной жизни, чем жизни общественной»?
а) да
б) скорее да, чем нет
в) затрудняюсь ответить
г) скорее нет, чем да
д) нет

14. Можно ли отнести к повседневности природные, биологические и социокультурные проявления?
а) да
б) скорее да, чем нет
в) затрудняюсь ответить
г) скорее нет, чем да
д) нет

15. Существует мнение, что к повседневности относится только досуговая сфера. Согласны ли вы с этим мнением?
а) да
б) скорее да, чем нет
в) затрудняюсь ответить
г) скорее нет, чем да
д) нет



Аналитический отчет.
В анкетировании приняли участие 30 респондентов.


1 вопрос:
Мужской пол – 12 респондентов – 40 %
Женский пол – 18 респондентов – 60 %

2 вопрос:
а) – 4 респондента – 13 %
б) – 11 респондентов – 37 %
в) – 10 респондентов – 33 %
г) – 5 респондентов – 17 %
Большинство респондентов было в возрасте от 18 до 50 лет.

3 вопрос:
а) – 26 респондентов – 87 %
б) – 4 респондента – 13 %
в) – 0
г) – 0
87% респондентов проживает в городе.

4 вопрос:
а) – 18 респондентов – 60 %
б) – 6 респондентов – 20 %
в) – 4 респондента – 13 %
г) – 2 респондента – 7 %
60% респондентов работают.

5 вопрос:
а) – 4 респондента – 13 %
б) – 6 респондентов – 20 %
в) – 0

6 вопрос:
В ответах всех респондентов на этот вопрос в предложении присутствует для определения слова «повседневность» слово «обычный, обыкновенный».

7 вопрос:
а) – 22 респондента – 74 %
б) – 6 респондентов – 20 %
в) – 0
г) – 1 респондент – 3 %
д) – 1 респондент – 3 %
74% респондентов довольно четко представляют себе, что такое культура повседневности.

8 вопрос:
а) – 10 респондентов – 33 %
б) – 11 респондентов – 37 %
в) – 0
г) – 9 респондентов – 30 %
д) – 0
37% респондентов отчетливо понимают, как распад СССР повлиял на повседневную жизнь россиян.

9 вопрос:
а) – 18 респондентов – 60 %
б) – 10 респондентов – 33 %
в) – 0
г) – 2 респондента – 7 %
д) – 0
60% респондентов знают определения понятий «повседневность», «быт» и «бытие».

10 вопрос:
а) – 11 респондентов – 37 %
б) – 10 респондентов – 33 %
в) – 9 респондентов – 30 %
г) – 0
Все респонденты имеют представление, из чего складывается культура повседневности, но ни один из респондентов не выбрал вариант г), указав там свой вариант «из всего выше сказанного, что наиболее точно определило, из чего же все-таки складывается культура повседневности.

11 вопрос:
а) – 15 респондентов – 50 %
б) – 8 респондентов – 27 %
в) – 0
г) – 5 респондентов – 17 %
д) – 2 респондента – 6 %
50% респондентов хранит и пользуется традициями, в том числе и традициями повседневности.

12 вопрос:
а) – 15 респондентов – 50 %
б) – 7 респондентов – 23 %
в) – 0
г) – 5 респондентов – 17 %
д) – 3 респондента – 10 %
50% респондентов считают, что войны, стихийные бедствия, борьба с преступностью, рождение, совершеннолетие, женитьба-замужество относится к экстремальной повседневности.

13 вопрос:
а) – 14 респондентов – 47 %
б) – 11 респондентов – 37 %
в) – 0
г) – 5 респондентов – 16 %
д) – 0
47% и 37% респондентов знают, что повседневность охватывает в большей мере сферу частной жизни, чем общественной.

14 вопрос:
а) – 7 респондентов – 24 %
б) – 15 респондентов – 50 %
в) – 0
г) – 4 респондента – 13 %
д) – 4 респондента – 13 %
50% респондентов знают, что относится к повседневности и какие проявления.

15 вопрос:
а) – 5 респондентов – 17 %
б) – 1 респондент – 3 %
в) – 0
г) – 13 респондентов – 43 %
д) – 11 респондентов – 37 %
43% и 37% респондентов четко представляют, что такое повседневность.

В итоге больше 60% респондентов имеют представление, из чего формируется культура повседневности, каковы основные формирующие структуры повседневности.

Список литературы:
1. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социол. знания. М., 1995.
2. Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977.
3. Грязнов А. Ф. Формы жизни // Современная западная философия: Слов. М., 1991.
4. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 3.— М., 1989.
5. Золотухина-Аболина Е. В. Повседневность и другие миры опыта. М., 2003.
6. Ионин Л.Г. Социология культуры. — М.: Логос, 1996.
7. Касавин И. Т., Щавелев С. П. Анализ повседневности. М., 2004.
8. Касавин И.Т. Познание в мире традиций. М., 1990.
9. Козлова Н. Н. «Повседневность» // Новая философская энциклопедия: В 4 т. М., 2001.
10. Лопатин В. В., Лопатина Л. Е. Малый толковый словарь русского языка.— М., 1990.
11. Марков Б. В. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры. СПб., 1999.
12. Морфология культуры: Структура и динамика. М., 1994.
Ожегов С. И. Словарь русского языка.— 8-е изд.— М., 1970
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

СИТУАТИВНАЯ СИМВОЛИКА: ЗАКОНОМЕРНАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ?


http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=548



Козина О.


.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::



Козина Ольга,
Тамбовксий государственный университет имени Г.Р. Державина.

Аннотация. В статье рассматриваются различные виды ситуативной символики (случайности, приметы, символы и др.), с точки зрения их информационной ценности для человека.

Ключевые слова: случайность, приметы, суеверия, символы, знаки-подсказки, информация, восприятие.

Важно не то, что с нами делает судьба ,
а то, что мы с ней делаем.
Флоренс Найтингейл


В жизни каждого человека не раз происходили события, которые на первый поверхностный взгляд казались не значительными и даже неприятными, но по прошествии небольшого промежутка времени оказывалось, что именно эти события помогли избежать ещё более серьёзных проблем.

Жизнь даёт нам множество подсказок, а воспользоваться ими или нет, мы решаем сами. Например, ежедневная процедура собирания на работу может превратиться в настоящий кошмар всего из-за нескольких «случайностей» . Вот вы проснулись утром и вроде бы всё как всегда, но вдруг обнаружили, что совершенно неожиданно закончилась зубная паста, а новую вы так и не купили, да к тому, же за завтраком пролили на брюки кофе, перед вами закрылся лифт и как результат, вы рискуете опоздать на свой автобус, на учёбу, работу или ещё куда-то. Совершенно потеряв последние остатки хорошего настроения, вы ловите такси и отправляетесь по своим делам, но по дороге видите, что у того самого автобуса лопнуло колесо и пассажирам приходится ждать или идти пешком до следующей остановки.

И в результате, всё-таки успев по своим делам, вы периодически вспоминаете про общественный транспорт и тихо радуетесь, что не успели.

А теперь зададимся вопросом: являлась ли вся эта цепь утренних событий просто случайностью или закономерностью?

Обратимся немного к истории. Люди всегда верили, что в жизни нет места случайностям, и всё происходит не просто так , достаточно вспомнить слова из булаковского романа «Мастер и Маргарита» : «Кирпич ни с того ни с сего, внушительно перебил неизвестный, - никому и никогда на голову не свалится.» Всем нам прекрасно известны различные приметы, суеверия и истории связанные с ними. Кто – то верит в эти «предания старины глубокой», кто-то считает их пережитком прошлого и полной ерундой. И лишь малая доля людей относится к подобным явлениям как к особому типу информации, который предупреждает, направляет и просто помогает жить и ориентироваться в современном социуме.

Существует особая отрасль науки, занимающаяся изучением информации как таковой – информациология. Она подразумевает получение, сохранение и передачу информации для различных множеств объектов. На сегодняшний день основными источниками информации остаются СМИ и интернет. Каждый из нас постоянно сталкивается с ними, дома, в общественном транспорте, на работе, где и происходит обсуждение особенно интересующих тем. Но всё то, что мы видим по телевизору, читаем в газетах или слышим по радио, является информацией массового потребления, рассчитанной для огромного количества людей. Существует и другой тип информации, направленный на конкретного индивида, так называемые знаки-подсказки. «Жизнь разговаривает с нами, и мы должны обращать на это внимание, ведь это происходит в каждый момент нашего существования, даже когда мы спим.» [Понс П. П. «Знаки судьбы», с. 15]

Следует отметить, что многое зависит от веры человека в те или иные символы и знаки, которые даются ему каждый день «… нужно научиться воспринимать парадокс как реальный факт, устойчивое как нечто изменчивое, логику как составную часть реальности. Если мы претендуем на то, чтобы нам встречались случайности, но не верим в них, значит, мы напрасно теряем время.» [с. 17 ]. Ведь чем более внимателен человек, чем более открыт он для восприятия подобных явлений, тем более тонкие информационные пласты ему открываются. Здесь появляется очередной немаловажный аспект – это избирательность, умение видеть главное и отсеивать ненужное. Если этот фактор будет отсутствовать то «… можно впасть в одержимость, в глубокое мессианство, придти к мысли, что мы не управляем нашей жизнью, что мы марионетки в чужих руках.» [с.5]

Существует множество факторов, влияющих на способность восприятия тех или иных знаков, например, возраст. Наиболее восприимчивыми являются дети, потому что присущая им непосредственность позволяет не концентрировать своё внимание на каких-либо повседневных проблемах и переживаниях, не думать о том, что о них подумают друзья и коллеги. Так же умение или даже дар видения и понимания подобной информации очень хорошо развит у людей старшего возраста, которые с высоты своего жизненного опыта так же далеки от суеты современного социума.

Если брать во внимание не возрастной, а половой аспект, то можно смело утверждать, что женщины , в отличии от мужчин, чаще и эффективнее используют возможность «читать» знаки. Чем же это обусловлено? Прежде всего, это объясняется наличием у прекрасного пола материнского инстинкта, который просто обязывает каждую женщину слушать свой внутренний голос. У мужчин же преобладает инстинкт охотника и добытчика, а так же твёрдая уверенность в том, что если хоть на минуту отвлечься и прислушаться к внутреннему голосу, то самый важный момент в их жизни будет упущен. Конечно нельзя придерживаться исключительно этих позиций, способность видеть, понимать и использовать себе во благо сигналы, которые даёт нам сама жизнь может каждый из нас, нужно только захотеть.

Список литературы:
1. Педро Палао Понс «Знаки судьбы» , М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2007. – 222с.
2. Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита», Воронеж: Центр. – Чернозем. кн. Изд-во, 1987. – 543с.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

НЕМЕЦКИЙ ДОМ КАК КВИНТЭССЕНЦИЯ КУЛЬТУРЫ ПОВСЕДНЕВНОСТИ


http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=553


Мякишева Л., Мягченко Г.Ю.


.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::



Мякишева Людмила, Мягченко Г.Ю.,
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина

Аннотация. повседневность превратилась в объект пристального внимания исследователей и одновременно в одну из ключевых категорий современного гуманитарного знания, в русле чего строгие и педантичные немцы полны трепета перед своим домом, реализуя пословицу: «Мой дом - моя крепость!» В ходе исследования выяснялось, чем на самом деле является дом и семейный очаг для представителя среднего класса Германии. анализировалось, почему дом является объектом гордости и любви немцев, их визитной карточкой и свидетельством на право считать себя преуспевшим в жизни человеком.

Ключевые слова: Бюргерский стиль, Национальный немецкий характер, типы домов в Германии, бюргерский дом.

