Китайская притча, где мастер Дзен демонстрирует невозможность передать новые знания человеку, который сам полон этими знаниями, на примере полной чашки чая, особенно актуальна, в разговоре о юнговской типологии.
Мы все отравлены соционикой. Отравлены настолько, что соционическая призма полностью определяет наше восприятие юнговской типологии. Когда на одном из форумов, я попытался начать тему по юнговской типологии заранее обозначив что соционика не входит в тему, соционические интерполяции появились практически с третьего сообщения в топике! И дело тут даже не в том, что последняя является первоисточником, а соционика – не более чем производное от этого источника. Дело в том, что не смотря на то, что половина терминологии соционики всецело взята из юнговской типологии это две не просто различные, но мировоззренчески противоположные системы.
Мы рассмотрим основную противоположность этих двух систем ближе к концу работы, а сейчас я призываю читателя все же попытаться забыть о соционике как о факте и подобно Парсифалю в лесу слушать слова так, как будто вы их никогда раньше не слышали.
Начинать разговор о юнговской типологии имеет смысл с истории её возникновения. Материал для книги «Психологические типы» Юнг готовил почти двадцать лет, и эта работа по праву может считаться вершиной его опуса первой половины жизни и фундаментом для на тот момент еще не сформулированного учения. Вопреки ожиданию, в этой книге Юнг затрагивает множество психологических и философских вопросов, на первый взгляд далеких от психологических типов, начиная от трансцендентной функции символа и заканчивая четырьмя уровнями Души (понятие Анимы тогда еще не было введено). Для серьезного изучения этой книги нужна многолетняя академическая подготовка – читать её это сложный и серьезный труд, но плоды этого труда по настоящему огромны.
Толчком к созданию типологии для Юнга было столкновение с непониманием между между Адлером и Фрейдом, а позднее – уже между Фрейдом и ним сами.
Хорошо известно, что Фрейд в основу всех явлений психики, от психоза душевнобольного до гениального произведения искусства ставил сексуальный инстинкт. Несомненной заслугой Фрейда стало разрушение пуританских устоев и подготовка дороги сексуальной революции, о которой впервые заговорил другой его опальный ученик Вильгельм Райх. Однако научная достоверность этого взгляда может быть подвергнута существенной критики, если не сказать полному опровержению. Ведь если сексуальность есть в одинаковой степени, истинной причиной как психоза так и гениальности, мы стираем между ними границу, а изучение состава камня Базилики Святого Петра, ничего не скажет о её культурном и историческом значении.
С другой стороны, Адлер противопоставил Фрейдовскому пансексуализму теорию, согласно которой все может быть объяснено с точки зрения Воли к Власти и Комплекса неполноценности. По своему теория Адлера тоже вполне логична – любой ребенок из за своих ограниченных по сравнению с взрослыми возможностей испытывает комплекс неполноценности, однако может ли исходя из этого быть в одинаковой степени объяснено психотическое расщепление и создание культурных шедевров?
Если в науке столкновение теорий решается экспериментальной практикой, то здесь это оказалось невозможно – практикующие и по той и по другой системе, имели свой процент «излечений», «ремиссий» и «сопротивлений».
Очевидно, что и Фрейд и Адлер выдвигая свои теории, отталкиваются от чего то глубоко для себя значимого, и находящегося в самой основе их психологической структуры. Поэтому вполне понятно решение Юнга искать объяснение их разногласиям исходя из их психологии.
Так Фрейд представляет собой пример крайней экстравертной установки. Здесь Объект всецело доминирует над субъектом. Объект – эротически привлекателен, и идеал – это полное слияние с объектом, которому препятствует интроецированные субъективные моральные запреты. При этом внутренний мир, оказывается чем то вроде помойки в которую сбрасываются все, совсем уж негодные влечения. Выздоровление по Фрейду – это торжество «принципа реальности» (то есть объектной реальности) над субъективно архаичными темными влечениями бессознательного.
Позиция Адлера оказывается прямо противоположной. В ней объект, (внешний мир, мир взрослых) изначально враждебен. Комплекс неполноценности – не более чем интроецированное отношение взрослых к ребенку. Противодействием этой агрессии объекта, оказывается выстраивание внутренней защиты «бастиона Эго», на этот раз не против бессознательного (субъекта) но против внешнего мира, с которым субъект находится в состоянии постоянного противостояния.
Таким образом, позиция Фрейда является однозначно экстравертной а позиция Адлера – интровертной.
