|
Дамы и господа, в прошлой лекции вы на примерах могли убедиться, сколь мучительна и сложна проблематика, связанная с тенью. Столкновение с теневым содержанием бессознательного – поистине мучительный кризис идентификации для любого. Даже небольшое соприкосновение с тенью вызывает подлинно экзистенциальные муки. Потому абсолютное большинство и предпочитают находиться в эдемском неведении насчёт своего бессознательного.
Сегодняшняя лекция посвящена Аниме и Анимусу. Перед тем, как приступить к анализу этих архетипов, я считаю необходимым привести цитату из Карла Густава Юнга: «Если тень является задачей для подмастерья, то анима – это уже задача для мастера». Только тот, кто имел непосредственное соприкосновение с тенью, способен оценить, что значит «задача для подмастерья».
Согласно определению, Анима является женской частью психики мужчины, а Анимус – мужской частью психики женщины. В этом отношении Юнг заново, уже через психологическое знание, открывает древнюю истину, что на психическом уровне мы все являемся андрогинами.
Анима и Анимус обильно представлены в мифах. В патриархальной культуре, к коем мы и принадлежим, на пути индивидуации мужчины мифология Анимы проявлена гораздо более полно, нежели мифология Анимуса.
Итак, начнём с мифологии. В мифах Анима в позитивном аспекте представляет принцессу, которую необходимо спасти (символика спасения принцессы будет рассмотрена подробнее в дальнейшем), либо являет собой проводника (наиболее известные примеры подобной функции Анимы – Беатриче из «Божественной комедии» Данте, а также различные женские образы, как то Елена и Мария из «Фауста» Гёте). Анима выступает в роли проводника лишь на достаточно высоких ступенях индивидуации, когда преодолены её опасные аспекты и она освобождена от господства материнского архетипа. На низких же ступенях Анима ещё смешана с материнским образом и являет себя в опасных фигурах глубинного бессознательного, как например, сирены, гарпии, русалки и злые колдуньи (последние скорее чисто материнский образ).
Юнг выделял четыре уровня развития Анимы – Ева, Елена, Мария и София. Лично я не совсем согласен с некоторыми деталями, но здесь я воспроизвожу классификацию так, как она описана у Юнга.
Первая, самая нижняя стадия развития Анимы – Ева. Юнг, наверное, имел в виду не Еву, дарующую Адаму яблоко и тем самым освобождающую от рабства бессознательности, а скорее, изначальную праматерь, то есть тот уровень сознания, когда женское начало ещё не отделено от материнского. Здесь мы можем привести архаичные мифы об умирающих сыновьях-любовниках, не отделимых от великой и могучей матери.
Каждый из вас, вероятно, видел мужчин, находящихся на этой стадии развития. Это «маменькины сынки», чья активность полностью поглощена материнским образом. Они могут быть гомосексуалистами или создавать такое впечатление, также могут выглядеть обычными семьянинами, но их всегда можно узнать по особой «смиренности» в глазах. Их эротическое начало как будто выключено, потому они производят впечатление «целомудренных», но это сомнительное достоинство, если подразумевает незрелость сексуальной стороны личности. Уместнее сказать, что они просто кастрированы материнским образом.
Следующим уровнем развития Анимы является Елена. Вероятно, Юнг имел в виду Елену Троянскую, чья красота развязала войну между Элладой и Троей. Образ, на мой взгляд, выбран несколько неудачно, но саму суть можно понять – это тот уровень, в котором эротизм уже проявлен и отделён от материнского начала, но не отделим от стремления к обладанию и агрессии. Если первый уровень Анимы можно отождествить с растительной стадией, то второй –уже с животной, что, конечно, несколько лучше кастрированной покорности уровня Евы.
Третий этап развития Анимы Юнг определяет как Марию. Опять же – для современного человека более чем трудно понять, что же имеется в виду, ибо мы чётко отождествляем Марию с материнской функцией. Юнг определяет Аниму-Марию как архетип духовной сестры, проводника. Мне кажется, что определить Аниму третьего уровня как Афину было бы более уместным. На этой стадии индивидуирующийся достаточно освобождается от диктата сексуальности и оказывается способен воспринимать женщину, как друга. Здесь уже может возникать зрелое сотрудничество, и идивидуант достигает зрелого, человеческого уровня.
Высший уровень Анимы – София. Теперь мы говорим о религиозно-мистическом постижении женского. «Вечная женственность, мы устремлены к тебе!» – этот крик Фауста был обращён именно к Софии.