В настоящее время повседневность превратилась из бытового жанра в объект пристального внимания исследователей и одновременно в одну из ключевых категорий современного гуманитарного знания. В потоке современного бурного времени и бесконечно длящихся серых будней, человек мало внимания уделяет себе, своей семье и своему жилищу. А ведь строгие и педантичные немцы полны трепетания перед своим домом, ведь, как известно «Мой дом - моя крепость!» В ходе исследования следует выяснить, чем же на самом деле является родной дом и семейный очаг для представителя среднего класса Германии. Понять, почему для немцев дом – это тот фундамент, на котором и базируется жизнь достойных бюргеров; проанализировать, почему дом является объектом гордости и любви немцев, их визитной карточкой и свидетельством на право считать себя преуспевшим в жизни человеком.

Бюргерский дом

Преобладающим слоем населения в Германии является средний класс. За счет среднего класса держится немецкая экономика. Таким образом, уважаемых немецких бюргеров можно сравнить с атлантами, держащими на своих плечах, как могучее немецкое хозяйство, так и немецкое общество в целом.

У каждого немца есть любимый Дом. Если на плечах бюргерства держится немецкая экономика, то Дом для них - это тот фундамент, на котором базируется жизнь самого достойного бюргера. Дом - объект немецкой гордости и любви, их визитная карточка и их свидетельство на право считать себя преуспевшими в жизни людьми.

Дом солидного бюргера находится в южной части Берлина, в группе из трех сблокированных домов: через стены он смыкается с двумя другими, соседними домами, и стоит на узком участке земли. Поэтому и сам дом узкий, но высокий. Его ширина всего около семи метров, но он имеет три этажа плюс подвал, в котором находятся хозяйственные помещения, и который, в принципе, можно считать четвертым, техническим этажом.

У дома нет входного тамбура, и от маленького садика со стриженым газоном прихожая отделена лишь пластиковой дверью с красивой филенкой и с одним замком. Как это ни удивительно, но ему не приходит в голову поставить в проем вторую, бронированную дверь, как сделал бы всякий достойный российский гражданин.

Когда входишь в бюргерский дом, то, в первую очередь, бросаются в глаза чистота и белизна. Белые стены во всех комнатах - это очень типично для Германии. Белый цвет здесь любим всеми, и немцы говорят, что белое - это очень красиво, в отличие от России, где белый цвет зачастую считают отсутствием цвета. Белый цвет символизирует чистоту и гигиеничность. Под стать белизне как будто только вчера окрашенных стен и потолков, дом весь вылизан и вычищен, и смотрится внутри очень светлым и свежим.

Вторая особенность немецкого дома - это очень небольшое количество мебели. В доме есть только необходимое - так легче содержать дом в чистоте, пыль не скапливается в углах и закоулках между мебелью. Старые, отслужившие вещи никогда не сохраняются для дач или «на всякий случай», а просто выбрасываются. В определенные дни (раз в два-три месяца) жилые районы немецких городов обретают экзотический вид: вдоль дорог выстраиваются старые шкафы, столы, холодильники или огромные, в человеческий рост, пластиковые мешки со старой одеждой. Весь этот старый хлам собирается специальными машинами.

Но вернемся в дом. Дверь налево из прихожей ведет в маленькую кухню, площадь которой всего около шести квадратных метров. Такая кухня тоже типична для Германии. Маленькая она потому, что в ней никогда не едят, а лишь только готовят пищу. Но оборудована кухня по последнему слову техники, и в ней есть фактически всё, что только придумано для кухонь жилых домов: посудомоечная машина, печи, грили, миксеры... Оборудование стоит вдоль двух стен кухни, разделенное проходом около метра шириной. Пол кухни (как и прихожей) выложен квадратной кафельной плиткой серого цвета.

Гостиная в немецком доме большая, около сорока кв. м, с красивым эркером, обращенным в сад (эркер любим в Германии, так как обогащает интерьер), и с камином, напротив которого стоят большие кожаные кресла. В одном из этих кресел немец любит посидеть вечером перед огнем, с книжкой в руках. В гостиной нет телевизора. И это - принципиальная установка очень многих образованных немцев, особенно тех, у кого есть дети. «Телевизор оглупляет», - так говорят они. Интерьер гостиной составляют, кроме кресел у камина, большой обеденный стол из натурального дерева, антикварный резной комод и несколько полочек, на которых стоят книги и засушенные цветы в плетеных корзинках. На стенах висит пара картин абстрактного характера с яркими, почти светящимися красками (как проявление хорошего вкуса немецкого бюргера, какового он действительно не лишен). Но такие картины нетипичны Германии.
Гораздо типичнее для немецких домов (точнее, для их украшения) глубокая сентиментальность и то, что у нас называли бы проявлением мещанского вкуса. Суровые немецкие мужчины любят украшать свое жилье деревянными крашеными зайчиками, лошадками и уточками, а их супруги втыкают, куда только возможно в комнатах, пучки засушенных цветов и трав.

Во все оконные проемы в немецком доме вмонтированы окна из пластика – они не требуют ухода, и очень хороши по своим теплоизоляционным качествам. Над окнами установлены роль - ставни, которые опускаются на ночь или во время отсутствия хозяев.

На втором этаже в доме располагаются две спальных и ванная комната. Ванная комната - это действительно комната, в два раза большая по размерам, чем кухня - около 12 кв. м. Пол и все стены облицованы идеально подогнанным, красивым кафелем с плавными цветовыми разводами. Комната очень светлая - в ней такое же большое окна, как и в прочих комнатах. Для ребенка установлена специальная, более низкая раковина, для жены - столик с большим зеркалом.

Одну спальню занимает хозяин дома с супругой, а во второй спит их дочь. Для спален характерно лишь то, что это - именно спальные комнаты, а отнюдь не кабинет, не игровая, не столовая и т.д. Здесь есть только кровати, прикроватные тумбочки и встроенные в стены платяные шкафы.

На третьем этаже дома, под наклонной кровлей со встроенными наклонными окнами, находятся еще две комнаты и большая кладовая (над ванной). В одной из комнат находится игровая для ребенка, а вторая комната - это рабочий кабинет, где на полках вдоль стен стоят книги, а на столе - компьютер. Из мебели в комнате есть еще диван и журнальный столик возле него.

Крыша любимого немецкого дома сделана из красной черепицы. Черепичные кровли практичны и долговечны, ими покрыты большинство частных домов в Германии. Второй типичный для Германии вариант кровли - это кровли из шифера - натурального камня темного цвета, расслаиваемого на тонкие пластины. Но такие кровли распространены, в основном, в районе горной цепи Харц, где, собственно, этот камень и добывается.

Красные черепичные кровли домов смотрятся очень красиво сверху, из иллюминатора самолета. Яркими пятнышками они, как рассыпанный горстями серпантин, группируются вокруг дорог, слегка в стороне от прямых стрел «автобанов», среди темной зелени дремучих немецких лесов с посаженными по линеечке деревьями.

Под кровлями этих немецких домов протекает полная забот и проблем, но правильная и выверенная жизнь уважаемых немецких бюргеров.

Бюргерский стиль представляет собой уникальный синтез аккуратности, теплоты и уюта. Для этого стиля характерны рациональность, сдержанность декора - фахверковые конструкции, отделка белым камнем фасадов зданий, удобство, прочность и добротность мебели. Все это отвечает духу деловитости и стремлению к устойчивому достатку.

Ничего лишнего - вот концепция германского бюргерского стиля. Традиционное немецкое убранство держится на трех китах - это функциональность, минимализм и конструктивизм.

Дизайн интерьера - понятие, которое приходит в нашу жизнь с появлением долгожданного пространства для жизни, семьи наряду с желанием окружить себя комфортом и уютом, подчеркнуть индивидуальность и стиль. Немецкий бюргерский дом заинтересован в повышенном требовании не только к эстетической и комфортной составляющим интерьера, но и к функциональным и экологическим особенностям городского жилья.

Когда мы говорим о повседневной культуре, то на ум приходит нечто привычное, рутинное, повседневность кажется нам абсолютно ясной, понятной, но как только мы пытаемся четко охарактеризовать это понятие, оно становится недоступным и сложным для объяснения. Массовые и повседневные феномены встречаются в нашей жизни везде и всегда. Повседневность предстает как видимое, но не замечаемое.

Нельзя говорить о немецком стиле, не называя слова «порядок». И именно в традиционном немецком бюргерском доме ему уделено должное внимание. Строгие линии отделанных металлом поверхностей организуют и подчиняют, держа строй золотых сечений пропорций, как в мельчайших деталях, так и в размахе просторных помещений. Безупречные геометрические композиции при этом не выглядят безжизненными - эстетика чистых линий скользит в каждом предмете. Высшая математика интерьерного дизайна требуется и для того, чтобы организовать из отдельных, пусть и безупречных произведений, полновесно звучащие, наполненные жизнью интерьеры. Традиционные немецкие дома считаются эталонами душевного домашнего уюта, сплавами мастерства и хорошего вкуса. Немецкий стиль- это качество. Именно поэтому ни в одной плоскости восприятия здесь нет неприятных сюрпризов. Если это кожа, то ее поверхность не даст пальцам ощутить неровности и швы, глаз не заметит неоднородности цвета. Полированные поверхности дают безупречные отражения, а бегущие по хромированным деталям блики сверкающими каскадами собираются в прохладной глубине стекол.

Вновь и вновь мы возвращаемся в свою повседневность, обретая самих себя. Человек нуждается в ней как в своей естественной «среде обитания», как в воздухе, которым мы дышим, порой не замечая этого. Длящаяся бесконечно, она повторяется из века в век и от поколения к поколению, медленно эволюционируя с самим человечеством.

Для сравнительного анализа мною была составлена анкета для социологического опроса, но не о бюргерском типе дома, а о российском доме. Любопытно было узнать, как же относятся к своему жилищу тамбовчане и провести параллель сходств и различий в понимании и в отношении человека к своему дому.

Для проведения научного исследования участниками социологического опроса стали 30 респондентов из разных сфер деятельности, разного семейного положения и с разными интересами.

Чтобы узнать является ли дом настоящей крепостью и опорой семьи необходимо было в первую очередь выяснить, каким себе представляют настоящий семейный очаг респонденты.

*

33 % ответили, что настоящий семейный очаг обязательно должен быть уютным;
*

23 % сказали, что необходима теплая семейная обстановка;
*

13 % и 10 % соответственно, что домашний очаг должен быть любящим и любимым, счастливым и со взаимопониманием;
*

20 % респондентов разбавили свои ответы обязательным наличием веселья в доме, дружбы, сплоченности, мира, жизни без ссор и конфликтов. Они не мыслят семейного очага без благополучия и комфорта.

На основе таких ответов можно сделать очень простой и незамысловатый вывод: семейный очаг должен быть нежным, добрым и уютным во всем, ведь это вполне понятное чувство для человека, природное желание находиться в защищенности и комфорте.

Далее мне было интересно узнать должно ли формирование и забота о домашнем уюте полностью ложиться на хрупкие плечи женщины. И вот, что показал опрос: 36 % респондентов четко и ясно сказали, что ни в коем случае этого быть не должно. Причем среди этих людей были не только лица женского пола, но и представители мужской половины человечества, состоящие в супружестве. Видимо, они насмотрелись на все «прелести» создания домашнего уюта и поэтому таковыми были их ответы.

Но тем не менее 26 % опрошенных гордо и железно заявили, что этим непосредственно должна заниматься женщина как хранительница домашнего очага из века в век.

Из предыдущего вопроса анкеты совершенно справедливо вытекает следующее: «Можете ли вы назвать свой дом комфортным и уютным?»