Здесь мы должны заметить крайне важное следствие – экстраверсия и интроверсия практически всегда скомпенсированы своей противоположностью в бессознательном. Разница между экстравертом и интравертом не в том, что один не имеет внутреннего мира, а другой ничего не знает об объективной реальности – такая «Экстраверсия» и «интроверсия» встречается только у кататоников и гебефреников. Их разница в том, что один более приспособлен к миру внутреннему, откуда получает цельную информацию, (в том числе и о внешнем мире) а другой – к миру внешнему. И здесь мы сталкиваемся с принципиальным фактом, основопологающим для юнговской типологии – противоположная сознательной установки оказывается одновременно наиболее слабой в плане развития, и наиболее сильной в плане психической энергии. Иными словами, вторжение противоположной установки в сознание в лучшем случае оказывается временным ослеплением, а в худшем – одержимостью. Иными словами, противоположная установка всегда бессознательна и слепа, но при этом обладает огромной силой действовать на сознание как удав на кролика.
Здесь мы должны обратить внимания на первые парадоксы типологии, которые практически всегда упускают начинающие исследователи. Так в человековедении Джордана, на которое ссылается Юнг в «Психологических типах», интровертный тип называется «более страстным», а экстравертный – «менее страстным». Казалось бы – все должно быть в точности до наоборот – ведь страсть это энергия направленная на объект. Однако у экстравертного типа, эта энергия равномерно и органично распределена между тысячей и одним явлением, «соблазнить», «зачаровать» экстраверта крайне сложно (если не затронута подчиненная функция) тогда как интроверт в обычной ситуации дистанциированный от объекта в ситуации страсти оказывается «весь в процессе», который захватывает до самых глубин бессознательного.
Еще один парадокс, связан с известным пониманием Воли к Власти. Здесь общепринятое прочтение этого понятия прямо противоположно тому как оно используется у Юнга. Ведь в жизни на власть и превосходство обычно ориентированы экстраверты – прекрасно разбирающиеся в малейших тонкостях социальных иерархий и храбро бросающиеся на освоение новых вершин! Тем не менее Юнг приписывает «волю к власти» именно интроверсии, понимая её скорей как стремление «отделиться» (разделяй и властвуй) и максимально обособиться от объекта, так чтобы за стенами внутреннего замка чувствовать себя максимально защищенным. С этой целью из этого замка могут совершаться разного рода «разведки боем», которые будут иметь очень неплохой результат, однако суть в том, что интроверт может взаимодействовать с объектом по возможности «на своей территории», проводя жесткую границу между собой и другим.
Изучая историю, Юнг обнаружил ряд интересных параллелей известного ему конфликта установок Фрейда и Адлера. Одним из наиболее интересных таких конфликтов была история взаимоотношений Ницше и Вагнера.
В истории этих двух великих людей, показательно то, что каждый из них стал жертвой своей бессознательной установки. Так интроверт Ницше утвердивший волю к власти оказался во власти Диониса, утверждающего тотальное уничтожение субъекта в объекте, а экстраверт Вагнер, не смог противостоять очарованию христианского мифа, одержавшего его из бессознательного.
На ранних этапах своего исследования Юнг отождествлял экстравертную установку с мышлением а интровертную – с чувством, однако чем глубже и детальнее он открывал новый материал, тем больше Юнг понимал, что невозможно объяснить все исключительно установками.
Так понадобилось ввести понятие Функций. Функций всего четыре – ощущение, мышление, чувства и интуиция. При этом каждая из этих функций может иметь ту или другую установку, поэтому получается восемь функций. Легче всего запомнить сущность функций следующим описанием: «ощущение посредством органов чувств, говорит нам что есть нечто, мышление говорит что это такое, чувство – какова ценность этого, а интуиция – какие возможности и перспективы несет это явление».
Противоположными функциями являются мышление и чувство, или ощущение и интуиция. То есть невозможно одновременно беспристрастно анализировать явление и определять его ценность, как невозможно присутствовать «здесь и сейчас» и быть обращенным к будущим возможностям.
Если до сих пор, основной понятийный инструментарий не расходился с соционикой, то с этого момента мы должны абстрагироваться от нее. Ибо если соционика делает основной акцент на социальном взаимодействии (доминанта – экстарверсия) и придает значение прежде всего двум главным функциям (то есть ведущей и вспомогательной) то в юнгианской типологии наиболее значима диалектика доминирующей и подчиненной функции, и основной акцент делается на самопознании (интроверсия).