Впрочем, София – это лишь одной из её имён, и для нас, полностью чуждых христианству, оно не всегда подходит. Вечная женственность носит огромное количество имен. Для меня, как для телемита, это прежде всего Нюит – повелительница бесконечного неба, и Бабалон – богиня запредельной страсти. Индуист может апеллировать к Кали, Парвати, Лакшми, в каббалистической традиции мы можем найти супругу бога – Шекину.
Важно помнить, что когда мы достигаем следующего уровня развития, предыдущее не исчезает совсем, и какая-то часть Анимы остаётся в прежних, уже пройденных формах. Вот почему на любом уровне развития сознания необходимо беречься кастрирующей матери и падения в инстинктивные аспекты.
В нашей душе всегда действуют два женских архетипа – Анима и материнский, и от того, какому из них мы отдаём предпочтение, зависит исход их психологического противостояния. Для удобства Анима будет определяться как динамическое женское, тогда как архетип опекающей матери – как статическое женское. Дабы проиллюстрировать разницу между этими двумя архетипами, я предлагаю рассмотреть следующий сон, который был увиден мною в период осознавания Анимы:
«Я сижу на скамье в электричке. Мы проезжаем какую-то станцию, которая в жизни – обычный полустанок, во сне – вся из неоновых огней. Справа в вагон зашла женщина. Она очень красива, яркие, чёрные волосы, от неё исходит какая-то огромная дионисийская мощь, в руках у неё гитара, на которой она собирается играть. Её песня – это вызов всему застывшему, она говорит, что надо идти с ней, идти через ад, и только сильный может выдержать это. Я наблюдаю за женщиной, испытывая восхищение и страх, но тут в вагон с другой стороны входит другая женщина, в сопровождении странного мужчины, я точно знаю, что этот мужчина одет в прозрачную бычью шкуру. У неё светлые волосы, и она играет на каком-то классическом инструменте, типа арфы, и тотчас все начинают слушать её, она поёт о том, какой прекрасный и безмятежный мир она создаёт из всего, к чему прикасается. Всякий, слушающий её, никогда не будет страдать. Весь вагон застыл от её волшебства, будто первая женщина словно и не появлялась, и мужчина стал примерять на всех бычью шкуру, и с людьми в процессе этого стало что-то происходить, они обретали какое-то странное счастье. Страшное счастье! И вот он подходит ко мне и пытается натянуть на меня бычью шкуру, а я сопротивляюсь изо всех сил. И в этот миг сопротивления я постигаю, что есть только две силы, и мы должны выбирать, за кем идти».
Ниже я приведу цитату из романа Дмитрия Мережковского, с великолепным мастерством художника нарисовавшего архетип материнского давления и тех несчастных, которые оказались под его властью:
«Не влюблены ли мы в маминьку, как Алёша в свою богородицу?
— Маминька! Голубица моя! Возьми меня к себе! – стонет, как томная горлица, краснокожий штабс-капитан Гагин.
— Малюточка моя, – утешает маминька,—жалею и люблю тебя, как только мать может любить своё дитятко. Да будет из наших сердец едино сердце Иисуса Христа!
А генерал майор Головин, водивший некогда фангорийцев в убийственный огонь Багратионовых флешей, теперь у маминькиных ног—лев, укрощенный голубкой.
Старая, больная, изнурённая, более на мертвеца похожая,— а я понимаю, что в неё влюбиться можно. Страшно и сладостно сие утончённое кровосмешение духовное: детки, влюблённые в маминьку. Только дай волю и затоскуешь о желтеньких глазках, как пьяница о рюмке». (Д.Мережковский «Александр первый»)
Мережковский со свойственной ему интуицией вскрывает сущностную подноготную эдипова комплекса задолго до робких попыток Фрейда разобраться в этой проблеме. Инцестная сила – эта сила стремления назад, в утробу, уподобиться ребёнку, отказаться от себя. Это не биологический феномен, как думал Фрейд, а психологический.
Какова же антитеза? Истинная Анима – вечная мятежница, противостоящая образу матери. Это Лилит, дарующая плод познания и приказывающая уйти прочь из детского рая. К сожалению, в литературе не так много чистых образов истинной Анимы – на память я могу привести Гермину из «Степного волка» Гессе и Сабину из романа Милана Кундеры «Невыносимая лёгкость бытия».
У невротика практически всегда Анима поглощена материнским архетипом. Архетипический мотив освобождения Анимы от дракона или мачехи является метафорой данного процесса.
Не только великая опекающая мать угрожает Аниме. Не меньшая опасность для неё – в доминировании патриархального первопринципа, символизируемого великим отцом. Старый царь, Кощей бессмертный, колдун Клинзор представляют образы такого типа.