13 человек респондентов, а это 43 %, с гордостью ответили, что их дом самый уютный и лучший. Совершенно полярной точки зрения придерживаются всего лишь 6 % респондентов. Они посчитали, что их жилище и семья никак не претендуют на звание уютной и комфортной.

Скорее могут посчитать свой дом комфортабельным и милым 36 % опрошенных. Возможно, у этих людей в семье нередки конфликты, недомолвки и ссоры, а возможно нет такого трепетного отношения к родному дому, чтобы он с гордостью мог именоваться самым лучшим на свете.

Для создания уюта в комнате по 23 % опрошенных используют цветы и фотографии любимой семьи, родственников.

Примерно одинаковое число респондентов (16 % и 20 %) используют мягкие игрушки и декоративные фигурки.

6 человек (20 %) оперируют качественной мебелью, картинами и конечно же каждый своей любимой вещью, будь то кукла или меч со стальным острым клинком.

«Какая страна, на Ваш взгляд, может похвастаться комфортным и уютным интерьером?»- спросила я в своей анкете.

Любопытно, что одинаковое количество человек (10)- 33 % сказали, что это Япония с ее минимализмом в интерьере и… Россия. По поводу выбора предпочтения в сторону России я солидарна со мнениями моих респондентов, что это самый удобный и привычный интерьер для нас, россиян. Что касается Дальневосточного интерьера в целом и Японии в частности, то могу предположить, что в настоящее время царствует невероятный бум на культуру Востока. Простота интерьера привлекла 33 % респондентов.

Интересен и тот факт, что абсолютно разным типам интерьера было отдано равное количество предпочтений- 10 %. Это чопорная Англия со своим величием и пышностью и педантичная Германия с четкими конструкциями и правильностью форм.

Также равное количество респондентов (их было по 6 %) предпочли холодные тона Скандинавского интерьера и совершенно полярную Мексику с пестрыми элементами внутреннего убранства.

Делая выбор в пользу Японии, люди объясняли это тем, что любят культуру Востока - он влечет их своим таинством, считают этот интерьер эталоном утонченности. Интересно также и то, что 2 человека из 30 выбрали именно Японию, поскольку скупость интерьера позволяет легче поддерживать чистоту и порядок в доме.

Акцентируя внимание на Германии, респонденты говорили, что этот интерьер для них идеален и отвечает всем современным тенденциям.

Мексику выбрали вследствие того, что этнические мотивы выглядят веселыми и жизнерадостными. В таком доме всегда витает дух праздника.

Россию предпочли из - за родных для каждого человека традиций и стиля в убранстве дома.

Размышляя над вопросом: «Утеряна ли в настоящее время тенденция к крепкой семье и роли дома, как прочного и крепкого образования в духовном плане?», респонденты отвечали таким образом:
да- 4 человека- 13 %;
скорее да- 8 человек- 26 %;
затруднились ответить- 9 человек- 30 %;
скорее нет- 4 человека- 13 %;
нет- 5 человек- 16 %.

Основанием того, что роль семьи утеряна и уходит в прошлое, респонденты считают:
семье и дому не уделяется должного внимания;
необходимо лучшее воспитание для подрастающего поколения;
произошел развал СССР;
на это сейчас не обращают внимания и это для нынешнего поколения считается неглавным;
суета вовсе не оставляет должного времени и внимания для поддержания семьи;
нет почитания крепких семейных уз и тяги к семье вообще.

Обратимся к следующему вопросу, весьма любопытному: «Какое влияние оказывает телевидение на психологическое здоровье членов семьи?»

Стоит отметить, что 56 % респондентов, а это преобладающее большинство, согласно с тем, что телевидение является кладезью полезной информации; 16 % ответили, что наличие телевизора в доме способствует сплочению и беседе всех членов семьи; Но тем не менее 26 % опрошенных уверены, что телевидение способствует потере нравственности и разрушает теплую домашнюю атмосферу.

Небезынтересно и то, что всего лишь 16 % респондентов ответило, что среди их круга друзей и родственников очень много семей, которых можно было бы взять эталоном любящей и сильной семьи и крепкого дома;

Наряду с этим 13 % респондентов таких семей среди своего окружения просто не видят вообще. Ровно половина опрошенных имеет в наличии весьма немного таких семей.

Анализируя следующую позицию анкетирования: «Верно ли утверждение, что среди жителей сельской местности дух семьи и почитание дома намного выше, чем среди горожан?» можно проследить, что:
53 % опрошенных уверены, что семья в сельской местности крепче и сильнее, чем в городе. Они объясняют это тем, что:
в селе большее уважение к старшему поколению;
в селе нет такого равнодушия к семье как в городе;
традиции семьи не утеряны;
отношение к семье в сельской местности трепетное, нежели в городе.

Дом, очаг, гнездо – это и есть опора всех прошлых и будущих семейных традиций бюргерской Германии. Любая семья уникальна и сильна именно своим неповторимым духом, своей легендой, своей историей. У каждой семьи есть свой собственный способ привлечения членов семьи к семейным традициям. У одних – это воскресные поездки, у других – семейное чтение книг, у третьих – утреннее напутствие за завтраком, где даются поручения на день и напутствуют друг друга добрыми словами, - словом – все то, что остается потом у домочадцев, и то, что им захочется передать своим собственным наследникам.

Список литературы:
1. Страны и народы, Зарубежная Европа, Западная Европа. М., 1979
2. Ястребицкая. А. Л. Западная Европа XI- XIII веков. М., 1978
3. Гутнов. А. Мир архитектуры. М., 1985
4. Козьякова. М. И. История. Культура. Повседневность. М., 2002
5. Этнология (под ред. Е. В. Миськовой, Н. Л. Мехедова, В. В. Пименова). М., 2005
6. Журнал «Строительный сезон», № 11, 2005
7. Козьякова. М. И. Эстетика повседневности. Материальная культура и быт Западной Европы XV- XIX веков. М., 1996
8. Мак – Коркодейл Ч. Убранство жилого интерьера от античности до наших дней. М., 1990
9. Хефлинг Г. Человек в кругу семьи: очерки из истории частной жизни в Европе до начала Нового Времени. М., 1996
10. Павловская А. Особенности национального характера и зачем немцы моют улицы с мылом. Вокруг света, № 10, 2003 (стр. 92- 106)
11. Витковский О. Германия/ География: приложение к газете «Первое сентября», № 42, 2004 (стр. 14- 15)
12. Пфац – Эффингер Б. Социс, № 10, 2003 (стр. 78- 88)
13. Шпенглер Освальд. Закат Европы, т. I. М., 1993
14. Манн Томас. Будденброки.
15. Манн Томас. Любек как форма духовной жизни.
16. Манн Томас. Гёте как представитель бюргерской эпохи.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

ШОУ КАК КАТАЛИЗАТОР ТРАНСФОРМАЦИИ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ.


http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=558


Стаметов В.В.


.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::




Стаметов Виктор Владимирович,
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина

Аннотация: в статье говорится о роли и значении шоу в процессе трансформации культурных ценностей. Автор приводит основные характеристики шоу, позволяющие характеризовать его как одну из форм проявления псевдокоммуникации. Характеризуются основные функции псевдокоммуникации, ее основное отличие от феномена духовной коммуникации, как понятия непосредственно родового. Так же, автор показывает зависимость сложных процессов трансформации и замещения духовных и культурных ценностей от транслируемых с экранов телевизоров различных шоу проектов.

Ключевые слова: коммуникация, псевдокоммуникация, шоу, триггер-калибровка.

Не секрет, что в нашей стране, на современном этапе ее развития, происходят качественные изменения во многих сферах. Формируются новые экономические, политические, социальные и духовные ценности, старые же предаются забвению. Меняется сам менталитет русского человека. Этот процесс имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Суть противоречия такова: с капиталистическим, эгоистическим способом мышления, который приходит на смену коммунистическому, коллективистскому, возникают представления о человеке как о бескомплексном, эгоистичном существе. Безусловно, новые экономические условия требуют психологической адаптации человека, но, по мнению автора, именно этот процесс ведет к резкому снижению уровня духовности. В то же время все чаще приходится наблюдать феномен духовной псевдокоммуникации в форме шоу. Основная цель, которую преследует в статье автор, это раскрытие причин возникновения этого феномена.

Однако, для успешного решения поставленного в статье вопроса, необходимо определиться с пониманием самого термина «псевдокоммуникация». Прежде всего, для выполнения этой задачи следует отметить, что феномен псевдокоммуникации нельзя рассматривать без упоминания феномена ему обратного – коммуникации. Для того, чтобы объяснить это положение, необходимо обратиться к понятию «коммуникация» и контексту, в котором оно здесь используется.

Коммуникация это некая, очень редкая, форма духовности, которая очень трудно моделируется искусственно. Ее основные признаки это эмпатийность, особая трансформация речи, «жалость не к себе», отсутствие агрессии и лидерства, формирование высшего типа симпатии, психическая изоляция от окружающей среды, желание повтора ситуации. Коммуникация ассоциативна, она вне ролей, статусов и вообще имиджа. Она не может быть самопознаваемой, так как эта форма ощущений диадна. В коммуникации полный приоритет обратных связей, то есть это больше слушание, чем говорение. При коммуникации обычные механизмы личной идентификации не состоятельны. В коммуникации возможен феномен «сублингвов», то есть общения вне слов, в форме не членораздельных звуков. Сублингв схож с языком высших приматов. Он универсален – без пола, возраста, типа личности, только выражен у каждого в разной степени. Коммуникация это всегда, что-то новое, необычное, то, на что хочется смотреть. Для коммуникации необходима высокая энергетика, ибо она не стабильна и может, в противном случае, исчезнуть. В точке коммуникации смещается представление о пространстве и времени.

Коммуникация возникает до государственности, Морган, исследуя племена северо-американских индейцев, отмечает, что 10-15% всего их общения это нечто похожее на коммуникацию. Никем не доказано, что способность к коммуникации в истории развивается, нет зависимости «способность к коммуникации - цивилизованность», однако существует другая зависимость – «полигамность - коммуникация», т.е. где нет семьи там коммуникации больше. Ни одно исследуемое племя не показывает, что коммуникации нет, коммуникация возможна везде, она встроена в структуру разума изначально (то есть, разума без коммуникации нет, а вот обратная связь обсуждаема). Коммуникации зародились до членораздельной речи, и чем более похоже на коммуникацию, тем меньше роль членораздельной речи. Коммуникация стихийна, но различные методы нейролингвистического программирования позволяют искусственно, пошагово построить ее.

В социуме коммуникации возможны в религии (здесь коммуникация приобретает мистический оттенок), при сильных эмоциях (тяга к истине, любовь, дружба), в отношениях материнства и случаются редчайшие случаи массовой коммуникации.

Однако с зарождением государственности возникает феномен псевдокоммуникации. Коммуникация и псевдокоммуникация это две полярные стороны общения, и в массовой психологии осуждаются обе. Действительно, рассматривая эти феномены духовной жизни человека, следует отметить общую точку старта и некоторые универсальные предпосылки обоих явлений: возникновение из логики социума, довольно похожая мотивация субъекта, методы искусственного моделирования и д.т. Однако, эта схожесть только внешняя, весьма обманчивая оболочка в корне различных феноменов. Так, возникая из логики социума, псевдокоммуникация продолжает ее, не противореча ей, в отличие от истинно духовной коммуникации на более высоких стадиях ее саморазвертывания.

Еще одним принципиальным различием является разный уровень энергетики феноменов коммуникации и псевдокоммуникации, степень симметричности общения (определяемая целями, которые преследуются суггесторами – в псевдокоммуникации), сложностью искусственного моделирования (при формировании коммуникации партнеры просто обязаны раскрываться друг другу полностью, без страха обнажить личностный комплекс, что вовсе не обязательно, а скорее, противопоказано при псевдокоммуникации), и т.д.