Подчиненная (четвертая) функция обладает огромным значением в юнгианской типологии, ведь именно она и есть те врата, в которые входит бессознательное. Она – тот вечный «другой», который одновременно пугает и манит, отталкивает и притягивает. Тень, Анима, Самость, практически всегда проходят по подчиненной функции.
Но поразительная вещь – соционика в принципе не замечает драмы подчиненной функции! Согласно соционическим расчетам – наиболее проблемной является третья функция, которая называется у социоников «болевой». Действительно, до определенного момента, третья функция представляет немалую проблему, поскольку она гораздо больше «заражена» бессознательными содержаниями чем вторая. Ученица Юнга Иоланда Якоби называет эту функцию «загрязненной» или «контаминированной», что естественно указывает на её проблемность. Но загрязненную функцию в процессе индивидуации возможно очистить, интегрировать, сделать куда ближе к сознанию чем изначально. А вот четвертая, подчиненная и полностью бессознательная функция в принципе не может поддаваться корректировки.
Самое лучшее что можно сделать с четвертой функцией, это осознать её как универсального «другого» в «себе», и по возможности установить сознательное взаимодействие, с фигурами которые появляются оттуда. Но сделать её полностью «своей» невозможно как невозможно «выпить море» или достичь состояния «стабильного богоподобия».
Впрочем, в отдельных случаях прыжок в бессознательное может дать возможность достигнуть так называемого «срединного уровня» о котором писала Мария Луиза Фон Франц. Однако во первых это невозможно до кризиса середины жизни, а во вторых, даже в этом состоянии тонкая грань между подчиненной функцией и всеми остальными все равно будет сохраняться.
Подчиненная функция – это Ахиллесова пята, жала в плоть, данное человеку, чтобы защитить его от иллюзии богоподобия. Прорыв подчиненной функции это в лучшем случае сильнейшее потрясение а в худшем жизненная катастрофа, не оставляющая камня на камне от прошлой стабильности. Поэтому существует чисто Юнгианская поговорка «если вы считаете что интегрировали четвертую функцию – значит вы с ней еще не встречались».
Таким образом основной акцент юнговской типологии делается на исследование диалектического взаимодействия первой и четвертой функции, тогда как соционический акцент делается на исследовании работы доминирующей и вспомогательной функции, то есть сознательного психотипа. Все просто – интровертная типология Юнга акцентирована на внутренние процессы, инспирированные подчиненной функцией, а экстравертная соционика – на внешние, социальные процессы, и максимальную адаптацию в общем процессе.
Юнгианская типология, ни в коем случае не претендует на то что эта типология может ответить на все вопросы. Очевидно что помимо установки и функций существует достаточно категорий определяющих уровень и индивидуальность человека. К тому же представитель одного типа, может быть как «в бессознательном компоте» (то есть находится в состоянии до вычленения ведущей функции), в односторонности (когда действует только одна сознательная функция), адаптивности (действие доминирующей и вспомогательной функции) и индивидуированности (когда интегрирована третья или загрязненная функция). Кроме того, в одних случаях человек проживает жизнь не подозревая о сложностях подчиненной функции, а в других, подчиненная функция жестоко врывается в сознание с самого начала, делая человека откровенно несносным в общении.
Итак ключевой идеей, является то, что мы можем определить психотип человека не столько по наиболее акцентированной функции (поскольку человек может жить на одной из вспомогательных) сколько на том, где человек наиболее слаб.
Мыслительный тип наиболее уязвим в области чувств. Мария Луиза Фон Франц не раз приводила в своих работ хрестоматийный фильм с участием Бриждит Бардо «Голубой бархат» где университетский профессор, случайно оказавшийся в кабаре, выслеживая провинившихся студентов, по уши влюбляется в местную певичку и в итоге оказывается клоуном в её услужении.
Так же очень часто мы можем наблюдать совершенно архаичные ценностные суждения, от весьма развитых мыслителей. Тонкости ценностной шкалы зачастую ускользают от них, и все восприятие сводится к двум противоположностям – «хорошо» или «плохо».
Разница между подчиненным экстравертным и интровертным чувством, в том, что прорыв экстравертного чувства оказывается бурей в которую невольно оказываются вовлечены окружающие. Интроверт оказывается загипнотизирован внешним объектом и это втягивает объект и его окружение в динамичный процесс который чаще всего оказывается скандалом. С другой стороны, неразвитые интровертные чувства мыслителя чаще всего оказываются скрыты – так очень часто уже после смерти, случайно Из случайно обнаруженного тайного дневника, становится известно, что тот или иной абсолютный рационалист всю свою жизнь хранил чувство к «девочке с пепельными волосами» испытанное лет эдак в четырнадцать.