Эта символика актуальна в случае патриархально-устроенной психики. Анима представляет в нас спонтанность, творчество, игру, которая не свойственна патриарху, одержимому отцовским началом. Внешне это выражается в особой зажатости, догматичности, косности мышления. Изгнанная из поля сознания, Анима в конце концов превращается в злобную фурию, раздавливающую впавшее в гордыню одностороннее патриархальное эго.
Эта динамика отражена, к примеру, в романе «Смерть в Венеции» Томаса Манна, где пожилой литератор, для которого ничего не существует, кроме работы, вдруг влюбляется в юного мальчика, видя его тёмным языческим богом, Дионисом, далее медленно сходит с ума и умирает. Очевидно, что всё вытесненное в бессознательное имеет свойство накапливать силы. И в один прекрасный момент оно прорывается, разрушив слаженный сознательный мир напрочь.
Чем больше Анима вытеснена из сознания, тем беспомощнее мужчина в отношениях с женщинами. Крутые мачо, оказывающиеся под каблуком у самых ничтожных женщин,—яркое тому подтверждение. Дело в том, что поскольку женские качества таких мужчин глубоко подавлены и находятся на самом низком уровне, самые ничтожные и инфантильные женщины вызывают у них проекцию Анимы.
Существует обратная опасность, когда Аниме отдаётся вся власть, вследствие чего мужчина становится капризным, инфантильным и полностью теряет свои мужские качества. Внимательный наблюдатель заметит, что в таком случае речь уже идёт не столько о Аниме, сколько о поглотившей её матери. Впрочем, время от времени каждый мужчина испытывает на себе разрушительные аспекты своей Анимы в том или ином варианте, и только тот, кто имеет навыки интроспекции и самоанализа, способен им противостоять.
Анима представляет неразвитые чувства, Анимус – скорее неразвитые убеждения. Женщина, одержимая Анимусом, становится сверхдогматичной, неуступчивой, консервативной. Она может выстраивать сложные логические конструкции, которые лишены только одного – изначального верного посыла. Таких женщин Юнг называл «чёрным солнцем», и действительно, по моим наблюдениям, символ чёрного солнца оказывается для них очень значимым и часто встречающимся в фантазиях и рисунках.
Ложную логику Анимуса не следует путать с подлинной логической функцией, точно так же как неразвитые чувства Анимы не синонимичны чувствующей функцией как таковой. Это очень тонкий вопрос, понимание которого приходит только с опытом наблюдения себя и других.
Женский Анимус также имеет четыре уровня эволюции. На самом раннем уровне он неотделим от отцовского образа – женщина «всего лишь дочь». Мужчина для таких женщин должен быть неким опекающим отцом или диктатором. Яркую иллюстрацию такого типа отношений представляет нам Райнер Фасбиндерр в фильме «Марта».
На следующей стадии Анимус представлен внешним лоском и социальной успешностью. Бизнесмены, маклеры, адвокаты, персонифицируют такой тип Анимуса.
Более высокий третий уровень – поэты, художники, творцы. Женщина, способная оценить изысканность и утончённость мужчины, а не примитивный биологический ранг, находится на уже достаточно высоком уровне развития.
Четвёртая стадия, как и в случае с Анимой, – трансличностная, сверхчеловеческая, где Анимус представляет некое вселенское мужское начало – дух.
В работах Юнга по понятным причинам тема Анимы разработана гораздо лучше, чем Анимуса, но работы некоторых его учениц – Марии Луизы Фон Франц и Марион Вудмен, прекрасно компенсируют этот пробел.
Обращаясь к данной классификации, нельзя забывать, что это исключительно приблизительная, двухмерная схема, которая может только немного объяснить многомерные просторы психэ. Порой даже на низких уровнях могут проявляться символы более высоких ступеней, как и наоборот – в какой-то момент достигший постижения Анимы на четвёртом уровне иногда опускаться на второй. Психическую жизнь невозможно уместить ни в одну схему, только многолетнее наблюдение способно дать нам хоть какую-то уверенность в собственном анализе.
Следующая лекция будет посвящена слову. Его силе и слабости. Его мудрости и глупости. Насколько сильно слово и где кончаются границы его владения. И помните: Слово – это не просто слово.
Рекомендованная литература: Карл Юнг «Душа и земля», «Брак как психологическое отношения», «Об архетипах, а в особенности о понятии Анима», Эрих Нойманн «Происхождение и развитие сознания», Марион Вудмен «Опустошенный жених», Мария Луиза фон Франц «Психология сказки», Герман Гессе «Степной волк»
|