Однако при всей подобной несимметричности двух феноменов вряд ли существует вероятность рассмотрения их в абсолютной изоляции друг от друга.

По этим причинам, описывая характерные особенности именно псевдокоммуникации, автор неизбежно вынужден обращаться к феномену духовной коммуникации. Итак, к базовым характеристикам и особенностям псевдокоммуникации относятся следующие:
- как уже отмечалось выше, ее общие стартовые моменты дублируют точки старта собственно коммуникации;
- псевдокоммуникация на этапе закрепления образов «рекомендуемого поведения», обрывает стартовые посылы духовной коммуникации;
- на финише псевдокоммуникации оформляются социальные символы, выражающие суть «рекомендуемого поведения» и маскирующие, с переменным успехом, прагматическую ориентацию псевдокоммуникации;
- несимметричность общения в псевдокоммуникации – скорее норма, чем аномалия. Это объясняется тем, что, например, суггестор в шоу должен ввести партнера по общению в состояние «аптайма», легкой оглушенности сознания, но ни в коем случае не попасть в него сам;
- массовых псевдокоммуникаций неизмеримо больше, чем истинных духовных коммуникаций.

Из перечисленных характеристик псевдокоммуникации очевидно выделить основные функции псевдокоммуникаций:
1) Стигмирование – через массовую псевдокоммуникацию снижается, подавляется потребность в истинной коммуникации.
2) С помощью псевдокоммуникации в людях поддерживается агрессивное военное поведение, то есть агрессия, готовность к действию (лозунги типа «делай, а не думай»).
3) Иллюзорно-компенсоторная функция: именно массовая псевдокоммуникация позволяет смириться, забыть на некоторое время с проблемами (с нищетой, голодом и т.д.).
4) Управленческая – через массовые псевдокоммуникации управление проверяет свою мощь, то есть, до какой степени они могут управлять массами. Массовая псевдокоммуникация социально выгодная организация социального поведения на символьном уровне. Формами псевдокоммуникации на современном историческом этапе могут являться телевидение (телешоу), митинги, живые концерты.

Необходимо отметить, что, возникая всего лишь как довольно редкий феномен духовной жизни, псевдокоммуникация со временем и не без помощи государства заняла практически все свободные ниши духовной жизни, превращаясь во все более незаменимый атрибут общества. На современном этапе его развития он, попросту говоря, необходимое явление, порой подменяющее, фальсифицирующее истинную духовность, блокирующее ее проявление по причине ее явной социальной дисфункциональности.

Шоу, как особая форма псевдокоммуникации, обладает следующими характеристиками:
- мотивация к участию в шоу очень сложна, но главным элементом такой мотивации является известная зависимость «экономии объяснений». Иными словами, люди добровольно и охотно участвуют в шоу не только ради развлечения, желания уйти от обыденности; их ведет еще и зачастую неосознаваемая надежда получить, возможно более простые и субъективно убедительные «доказательства» правильности, неизбежности, безальтернативности «обычной жизни»;
- основные трудности возникновения такой мотивации приходятся именно на стартовый период участия в шоу, позже возникает своеобразная инерция, едва ли не слабонаркотическая зависимость от таких объяснений, тайное ощущение невозможности последовательного самостоятельного мышления. В силу этого, качество таких «объяснений» со стороны организаторов шоу для постоянных слушателей может падать, во всяком случае, по мере того, как организаторы шоу чувствуют мощь возникающей зависимости. Думается, именно поэтому некоторые шоу как бы «закукливаются», ориентируются на сравнительно замкнутый круг постоянных посетителей, особенно со средствами. Во всяком случае, именно таков финал многих шоу;
- к структуре мотивации в шоу можно отнести и ряд дополнительных мотивов, в том числе простую привычку к телевизионному зрелищу, часто выражающуюся в своеобразном «периферийном видеогедонизме», желании постоянно иметь работающий телевизор, передающий не хитрое, но красочное шоу в зоне периферийного внимания. Кроме того, возможно возникновение дополнительного «обратного» мотива к участию или просмотру шоу за счет все более искусного и прямого обращения шоу-технологий к ранее запретным темам и видеокартинкам (извращенный секс, открытый садизм и насилие, святотатство, некрофильные сюжеты и т.п.);
- по представлениям автора, упомянутая мотивация к участию в шоу имеет своеобразные матрицы, она дана скорее не как «мотивационное поле», но как накопление каких-то квантов, интереса к начинающемуся массовому зрелищу в рамках известных технологий «триггер-калибровки». В этом, собственно, и состоит одна из ярчайших характеристик шоу: уводя на финише человека очень далеко от обычных нужд и обязанностей, он имеет глубокие корни в обыденности, возникает из надежд блокирования такой обыденности простейшими способами за счет чужой фантазии. Путь прохождения зрителя или слушателя шоу в таком диапазоне от старта к финишу показывает как гладкие «соллективные» зависимости, так и наличие бифуркационных точек воздействия, которые, собственно, и отделяют один этап шоу от другого.

Современный уровень соответствующих технологий, по представлениям автора, не позволяет пока отслеживать конкретные кванты упоминавшихся воздействий, отслеживание успеха или неуспеха определенных фаз шоу идет, все же, по результату. В идеальном варианте – по сигналу клакеров. Массовость же участия в шоу показывает, следовательно, стихийность эффективного воздействия символов и симулякров шоу на индивидуальную психику, более того, такая массовость показывает особую роль шоу в общественной жизни, оно выполняет роль своеобразной рекламы коллективизма, пробует внушить критически большому числу людей рецепт избавления от страданий рефлексии и просто самостоятельных размышлений через участие в массовом зрелище в толпе.

Не случайно большинство респондентов, участвовавших в шоу, описывают это участие с использованием терминов «весело», «красиво», «интересно», «привлекательно», «забавно» и почти никогда в таких описаниях не встречаются фразеологемы «я подумал…», «правильно», «справедливо», «сложно», «греховно»; любая актуализация приведенных последними фразеологем ведет к обрыву триггер-калибровки шоу. При этом эффективность еще одной попытки становится весьма проблематичной. Небольшая страта последовательно духовных людей имеет своеобразную «прививку» от шоу.

Таким образом, фундаментальной характеристикой шоу является принципиальная сводимость его к родовому началу – масштабному, неискоренимому, полному мощных противоречий бытию социальных псевдокоммуникаций. Перечисленные характеристики позволяют определить шоу как имеющую характер массового зрелища форму псевдокоммуникативного общения, технологически ориентированную на закрепление у аудитории нужных организаторам (суггесторам) впечатлений и оценок, в том числе и на невербальном уровне.

Современные теле-шоу, по крайней мере, многие из них, являются инструментом пропаганды эгоистических ценностей, «подсказывая» зрителю логику социума как единственно верный вариант корректировки своего поведения по достижению социального успеха. Некоторые, откровенно некультурные, шоу-проекты моделируют «жизнь» или «любовь». Такое искусственное моделирование проецируется на малую группу участников, которые позиционируются как социально успешные или наоборот (говоря языком современной молодежи – «продвинутые» или нет). Образы поведения таких героев теле-шоу закрепляются в сознании зрителя как истинно правильные, то есть становятся идеалами их собственного поведения. Как уже упоминалось во вступлении, переживаемая российским обществом трансформация (как культурная, так и экономическая) по представлениям автора, непосредственно связана с развитием шоу-индустрии.

Псевдокоммуникация (и соответственно, шоу как ее форма) может быть выражена во многих формах, не всегда приобретая идеологический оттенок. Однако искусственное моделирование социально приемлемого и выгодного поведения здесь является своеобразным ориентиром. Проецируя через социальные символы картину социального успеха, в сознании реципиента шоу, как частного случая псевдокоммуникации, фиксируются «правильные» методы достижения этой цели. В результате складываются новые ценностно-нормативные ориентиры, которые воспринимаются реципиентом как свои собственные. В этом смысле, шоу, безусловно, является ускорителем а так же неким обезболивающим средством процессов происходящих в российском обществе.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

К ВОПРОСУ О СОЦИОЛОГИЧЕСКОМ ПОНИМАНИИ ЛИЧНОСТИ

http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=559

Суворов С.А.


.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::




Суворов Сергей Александрович,
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина

Аннотация: Статья посвящена проблемам современной социологии личности. В первую очередь в ней затронуты проблемы социологического понимания личности, рассматриваются основные концепции личности в современной социологии. Проводится анализ социологических трактовок личности с точки зрения методологий социального реализма и социального номинализма. Высказывается точка зрения, что современная социология личности может развиваться на основе понимания личности как главного агента социальной системы, способного преодолеть отчужденность как одну из важнейших характеристик общественной организации.

Ключевые слова: социология личности, личность, отчуждение.

На первый взгляд в современной социологии категория личности обосновалась всерьез и надолго. Существует даже отдельное направление, социология личности, которое призвано определить роль личности в общественной системе и дать трактовку личностного начала человека с точки зрения его включенности в общественные отношения. Однако не будет преувеличением сказать, что данная отрасль социологии является в то же время одной из самых проблемных. Причин тому много. С одной стороны социологу приходится мириться с известным психологизмом, который неизбежно несет в себе личностный феномен, с другой стороны необходимо принимать во внимание, что на сегодняшний день, к сожалению, не существует не только общепринятой концепции личности, но даже не определен фокус поисков этой концепции. На настоящий момент в науке существует огромное множество направлений в изучении личности, диапазон коих варьируется от полного отрицания этого феномена (бихевиоризм, например) до признания его центральным элементом человеческой природы вообще (особенно ярко этот посыл выражен в экзистенциализме).

Ко всем этим проблемам стоит добавить и те, что порождены спецификой самого социологического знания. Социологическая теория личности по условию должна как-то связывать личность и социальную среду, объяснять возникновения личности человека и ее развитее действием социальных механизмов. Наиболее адекватной данным критериям является марксистская теория личности и выросшая из нее интеракционистская концепция. Не вдаваясь в подробности, интересующимся рекомендуем обратиться к специальной литературе, отметим, что суть этих теорий сводится к тому, что развитие личности объясняется с позиции места человека в системе общественных отношений (марксизм) или выполнения им определенных социальных ролей (интеракционизм). Иными словами, человек, его личность зависят от того, в какой социальной среде они окажутся. Грубо говоря, если человек вырос в среде интеллигентов, то закономерно ожидать от него качеств образованности, тактичности, эрудированности и т.д. Если же он, наоборот, вырос в бедных кварталах, то получите агрессора с низким уровнем культуры и желанием получить все и сразу.

Казалось бы, вот готовая социологическая теория личности и дело за малым: необходимо просто развивать ее дальше и применять в социологической практике. Так и есть, если не учитывать противоречивость данных концепций в отношении самой личности.

Отстаивая тезис о том, что личность представляет собой совокупность общественных отношений, марксизм как бы редуцирует личностное начало к общественному воздействию. Суть личностной природы нивелируется, подводится под общий знаменатель социальной среды. Между тем, как само понятие личности всегда выражала что-то индивидуальное неповторимое в человеке. Остается также открытым вопрос о том, если личность есть совокупность статусов и социальных ролей человека, то поведение большинства людей должно быть в большей доле унифицировано. Однако на уровне повседневного опыта можно заметить, что даже люди выросшие и живущие в одинаковых условиях далеко не одинаковы как личности.

Понятие отчуждения человека, подробно рассмотренное Марксом, также вступает в противоречие с его представлениями о личности. Ведь если качества человека полностью формируются его социальным окружением, то откуда взяться отчуждению. Получается, что капиталистическое общество отчуждает от человека те же качества, что ему и присваивает, причем использует для этого те же механизмы, что и для формирования личности.