С другой стороны, чувствующий тип абсолютно бессилен против прорывов своего подчиненного мышления. Так, на чувствующий тип, примитивные идеи зачастую оказывают буквально гипнотическое действие, при чем наиболее это бывают наиболее примитивные мысли и идеи.
Мышление чувствующего типа представляет собой ужасающую смесь чувств и мыслей по принципу «Приятно следовательно правильно». Иными словами любые неприятные факты либо игнорируются, либо произвольно наделяются другими качествами. Подчиненное мышление умудряется делать ужасающие подтасовки. Одним из наиболее характерных порождений подчиненного мышления является пресловутая «политкорректность», в которой любые факты – будь эти факты, даже основаны на твердой научной статистике принципиально игнорируются.
Скажем, статистически известно что чувствующих типов среди женщин больше чем мыслительных. Этот факт, будучи подтвержден статистикой, может быть поводом для самых разных, и зачастую противоположных выводов. Однако подчиненное мышление основанное на идее абсолютного тождества мужчин и женщин (а значит любое неравенство есть дискриминация) просто объявляет эту идею «неполиткорректной» и игнорирует или подтасовывает факты. Примеры подобного абсурда давно ставшие темой для анектодов – лучшая иллюстрация действия подчиненного мышления.
Подчиненная интуиция чаще всего выражается в страхе перед будущим. Как наиболее неразвитая функция у ощущающего типа, подчиненная интуиция вырывает его из плотного и надежного материального ощущения «здесь и сейчас» в пространство неопределенных будущих перспектив из которых практически все кажутся негативными. Эта функция в принципе не способна делать позитивные прогнозы, и когда один раз из пятидесяти они все таки сбываются, потерпевший крах с скрытым удовлетворением произносит сакраментальное «я же знал»!
Другим проявлением подчиненной интуиции является конкретизация духовного. Буквалисткое прочтение символов, начиная от креацианизма с упорством маньяка доказывающего что нашему миру восемь тысяч лет, и заканчивая различными ченеллингами принимающих послание своего бессознательного за послания инопланетян, является порождением подчиненного ощущения. Всякий раз когда очередной поклонник того или другого литературного произведения говорит что этот выдуманный мир реален, имея в виду не его духовную реальность, как активную силу коллективного бессознательно, но как материальное существование в «параллельной реальности» можно смело говорить о подчиненной интуиции.
С другой стороны, подчиненное ощущение может выражаться в полном бессилии в материальных вопросах, переходящие в настоящий ужас перед ними. Так же подчиненное ощущение выражается в глобальной неспособности организовать свое пространство и время хотя бы удовлетворительным образом.
Следует отметить что прорыв подчиненной функции происходит в состоянии измененного сознания. Вот почему отчеты о психоделических опытах столь различны – одни полностью уходят в миры воображения, (подчиненная интуиция), другие – наоборот – начинают остро переживать окружающую реальность (подчиненная сенсорика), третьи (наименее склонные к размышлениям) начинают выстраивать абсурдные логические структуры (подчиненное мышление) тогда как четвертые становятся особенно эмоциональны (подчиненное чувство). Впрочем, надлежащей статистики в этой области нет и мы можем говорить только скорей о тенденциях, нежели о закономерности.
Говоря о подчиненной функции следует учитывать, что здесь затрагивается проблема «абсолютно другого». То есть и тень, и анима, и Самость взаимодействуют с сознанием через врата подчиненной функции. Вот почему так часто бывает что одно и то же качество вызывает враждебность в представителях своего пола, и помимо воли притягивает и очаровывает в представителях пола противоположного. Здесь же мы можем найти ответ на вопрос, почему столь отличны различные концепции божественного (Самости) от «бога разлитого в природе» (ощущение), бога как Логос и Свет (мышление), источника Любви и тепла (чувство) или чего то принципиально иного (интуиция). Правда здесь мы сталкиваемся с тем, что одни выбрали ту или иную модель восприятия сакрального из-за нуминозного прорыва подчиненной функции, тогда как другие – из стремления к удобству и максимального соответствия сознательной установки. В первом случае Бог оказывается «абсолютным другим» во втором подчинен доминанте сознания. Надо ли говорить, что только первая позиция имеет потенциальность индивидуации.
Источник:
Касталия. Краткое изложение юнгианской типологии.