Как мы видим, к этим двум теоретическим направлениям, пытающимся объяснить феномен личности с социологических позиций, существует много вопросов, что не мешает им быть популярными и достаточно адекватными для описания некоторых проблем по взаимодействию личности и общества.

Вообще хотелось бы отметить, что в социологической традиции существует устойчивая тенденция, а, точнее сказать, попытка, свести личностное начало в человеке к проявлениям социальной реальности. На этом принципе построена целая социальная методология, получившая название социального реализма. В противоречие ей другая методология, социальный номинализм, старается описать общественные явления с позиции действия конкретных индивидов, проявления их личностей. Но и это направление вынуждено использовать в своем категориальном аппарате понятия, скажем так, «внеличностного» характера. Выбор же между двумя этими методологиями остается до сего дня прерогативой исследователя, их вечный спор имеет ту же странную логику, что и спор средневековых номиналистов и реалистов о природе общих понятий.

Отметим только некоторые аспекты построения теории общества на основе социального номинализма, который, казалось бы, должен личность ставить во главу угла. Для примера рассмотрим ярчайший вариант социального номинализма социологию М. Вебера.

Вебер, как известно, начинает свою анализ с того, что признает все общественные образования (культуру, традиции, государство и т.д.) идеальными типами, которые суть плод методологической конструкции, а не реально существующие явления. Основа социальности видится ему в социальном действии людей, то есть в повседневном взаимодействии индивидов. На основе социального действия выстраивается вся социальная структура. Базис социального действия составляют мотивы людей, направленные на других. Но можем ли мы утверждать, что в социальном действии полноценно проявляется личность человека? Думается, что нет. В чем-то, конечно, она проявляется, но очень ограниченно. Сам Вебер утверждал, что социальными могут быть только поступки людей, имеющие под собой рациональный мотив. В итоге весь комплекс социальных действий приобретает упорядоченную структуру, складывается в социальные практики и институты. Если этого упорядочивания не происходит, то как мы можем говорить о стабильной социальной структуре. Ведь и сам Вебер вынес за скобки поведение людей, детерминированное традиционными и аффективными причинами. Такое решение, безусловно, обеспечивало возможность оперировать только теми поступками людей, которые несли в себе рациональное зерно, следовательно, могли создать упорядоченное образование, следовательно, вели к образованию стабильного общества. Но аффекты ведь тоже часть личности, причем, немало важная.

Таким образом, хотя логика Вебера идет индуктивным путем, в итоге он не смог избежать введения в свою теорию «надличностных» конструкций. Впоследствии именно на теории Вебера вырос мощнейший комплекс структурного функционализма Т. Парсонса, объяснявший социальную действительность через функционирование общественных систем.

На сегодняшний день, по нашему мнению, складывается ситуация, когда стремление к однозначному социологическому описанию какого-либо явления или факта означает нивелирование или полный отказ от личностной составляющей. Современная социология как наука, пытающаяся описать социальную действительность в общих категориях, старательно закрывает глаза на личность человека, в лучшем случае пытается найти некий баланс в духе марксистско-интеракционисткой концепции.

Социология личности сегодня посвящена как раз нахождению тех социальных механизмов персоногенеза, которые полностью бы редуцировали личность к неким социальным показателям. Именно отсюда возникло определение личности как совокупности социальных качеств и черт человека, которое не выдерживает никакой критики.

В истории гуманитарной мысли понятие личности возникает как характеристика индивидуальности человека, его несводимости к неким общим образованиям, в том числе и коллективу. Неслучайно, само слово личность хронологически возникло довольно поздно. Античность так и не смогла преодолеть зависимость человека от социума, понятие личность ей не знакомо, только в Средневековье впервые можно обнаружить стремление человека выделить себя из окружающей действительности. Наилучший пример тому первая в истории автобиография за авторством Аврелия Августина - «Исповедь», где предпринята попытка описания личной судьбы и жизненного пути, независимо от интересов рода, общины или государства.

В дальнейшем личность понималась как раз в этом индивидуальном ключе. Так было и во времена Просвещения, и в Новое время, и в современную эпоху, что особенно ярко выразилось в философии жизни, а затем в экзистенциализме.

Безусловно, личность представляет собой сложнейший предмет для изучения, возможно, самый сложный в гуманитарной мысли, но это не значит, что надо бросить попытки его понять, завуалировав это стремлением описать личность через совокупность каких-то внешних по отношению к ней свойств и качеств человека.

Пока не было удачных попыток создать социологию личности, опираясь на трактовку личности как индивидуального начала, принципиально не сводимого к социальной среде, а подчас и противостоящего ей. Экзистенциализм блестяще описал диалектику личностного становления, внутреннею противоречивость личности, ее противостояние со средой, но при этом анализировал социальную реальность на основе марксистской методологии, социологию личности на основе самой личности он так и не создал.

Стоит задаться вопросом о принципиальной возможности построения социологии личности, идя от личности, а не от общества. Вся логика предыдущих размышлений наталкивает нас на путь, чтобы оставить все как есть. Личностью социолог должен интересоваться только в аспекте ее включения в социальное взаимодействия и на этом ставить точку, ибо более широкое оперирование понятием личности тесно переплетено с психологией, значит, есть опасность выхода за рамки собственно социологической теории. Иными словами, построение социологии личности возможно только по пути от «общества к личности», но не наоборот. Как представляется, обратный путь все же возможен.

С нашей стороны было бы неэтично критиковать существующее положение дел в социологической науке, не предлагая при этом каких-нибудь альтернатив. Задатки альтернативного понимания места личности в социологии есть. На данный момент пока не сформирована целостная теория, но можно наметить ее основные тезисы.

Во-первых, стоит признать, что личность представляет собой образование принципиально не сводимое к социальным ролям и взаимодействиям. Это признавал еще М. Вебер, только он все то, что не сводимо к этим ролям, как уже говорилось, вынес за скобки анализа. Однако человек проявляет себя в социуме с любой стороны, по этой причине нельзя никакие его качества выносить за скобки.

Во-вторых, хотя личность имеет собственную диалектику развития формируется она и развивается под влиянием социальной среды, более того, развитие это возможно только в условиях социума. Наука не знает примеров, когда человек прогрессировал до высокого уровня личностного развития вне социальной системы. Понять личность возможно исключительно при условии ее включенности в социальный универсум.

Здесь стоит сразу пояснить. Общественные отношения выступают в роли катализатора персоногенеза, но сама личность, получив толчок от социума, имеет собственные закономерности развития.

Раз личность так сильно зависит от социальной системы, почему же многое в ее поведении нельзя объяснить социальными закономерностями? Как представляется, важная причина этого заключается в том, что некоторые механизмы персоногенеза противоречат действующим законам социальной среды.

Ключевым явлением для понимания соотношения личности и социума, на наш взгляд, выступает феномен отчуждения. Если конкретизировать самое общее определение этого понятия как противоречие между сущностью и существованием человека, то оно будет означать стесненность личности в рамках общества. Иначе говоря, личность человека принципиально не сможет реализовать себя в рамках господствующих социальных отношений, личность всегда будет более избыточна по отношению к обществу. Отчуждение, как заметил еще К. Маркс, сопровождает человечество на протяжении всей его истории, начиная с родового строя. Но интенсивность его была различной и возрастала пропорционально росту частной собственности и производственных отношений.

Если отчужденность прогрессировала по мере развития социальной организации, то этот факт стоит сопоставить с тем, что личность человека развивалась по практически такой же схеме. По мере совершенствования социальной структуры личность человека прогрессировала. Неудивительно в этом смысле, что сама идеология независимости личности и индивидуализма начала свое развитие только в эпоху Просвещения.

Стоит задаться вопросом, как согласуется взаимосвязь развития личности и отчуждения с тем, что отчужденность выступает как главный ограничитель персоногенеза.

В дальнейших рассуждениях мы будем исходить из того, что личность человека по сути своей есть выделение индивида из социальной среды, некоторое обособление человека от окружающих, осознание своей уникальности, а также совокупность механизмов по отстаиванию этой уникальности. Но, как известно, любое отличие познается в сопоставлении. Человеку необходим социум, чтобы осознать свое отличие от него. Отчужденность в данном случае можно понимать как специфический механизм обособления индивида.

Традиционно отчуждение рассматривалось исключительно в качестве негативного фактора для персоногенеза, но, как представляется, это лишь одна сторона медали. Отчуждение способно до определенного предела развивать личность человека. Происходит это развитие путем включения человека в социальные связи, социализацию, прививание ему жизненно необходимых для существования стандартов и правил общественного поведения. Ограничивает же отчужденность развитие личности тем, что на определенном этапе личность становится избыточной по отношению к общественным стандартам поведения и жизни, а отчуждение уже не может предложить ничего больше.

Все то, что нам на сегодняшний день известно о личности как таковой есть продукт отчуждения человека. Отчуждение развивает личность, но это не единственный вариант личностного прогресса, как стоит полагать. Отчуждение противопоставляет личностное существование и личностную сущность потому, что ставит для развития личности рамки, которые необходимы, которые несут положительные последствия, но все же являются ограничителями.

Современная структура личности человека является продуктом векового существования частной собственности и общества, основанного на принципе производства. Возникновение личности на определенном этапе социогенеза выступило способом адаптации человека к условиям социального существования, в которых главным стал не человек, а продукт. В архаичный период в личности не было необходимости, человек полностью идентифицировал себя с родом. Недаром в Древней Греции самым страшным наказанием была отнюдь не смертная казнь, а изгнание из полиса.

Производственные отношения разрушили родовую организацию, человеку ничего не оставалось, как найти основания для себя уже не в роде, а в самом себе. Сейчас трудно сказать, как бы развивалась личность человека, если бы общественное развитие пошло по-другому. Однозначно можно утверждать, что личность человека ни в коей мере не ограничивается набором социальных ролей, не определяется через усвоенные социальные стандарты, она всегда избыточна по отношению к общественной системе, хотя последняя играет определяющую роль в отношении ее формирования. Но как цветок, вырастая из горшка, который, безусловно, необходим для его роста, требует пересадки, так и личность по мере развития «вырастает» из рамок статусно-ролевой системы.

В этой связи представляется неправильным ограничивать социологию личности исключительно нахождением закономерностей личностного развития, определяемыми социальной средой. Предмет исследования должен быть шире. Личность человека есть образование социальное, это признают многие исследователи. Изучать личность в отрыве от той среды, в которой она формировалась и существует, было бы ошибкой, что признается рядом авторитетных школ от интеракционизма до фрейдизма. Но нельзя все влияние социума сводить к констатации проекционных зависимостей между личностью и социальной структурой. Личность, как кривое зеркало, способно вобрать в себе заданную модель интеракции и переделать ее в другом виде.

Существует множество примеров, где личность человека проявляет себя в ином качестве, нежели в рамках общественной среды. Духовная коммуникация, толерантная группа, искренняя любовь, дружба, страсти – все это примеры взаимодействия между людьми, где личность есть, но нет той повседневной системы социальных отношений, основанной на принципе производства и социально-ролевом элементе. В Т-группе человек реализует свое «Я», а не выполняет социально заданный стандарт поведения. Позволяет ли нам такой нехитрый набор фактов и логика приведенных рассуждений говорить о том, что есть некий иной способ социальной организации, в котором человек будет не средством, а целью? Есть ли некая иная форма социальности, имеющая в основе своей не функциональное объединение людей как носителей социальных ролей? Вопрос, конечно, спорный. Но, по мысли автора, на него стоит ответить утвердительно.

Возможно, что человек не знает иной формы единства и солидарности больших групп, кроме как функционального объединения людей. По крайней мере, вся история развития человечества подтверждает этот тезис. Но также возможно, что формы социального взаимодействия отнюдь не ограничивается господством производственного принципа.

Современная социология все больше внимания сосредотачивает на малых группах и различных формах межличностного взаимодействия. И стоит учитывать, что данная область социального мира вовсе не является уменьшенной копией общественных макросистем. В ней действуют свои специфические закономерности, которые во многом, на наш взгляд, принципиально отличаются от законов социального макроуровня.

Многие из этих законов напрямую взаимосвязаны с диалектикой персоногенеза. Именно на уровне межличностного общения, пусть не повсеместно, наиболее полно проявляет себя человеческая личность, которая, как было сказано, не сводима к действующим социальным нормам. Учет личности как свободно действующего элемента межличностного уровня социальных отношений необходим для полного и адекватного понимания процессов, происходящих на самом элементарном уровне общественного бытия.
Социология личности как теория «среднего уровня» должна принимать во внимания перечисленные факторы и закономерности. Следует выстраивать логику рассуждений не только на основе общественного примата над личностью человека, предзаданности индивидуального поведения. Но и учитывать возможность того, что свободная личность вполне может сама определять форму и характер социального взаимодействия.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

ДУХОВНЫЕ ЦЕННОСТИ ПОВСЕДНЕВНОЙ КУЛЬТУРЫ СЕМЬИ

http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=560

Загороднова К.П., Мордовина Л.В.


.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::



Загороднова Кира Павловна,
Мордовина Людмила Владимировна,
Тамбовский государственный университет имени Г.Р.Державина

Аннотация: в статье дается характеристика и значение моделей духовных ценностей в повседневной культуре семьи.

Ключевые слова: модели духовных ценностей, повседневная культура семьи, семейная атмосфера, коммуникация, распределение обязанностей, бытовая атмосфера.

Семья - это сложное социокультурное явление. Специфика и уникальность ее состоит в том, что она фокусирует в себе практически все аспекты человеческой жизнедеятельности и выходит на все уровни социальной практики: от индивидуального до общественно-исторического, от материального до духовного.

Именно в повседневной культуре семьи формируются духовные ценности, которые имеют огромное значение не только для всех членов данной семьи, но и для общества в целом.

Повседневную культуру каждой семьи характеризует определенный уровень духовности. Чем выше этот уровень, тем больше оснований для семьи быть сплоченной, развивать способности и интересы, удовлетворять культурные потребности своих членов, успешно воспитывать детей, жить богатой нравственной и эмоционально-эстетической жизнью. К духовным ценностям повседневной культуры семьи следует, прежде всего, отнести ее идейно - нравственные устои, распределение обязанностей, семейную атмосферу, общение внутри семьи, эстетику быта.

Рассмотрим модели духовных ценностей более подробно.

Сам дух семьи, характер отношений в ней, общий стиль и тон супружества принято называть семейной атмосферой. В сущности, она является основным источником радости или неприятностей, ощущения полноты супружества или его неполноценности. Семейная атмосфера складывается из многих элементов, главный из которых - нравственное здоровье семьи, тесно связанное с жизнью общества. Можно сказать, что нравственная семейная атмосфера устойчива в такой мере, в какой социальна семья и в какой искренни и честны супруги в своих взаимоотношениях. Причём нравственное сознание семьи и супругов постоянно возрастает, если здесь не провозглашают принципов, а ими руководствуются, не говорят о том, как надо вести себя, а просто живут по законам совести и чести, не рассуждают о морали, а живут в соответствии с ней. Такая атмосфера оптимистична, пронизана высокой нравственностью, уверенностью в будущем.

Семейная атмосфера - это психологический климат семьи. Она включает в себя духовную жизнь родителей и детей, единство их интересов, увлечений, переживаний. В этом случае исследователи говорят о духовном единстве семьи, когда каждый стремиться понять других, разделить их заботы, помочь. Духовное единство сплачивает семью в коллектив, помогает созданию общего стиля и тона жизни.

Многие исследователи выделяют два типа климата семьи: благоприятный и неблагоприятный. Многолетние наблюдения показывают, что довольно значительной части семей присущ противоречивый климат.

Исходной основой благоприятного климата является супружеская совместимость, в первую очередь такой ее компонент, как общность идейно- нравственных взглядов мужа и жены. Для благоприятного климата характерны следующие признаки: сплоченность, возможность всестороннего развития личности каждого ее члена, высокая доброжелательная требовательность членов семьи друг к другу, чувство защищенности и эмоциональной удовлетворенности, гордость за принадлежность к своей семье, принципиальность, ответственность.

В семье с благоприятным климатом каждый ее член относится к остальным с любовью, уважением и доверием, к родителям - еще и с почитанием, к более слабому - с готовностью помочь в любую минуту.

Важный показатель благоприятного климата семьи – стремление ее членов проводить свободное время в домашнем кругу, беседовать на интересующие всех темы, вместе выполнять домашнюю работу, подчеркивать достоинства и добрые дела каждого, преподносить друг другу приятные сюрпризы, вместе путешествовать.

Неблагоприятный климат семьи ведет к депрессиям, ссорам, психической напряженности, дефициту в положительных эмоциях. Если члены семьи не стремятся изменить такое положение к лучшему, то само существование семьи становится проблематичным.

Общение в семье представляет собой отношение членов семьи друг к другу и их взаимодействие, обмен информацией между ними, их духовный контакт. Спектр общения в семье может быть очень разнообразным. Помимо бесед о работе, домашнем хозяйстве, здоровье, жизни друзей и знакомых оно включает в себя обсуждение вопросов, связанных с воспитанием детей, искусством, политикой, и так далее.

Удовлетворённость супругов общением зависит от степени совместимости их взглядов, ценностей. Не вызывает сомнения тот факт, что нервозность, неуравновешенность, замкнутость и другие отрицательные черты характера являются плохими спутниками семейного общения.

Однако не бывает идеального общения в семье, т.е. общения, состоящего только из согласия. Супружеские отношения неизбежно проходят через противоречия: ссоры, конфликты, и так далее. В этих случаях очень важно понять супругам позицию друг друга, поставить себя на его место.

В семейном общении очень важны нравственные принципы, главным из которых является - уважение другого, его «я». Нередко, после трудного трудового дня супруги стремятся сорвать своё плохое настроение на близких, дать выход накопившейся озлобленности. Они начинают ворчать, упрекать, делать замечания, кричать. В результате такой разрядки человек может получить временное облегчение, хотя последствия могут оказаться тяжёлыми. Одних начинают мучить угрызения совести за собственную неправоту и несдержанность. Других - обида за несправедливые обвинения и упрёки. В результате это способствует разрушению семьи.

Иногда полезно делать компромиссы, т.е. идти на уступки друг другу. Также очень важно уметь признавать свои ошибки, как право других ошибаться.

Очень важно почаще делиться своими мыслями, не скупиться на похвалу, добрые слова.

Основными компонентами культуры общения являются сопереживание, терпимость, уступчивость, доброжелательность.

Чем больше семья, тем сложнее распределение домашних обязанностей.

Законом семейной жизни является равномерное распределение обязанностей по ведению домашнего хозяйства между всеми членами семьи. Это параллельно является важным моментом в воспитании детей. Подрастая, дети берут на себя всё более сложные и ответственные обязанности по ведению домашнего хозяйства. В результате они реально помогают родителям, своей семье и отрабатывают у себя полезные привычки. Таким образом, бытовая атмосфера в семье формируется постепенно. Труд в семье обеспечивает необходимую гармонию во взаимоотношениях, гарантируя материальное благополучие. Работа по дому воспринимается как нечто неприятное, навязанное, но она очень важна и составляет основную часть семейных дел. Людям, на плечи которых ложится ее выполнять следует уделять особое внимание.

Бытовой труд выступает как средство проявления внимания друг к другу, заботливости, взаимного уважения. В этом выражается нравственный смысл домашнего труда, бытовых обязанностей. Трудолюбие предполагает определённую культуру труда. Работа по домашнему хозяйству весьма разнообразна, и здесь важны чуткое отношение, взаимопомощь, умение тактично поддержать друг друга.
Чем справедливее организовано в семье распределение обязанностей, чем более творчески относятся члены семьи к своим обязанностям, тем больше перспектив у судьбы брака. Хозяйственные стороны быта приобретают окраску высокой педагогики и истинного воспитания чувств. К этому следует относиться со всей серьёзностью ввиду того, чтобы не утратить способность нежно и преданно заботиться о других. Это качество взращивается в семье.

Таким образом, можно сделать вывод:
Семейная атмосфера - выделена в статье, как главная составляющая всех моделей. Отмечена ее уникальность, выраженная в чуткости восприятия перемен настроений членов семьи. При этом перемены в семейной атмосфере могут чувствовать только члены одной семьи. Коммуникация – как духовный контакт между членами семьи, распределение обязанностей – как снова благоприятных духовных взаимоотношений. Бытовой труд - как средство проявления внимания друг к другу, заботливости, взаимного уважения.

Для углубленного изучения данной тематики, было проведено исследование. Получены следующие результаты:
В анкетировании приняли участие 30 человек из них, респондентов мужского пола 55%, женского пола 45%, следующих возрастных категорий: от 18-25 лет – 35%, 25-35 лет – 35%, от 35-55 лет – 30%. По роду деятельности респонденты: работающий – 70%, студент – 20%, студент и работающий – 5%, не работающий – 5%.

На вопрос «Что включает в себя понятие «духовные ценности повседневной культуры семьи»?» респонденты 30% ответили «традиции, обычаи, нравы», столько же 30% респондентов выбрали «общение, распределение обязанностей, бытовая атмосфера». 70% семей респондентов состоят из двух человек, 12% семей включают троих, четверых членов. 80% респондентов общаются лично с членами семьи несколько раз в день, 15% несколько раз в месяц. Значение общения в семье 60% респондентов оценивают как очень важное, 35% как важное. Темой общения в семье у 40% респондентов является учеба. Нет четкого разграничения обязанностей у 60% респондентов, обязанности закреплены за каждым членом семьи у 30% опрошенных. В существование семейной атмосферы верят 45% респондентов, «скорее да, чем нет» ответили 40%. На открытый вопрос «Что Вы подразумеваете под «семейной атмосферой?» 35% ответили «уют», 20% «взаимопонимание», 15% «благополучие», 15% «взаимоотношения между членами семьи», 15% - «любовь». «Голубой – спокойный мирный» - 70% респондентов отнесли к цвету своей семейной атмосферы, 20% выбрали «красный – насыщенный, яркий». На вопрос «Чувствуете ли Вы, когда семейная атмосфера претерпевает изменения в лучшую или худшую сторону?» 50% ответили «да», 35% ответили «скорее да, чем нет». В результате оценки позиций в повседневной культуре семьи голоса распределились следующим образом: первое место по значимости разделили «общение» и «взаимопонимание» - 35%, «материальное благополучие» - посчитали важным 20% респондентов, «интерьер» - 10%. «Редко» проводят отдых всей семьей 70% респондентов, 20% регулярно. Получают удовольствие от совместного отдыха семьей 50% респондентов, 40% ответили «скорее да, чем нет». На вопрос «С каким чувством Вы чаще всего идете домой?» 50% ответили «наконец-то я отдохну», 30% выбрали ответ «очень соскучилась(ся) по домашним».

В заключительном вопросе анкеты нужно было «согласиться» или не «согласиться» с верностью данного утверждения: ««Чем выше уровень духовности семьи, тем больше оснований для семьи быть сплоченной, развивать способности и интересы, удовлетворять культурные потребности своих членов, успешно воспитывать детей, жить богатой нравственной и эмоционально-эстетической жизнью», 60% респондентов подтвердили верность данного утверждения, 40% ответили «скорее да, чем нет».

Таким образом, исследователь и автор статьи приходит к выводу, что на данном этапе развития общества, с ускоренным темпом жизни, высокой конкурентоспособностью на рынке труда, все большее значение для каждого человека приобретает семья, духовные ценности повседневной ее культуры. По результатам анкетирования, члены семей придают большое значение общению, знают, что такое семейная атмосфера, и стремятся к ее стабильности и укреплению. Дом, остается местом отдыха души и тела, взаимопонимания, любви и благополучия.

Литература
1. Афанасьева Т.М. “Семья”. М, 1988.
2. БЕДНЫЙ М.С., «Семья–здоровье–общество», М., 1986
3. Бердяев Н.А.. “Философия свободы”. М, 1990
4. Витек К. Проблемы супружеского благополучия.- М.,1988
5. Гаспорян Ю.А. Семья на пороге 21 века: социологические проблемы.- Спб.,1999
6.Голод С.И. Семья и брак: историко-социологический анализ.- Спб.,1998
7.Голод С.И. Стабильность семьи: социально-демографические аспекты.- Л.1984.
8. Гребенников И.В. “Основы семейной жизни”. М, 1991.
9.Дементьева И.Ф. Первые годы брака: проблемы становления молодой семьи.- М.,1991
10.Зацепин В.И. Молодая семья: социально-экономические, правовые, морально-психологические проблемы.- Киев,1991
11.Здравомыслова О.М. Российская семья на европейском фоне.- М., 1998
12.Кравченко А.И. Социология: учебное пособие.- М.,2002
13. Коломинский Я.Л.. “Человек: психология”. М, 1980.
14. Кон И.С.. "В поисках себя". М, 1989.
“Человек и его ценности”. М, 1988.
15. Леви В.Л. “Искусство быть собой”. М, 1974.
16. Леонтьев А.Н. “Деятельность. Сознание. Личность”. М, 1977.
17. Макаренко А.С. Сочинения. М, 1957.
18. ОСИПОВ Г.В., КОВАЛЕНКО Ю.П. «Социология», М., 1990
19. Основные концепции социологии семьи второй половины XIX -
начала XX веков Ревенко Н.В. (кафедра гуманитарных дисциплин, МГТУ)
20.ОщепковаА.П. Сибирская семья: особенности развития и формирования нравственности, культуры личности.- Томск,1996
21. Петровский А.В. “Популярные беседы о психологии”. М, 1982.
22. Рувинский Л.И. , А.Е. Соловьёва. “Психология самовоспитания”. М, 1982.
23.Сборник статей «Культура семейных отношений» М., 1985
24. Семья: XXI век. Проблемы формирования региональной семейной политики/ Аналитический вестник Совета Федерации ФС РФ. – 2002
25. ХАРЧЕВ А.Г., МАЦКОВСКИЙ М.С. «Современная семья и её проблемы М.,1978
26. Чуркин И.Ю. Семья как важнейший социальный институт || Социология и современное общество || учебное пособие.- Н.,1999.- Ч.3- С.62-73.
27. Юркевич В.С. “Выполнить себя”. М, 1986.
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008

[Александр Вакуров]

ФЕМИНИЗМ В ИСТОРИИ ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ МЫСЛИ ПРАВОВОЙ СТАТУС ЖЕНЩИНЫ В ДРЕВНЕМ МИРЕ


http://analiculturolog.ru/index.php?module...&pageid=561



Крыкова И.В.


.: Дата публикации 02-Декабря-2008 ::



Крыкова Ирина Викторовна,
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина

Аннотация. В статье анализируется проблема становления и развития правового статуса женщин, начиная с истоков ее зарождения и до принятия христианства. Автор уделяет особое внимание регламентации семейно-бытовых, имущественных отношений с участием женщин, а также степень их вовлеченности в общественную сферу.

Ключевые слова: мужчина, женщина, жена, права женщин.

Феминизм как борьба за достижение юридического равноправия полов, по мнению большинства исследователей, возник на рубеже XVIII – XIX веков. Равенство мужчин и женщин – это вопрос равенства человеческого существования. Вместе с тем, принятие прав женщин долгие века отставало от признания прав мужчин. Истоки социальной дискриминации женщин следует искать в глубокой древности. Без анализа правового положения женщин в ранние периоды истории, на наш взгляд, трудно представить целостную концепцию развития феминизма как общественно-политического движения за гражданские права женщин.

Как считают большинство исследователей, совершенно разные условия существования мужчин и женщин определило первичное разделение труда. Оно, как отмечает С.Г. Айвазова, утвердило за мужчинами «право на «внешнюю» деятельность, на освоение мира и господство над ним», а за женщинами – «право на рождение и воспитание детей, на обустройство дома и быта». [2, с. 12]. Однако и здесь, в доме женщины оказались подчинены мужскому авторитету. Мужчина, таким образом, выполнял роль субъекта истории, а женщина становилась объектом мужской власти. Вопрос о разделении труда, поставившем женщин в неравное, зависимое положение от мужчин, можно отнести к одному из самых спорных и загадочных в истории, и ответ на него, по мнению С.Г. Айвазовой, следует искать уже в первобытной эпохе – времени, когда и происходил этот процесс.

Современная наука не обладает точными данными о характере гендерного взаимодействия в самом далеком прошлом. Одни исследователи считают, что период каменного века (50-20 тыс. лет назад) был гендерно нейтральным, то есть «взаимоотношения между мужчинами и женщинами не имели в ту пору общественной значимости». [5, с. 17]. Другие полагают, что на раннем этапе истории человечества царил матриархат (от лат. мater - мать + греч. аrche – власть) - гипотетическая форма общественного устройства на ранних этапах развития первобытно-общинного строя, характеризующаяся доминирующей ролью женщины в семье, хозяйстве, общественной жизни. [11]. При этом счет родства и наследование ведется по материнской линии. Швейцарский ученый И.Я. Бахофен впервые выделил период матриархата и ввёл термин гинекократия (от греч. gyne, - женщина и kratos – власть) для обозначения этой предполагавшейся им универсальной стадии в истории человечества. Теория И.Я. Бахофена получила своеобразное продолжение в трудах американского этнографа и археолога Л.Г. Моргана, а также немецкого философа Ф. Энгельса. Поскольку этнология, археология и антропология так и не предоставили валидных доказательств существования матриархата, к 70-м годам ХХ века большинство антропологов пришли к выводу о том, что матриархат – это миф, выдуманный И.Я. Бахофеном.

Американская феминистка антрополог Риан Айслер утверждает, что матриархат в действительности предполагал партнерские отношения между женщинами и мужчинами, которые были разрушены с появлением «технологий войны», утвердивших превосходство грубой силы. [5, с. 17].

В пользу вероятности существования матриархата, по мнению ряда исследователей, говорят археологические данные, полученные в ходе раскопок самых ранних захоронений человека, свидетельствующих о равном статусе погребенных вне зависимости от их принадлежности к полу; древние мифы о господстве женщин; материалы, позволяющие интерпретацию существования женских божеств - глав пантеона, правительниц племен и государств и т.д. [5, с. 17-18].

Третья точка зрения на этот вопрос обосновывает суждение, согласно которому история человечества изначально складывалась как история мужского доминирования. Такое господство мужчин над женщинами принято обозначать понятием «патриархат».

По мнению С.Г. Айвазовой, не смотря на то, что ни одна из вышеприведенных точек зрения на характер гендерных отношений в доисторический период не получила окончательного признания, очевидным является другое: с появлением традиционного общества (т.е. приблизительно 7-5 тыс. лет тому назад) «патриархат стал узаконенной системой отношений между мужчинами и женщинами». [5, с. 19]

Следует отметить, что отношения власти между полами хорошо иллюстрируют нормы языка. Известно, что слова «мужчина» и «человек» во многих европейских языках совпадают (например, man в английском и l’homme – во французском), а понятие «женщина» подразумевает лишь значение «жена». [7, с. 23].

Проявление социальной дискриминации по признаку пола можно проследить уже в тот момент, когда рождается ребенок. В традиционном обществе предпочтение всегда отдавалось рождению сына. Так, например, в Древней Греции при рождении сына счастливые родители украшали дверь оливковыми ветвями. В древнем Иерусалиме бегали по улицам и провозглашали во всеуслышание: ”У нас родился сын!” [10]. О нем мечтали все женщины, его желали все мужчины: сына, наследника, который примет нажитое трудом состояние семьи и достойно его приумножит. Если же рождалась дочь, в этом чаще всего винили только женщину. В Аравийской пустыне с древних времен существовал обычай вырывать перед каждыми родами яму в песке, над которой мать рожала, сидя на корточках. Если ребенок, падавший в яму, был “всего лишь” девочкой, отец тотчас решал, засыпать ли над ней яму или, если девочек в племени не хватало, позволить ей жить. Нередко новорожденных девочек приносили в жертву божествам.

Когда дочь достигала “опасного” возраста - возраста половой зрелости, её чаще всего запирали под замок, отгородив от мира мужчин. Во многих древних цивилизациях можно встретить описания табу, окружавших девочку в момент первой менструации. Английский этнолог Дж.Дж. Фрэзер сообщает, что у некоторых народов девушки при наступлении первой менструации удалялась в маленькую, расположенную на отшибе хижину, где должны были жить в строжайшем затворничестве, которое в зависимости от местных обычаев могло продолжаться от нескольких дней до года. [10]. Все это время девочки считались «нечистыми», а значит «опасными для общества». Следует отметить, что женской менструации в древние времена часто приписывались губительные свойства (например, считалось, что «нечистая» женщина способна превратить вино в уксус, из-за неё молоко скисает, гибнет урожай, рвутся струны на арфах и т.д.). [2, с. 13].

В традиционном обществе женщина зачастую была обречена навсегда оставаться несовершеннолетней в гражданской жизни. В Древней Индии, согласно законам Ману, женщине в детстве полагалось быть под властью отца, в молодости – мужа, после его смерти – под властью сыновей, ибо «женщина никогда не пригодна для самостоятельности». [4, с. 51-52]. В Древнем Риме над женщинами устанавливалась постоянная опека, которая не зависела от наступления совершеннолетия. Обязательность наличия опекуна при женщине определялась, во-первых, общим ограниченным публично-правовым статусом лиц женского пола, во-вторых, считалась необходимой “в силу присущего женщине легкомыслия”. [9].

В большинстве случаев на начальных этапах традиционного общества, как полагают историки, «жена была рабой мужчины – главы семьи, который владел женщиной на правах частной собственности и мог поступать с нею так же, как он поступал с любой принадлежащей ему вещью». [5, с. 21]. Так, например, согласно своду законов Хаммурапи муж мог одолжить жену как рабочую силу другому, мог заложить жену и детей, если испытывал затруднения. За непослушание, лень, отказ от исполнения супружеских обязанностей супруг мог «побить свою жену, отрезать ей нос, выжечь на лбу рабское клеймо или прогнать ее, мог проткнуть ей уши у позорного столба». [10]. В Древнем Китае после замужества женщина становилась служанкой мужа и его родителей. Отец считался «представителем императора» в доме, и любое нарушение домашних устоев рассматривалось как нарушение устоев государства. От женщины не требовалось выделяться умом или талантами; лучшими женскими качествами считались робость, сдержанность и умение приспосабливаться к характеру мужа.

На Востоке кроме законной жены мужчина мог иметь побочную жену или несколько наложниц (особенно в случае бесплодия жены). В Древнем Китае их называли «вторая жена», «третья жена» и т.д. У евреев библейской эпохи было принято многоженство, при этом под страхом суровых наказаний требовалось, чтобы невеста была отдана супругу девственницей. В Греции закон предписывал мужчине строгую моногамию, но в его распоряжении были все служанки, рабыни, а вне дома он мог иметь сколько угодно подруг. При этом высшей формой любви признавалась любовь мужчины к мужчине (в Древней Греции гомосексуализм получил широкое распространение и, по мнению некоторых исследователей, был в какой-то степени эстетизирован). В Древнем Риме женщина после свадьбы переходила «в руку» к супругу. Ее внутрисемейный статус был подчиненным: она приравнивалась как бы к дочери, а муж приобретал над нею власть домовладыки. [9]

В большинстве древних цивилизаций женщина была бесправной во всех отношениях. Согласно законам Хаммурапи она не могла ни заключать договоров, ни ставить свою подпись - все только через опекуна. В древние времена, как правило, женщина не имела права собственности на имущество и была ограничена, а в некоторых странах (например, в Вавилоне) и вовсе лишена прав наследования. В Древнем Риме имущественные отношения супругов различались в зависимости от формы заключения брака по римскому праву: либо все имущество жены переходило к мужу, либо действовал принцип раздельности имуществ супругов. Женщины обладали ограниченной завещательной способностью (требовалось согласие опекуна; в более позднем римском праве женщины стали обладать почти совершенной свободой завещания в отношении лично ей принадлежавшего имущества). Женщина не могла предстать перед судом ни как истица, ни как свидетельница «вследствие непостоянства женского ума». [4, с. 51-52]

Как правило, женщины не могли требовать развода, таким правом чаще всего обладал только муж. В Древнем Китае муж мог разойтись без бракоразводного процесса, если жена «не оправдала надежд предков», т.е. была непослушна его родителям, бесплодна, распутна, болтлива и т.д. [4, с. 69-70]. Согласно Талмуду, муж мог развестись с женой, если она просто разбила блюдо в его доме, или если муж найдет более красивую жену. В Древней Греции развод также был свободен. Муж мог в любое время отослать жену из своего дома (правда, в этом случае он обязан был вернуть ей приданое, если только развод не был вызван изменой жены). Римский брак допускал развод супругов (в христианскую эпоху развод постепенно был запрещен). Расторжение брака сопровождалось выяснением причин развода, и виновная сторона несла имущественные санкции в виде потери своего добрачного имущества или штрафов.

Во всех без исключения традиционных обществах женщине предписывается строгое целомудрие. Супружеская неверность жены рассматривалась как величайшее предательство, за которое жена подвергалась страшным карам, вплоть до смертной казни. Согласно древнееврейскому обычаю, женщину за измену следовало побить камнями. В Древнем Риме прелюбодеяние жены могло караться домашней саморасправой, на которую имели право муж и отец жены. Её могли забить камнями, бросить в цирке на растерзание зверям.

Одна из проблем, встающих во всех обществах, где женщина находится под опекой, — это положение вдов. На Востоке в древние времена существовал обычай левирата, т.е. если женщина теряла мужа, то чаще всего её должен был взять в жены деверь или другой родственник мужа. Наиболее радикальным решением было заклание вдов над могилой супруга. В Древней Индии с давних времен существовал обычай сати (в переводе с санскрита означает «преданная жена») - самосожжение вдов, отменённый под влиянием женских организаций лишь в 1829 году.

Однако были в Древнем мире и исключения. В Древнем Египте женщины пользовались большей свободой, чем в других странах Востока. Они могли заниматься торговлей, получать профессию (например, ткачихи). Женщины могли присутствовать на праздниках. В Древнем Египте предки определялись по женской линии, и родословную всегда составляла мать семейства (её называли «небет пер» - «хозяйка дома»). [8, с. 54]. Традиции не запрещали женщине представлять государственные интересы. Известны несколько случаев в истории Египта, когда женщины становились фараонами (самой известной из них была царица Хатшепсут). Женщины могли владеть имуществом и распоряжаться им по своему усмотрению. Мужчина и женщина были равны перед законом. Женщины имели право подавать исковые заявления в суд и самостоятельно отстаивать там свои интересы. При заключении брака состоятельные египтяне заключали брачный договор, в котором оговаривали имущественные права сторон. Допускался развод, после которого женщина сохраняла право на повторное замужество. Обычно египтянин имел только одну жену; фараоны и знатные вельможи могли позволить себе нескольких жен и, кроме того, содержали наложниц, социальный статус которых был настолько высоким, что их дети могли наследовать царский престол.

Мир женщины в традиционном обществе был ограничен домом и семьей. Почти всегда после свадьбы жена переселяется в дом супруга — уже одного этого достаточно, чтобы продемонстрировать мужское превосходство. Например, согласно римскому праву, жена не могла жить одна, она была обязана следовать месту жительства своего мужа. Муж имел право заставить жену жить в своем доме, прибегнув для этого или к насильственным действиям, или к помощи властей.

В древние времена у многих народов для всех девушек и женщин, независимо от возраста, существовали особые женские покои, которые для надежности охранялись и закрывались на засов (в некоторых странах в женской части дома не было даже окон). В Древней Греции зажиточный грек-горожанин проводил большую часть времени вне дома, дискутировал на улицах и в общественных местах. Женщина должна была, напротив, жить замкнуто в т.н. гинекеях (от греч. gynaikeios — женский, gyne — женщина) - женской половине в задней части дома. Исключением была Спарта – единственный город, где женщина считалась почти равной мужчине.

Зачастую женщине не позволялось переступать дверной порог и одной выходить на улицу. У евреев библейской эпохи женщина не могла выйти на улицу без покрывала. Девушки из богатых и благородных семейств, выраставшие в замкнутом пространстве, учились выполнять повседневную домашнюю работу - готовить еду, прясть, ткать и шить, но больше ничему. Для представителей нижних слоев населения к этому объему домашних работ добавлялись еще помощь мужу в поле и ремесле. Все воспитание готовило их только к роли будущих жен. Они должны были оставаться целомудренными и, по существу, невежественными, довольствоваться лишь самыми ограниченными знаниями, проявлять покорность по отношению к родителям и супругу, выполнять религиозные предписания. [10].

В общественной жизни женщины, как правило, не участвовали или их участие играло второстепенную роль. В Древней Греции на массовые мероприятия, за исключением религиозных церемоний, женщину не пускали (например, всем женщинам под страхом смертной казни запрещалось присутствовать на Олимпийских играх). Только в эпоху эллинизма самостоятельность греческих женщин несколько выросла, они стали более активно получать образование, приобретать профессию.

Юридический статус римской женщины (mater familias, мать семейства, matrona) был выше, чем у греческой женщины. Как отмечает С. де Бовуар, «римлянка гораздо активнее вовлекается в общественную жизнь; дома она занимает атриум — центральное помещение жилища, а не отправляется в гинекей подальше от посторонних глаз», она «присутствует на трапезах, на празднествах, ходит в театр», «матрону называют domina (госпожа)». [3] Иногда они играют видную роль в истории: легендарные сабинянки, спасшие Рим, Лукреция, чьё самоубийство послужило поводом к изгнанию этрусских царей и др. Особым почетом в Древнем Риме пользовались весталки – жрицы богини Весты, поддерживающие в её храме вечный огонь как символ нерушимости государства. Весталки должны были хранить целомудрие, при нарушении этого обычая их заживо закапывали в землю или замуровывали. Весталки могли владеть имуществом, могли смягчить вынесенный приговор, к ним прислушивались даже императоры.

Несмотря на практически полную изолированность женщин из общественной жизни, потребность в их обществе была велика, так как именно женщина являлась главной носительницей высшего начала, перед которым преклонялся мужчина (особенно, грек или римлянин) – красоты в её высшей, законченной форме. Поэтому говоря о древней женщине как о свободной представительнице общества, зачастую приходится иметь в виду только гетер (от греч. — подруга, спутница) — образованных женщин, ведущих свободный и независимый образ жизни. Социальный статус гетер был достаточно высок, некоторые из них оставили свой след в истории античной литературы, искусства, философии и политики (например, Таис Афинская — возлюбленная Александра Македонского, Аспазия – жена и правая рука правителя Афин Перикла и др.).

Следует отметить, что во всех странах с древних времен одним из следствий порабощения «честной женщины» семьей являлось наличие проституции. Среди многих первобытных народов была распространена т.н. патриархальная (гостеприимная) проституция (обычай, когда хозяин предлагал свою жену или дочь гостю). Широко распространена в древние времена (особенно в Индии, Вавилоне, Древней Греции) была храмовая или священная проституция. Но чаще всего священная проституция переходила в проституцию законную, поскольку духовенство видело в подобной торговле средство наживы. В античные времена существовали публичные дома (в Древней Греции их называли диктерионы). Римлянке, желавшей заниматься проституцией, выдавалась licentia stupri (буквально «разрешение глупости»), причем она лишалась правовой и имущественной дееспособности.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что социальная практика дискриминации женщин зародилась давно и репродуцировалась веками, а возникшие во времена первичного разделения труда общества были патриархальными и строились на основе гендерной иерархии. С момента возникновения традиционного общества отношения между мужчинами и женщинами выступали как субъектно-объектные и были статусно неравными.

Брак в древние времена чаще всего представлял собой имущественную сделку, в результате которой жена становилась собственностью мужа. Поскольку она — собственность мужчины, как раб, скотина или вещь, он может иметь нескольких жен (а в случае моногамии – подруг, наложниц и т.д.); муж может разводиться с женами по собственной прихоти — общество не дает женщинам практически никаких гарантий.

Даже в те короткие периоды, когда женщина занимала относительно высокое социальное положение, будь то в Греции или Римской империи, это вовсе не было достижением женщин как части населения в целом, а касалось лишь ограниченного числа женщин, выступавших в роли столичных красавиц, украшавших собой любое общество и являвшихся непременным атрибутом роскошной жизни богатых людей. Если не считать эти блистательные исключения, древняя женщина влачила полурабское существование, редко покидая дом; во многих случаях женщина признается юридически недееспособной.
Таким образом, в условиях, когда в общественной жизни господствовали мужчины, а женщины не имели большинства гражданских прав, практически не обладали имущественными правами, не имели возможности получать сравнимого с мужским уровня образования, женщины утрачивали свое субъективное начало и превращались в объект собственности, инструмент деторождения.

Список литературы
1. Адам и Ева. Альманах гендерной теории / Под ред. Л.П. Репиной. – М.: ИВИ РАН; СПб.: Алетея, 2003.
2. Айвазова С. Русские женщины в лабиринте равноправия. – М., 1998.
3. Бовуар С. де. Второй пол. М-СПб., 1997. http://www.french-book.net/text/Biblio/Ru/...vtoroi_pol.html
4. Вологдин А.А. История государства и права зарубежных стран: Учеб. Пособие. – М.: Высш. шк., 2005.
5. Гендерные аспекты политической социологии. Учебное пособие /Отв. ред. С.Г. Айвазова, О.А. Хасбулатова. – М., 2004.
6. Дубинский М. Мужчины и женщина. – М.: Дрофа-Плюс, 2005.
7. Клименкова Т.А. Женщина как феномен культуры. Взгляд из России. – М.: Преображение, - 1996.
8. Культурология. История мировой культуры: Учебник для вузов / Под ред. Н.О. Воскресенской. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, Единство, 2003.
9. Основы римского частного права / В. Б. Романовская, Э. Б. Курзенин. http://law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1...,100075629#text
10. http://student.km.ru/ref_show_frame.asp?id...B93A23280727CEB
11. http://www.glossary.ru/cgi-bin/gl_sch2.cgi?R1dMg,y
.: Вернуться к статье АНАЛИТИКА КУЛЬТУРОЛОГИИ №3(12), 2008