Старуха волшебным образом трансформирует жизнь Якоба, как будто бы он во сне прислуживает ей в облике белки, до тех пор, пока он случайно не наталкивается на траву, которая его пробуждает. После этого он спешит к матери, не обращая внимания и не понимая, что окружающие люди смеются над ним, называя уродливым карликом. Когда он встречается с матерью, мать повторяет предыдущий сценарий эмоциональной реакции, гневается на уродство сына, не признает его, гонит, на самом деле, в глубине испытывая стыд. Стыд испытывает и Якоб. Индикатором стыда может быть еще и одеревенелость тела, которое возникло по пути домой во время пристыживания.

Гауф, не подозревая, описал в своей сказке реакцию стыда и возможные сопутствующие эмоциональные реакции и отклики.

Так случилось, что эту сказку читала своим детям одна из участниц «терапевтических групп», посвященных теме «Стыда в клинике нарциссических, зависимых, психосоматических расстройств».

По идее, терапевт на определенном этапе своего развития может научиться любить в клиенте то, что он(клиент) считает уродливым и постыдным. Следуя этой логике, мама вместе с Якобом могли бы обнять старуху и с любовью одарить ее богатством своего урожая. Но для большинства людей, так же как и для персонажей сказки, даже намек на возможное переживание стыда выводит за пределы контакта с собой и с социумом, за которыми можно остаться, переживая одиночество, неуверенность, никчемность, неуместность, а можно, унижаясь, сохранить свое место рядом с людьми. 

Стыд – глубоко социален, и регулирует отношения между людьми, их дистанции и границы в глобальном поле человеческих взаимоотношений.

Любой стыд, возникающий в процессе терапии, вызывает ответные чувства у терапевта, т.к. оба ( и терапевт, и клиент) находятся в одном поле стыда. Он блокирует контакт, вызывая страх стыда, стыд стыда, гнев, разочарование, телесную скованность, внутреннюю пустоту, паралич действий у обоих. Но, если терапевт умеет «любить» и принимать то «уродливое», чего стыдиться клиент и сам терапевт, то контакт сохраняется, т.е. чувство движется навстречу чувству.

Не всегда стыд у терапевта, возникающий в процессе терапии, связан с его историческим опытом. Например, некоторым становится стыдно за то, что им не стыдно, когда клиент стыдиться.

Я осознаю, что мой стыд – это про мое бессилие и беззащитность перед лицом стыда другого человека, который может меня захватить и погрузить в свои переживания. Это отвратительное состояние, в котором я чувствую, что меня загоняют в угол, и я, вместе со своим клиентом, превращаюсь в какую-то точку на грани небытия.

Правда, потом, совершая определенные усилия, цепляясь друг за друга, за обрывки воспоминаний, попытки ощутить связь с предметами вокруг, через какой-то период возвращаешься из небытия и пустоты, где ты - никто, в нечто и кое-что, выводя клиента, примерно, на тот же уровень, где мы, практически без слов, понимаем друг друга. Это помогает быть чувствительным к объединяющей нас: боли, чувству ничтожества, неуместности, как нечто общему, существующему в поле между нами. И, уже через боль и осознанное переживание этой неуместности, нелепости, выходим на уровень зрелого стыда. Мы можем продолжать контакт, уже не через телесные переживания, а вербально, осознавая нюансы, детали того, что произошло между нами. Хотя внутри может остаться щемящий кусок огня, жжение, напоминающие о том, где ты побывал. Они могут локализоваться на поверхности тела(например, в виде покраснения в области тела), могут локализоваться внутри тела( как ощущение чего-то давящего в груди). 

Мне кажется, если я дистанцируюсь от стыда другого во время терапии, то я обязательно выхожу в высокомерную позицию, и, как бы я не хотел, я становлюсь стыдящей фигурой для клиента и невольно усиливаю его стыд. Т.е. если во время терапии поднимается тема стыда, то в этот момент невозможно находиться в отстраненной позиции, и стыд терапевта является ключом доступа к душевным переживания клиента.

Переживание стыда можно описывать терминами пустоты внутри и снаружи, в которой нет никого, или в которой только «никто», «ничто» и «выжженная пустыня», залитая «анестетиком», в которой нет ничего живого(полная блокада и паралич чувств, мыслей, действий).

Переживая подобное, человек может оказаться в каком-то другом измерении, одновременно находясь среди людей (деперсонализация). На мой взгляд, Гауф упоминает об этом, описывая семилетний период жизни Якоба в доме старухи, когда он совершенствовался в мастерстве повара, будучи белкой, находясь в собственном сновидении.

Переживание стыда табуировано обществом. Стыдиться – стыдно, страшно, его нельзя показывать, но он проявляет себя через телесные эквиваленты: невозможность смотреть в глаза, скованность, желание спрятаться, отвернуться, убежать, исчезнуть, сгореть, провалиться (телесно тяжело, плохо). Одновременно с этим тело деревенеет, привычные движения становятся прерывистыми, нарушается дыхание, происходит общее замирание, застывание, опустошенность. Все, что связано с оценкой – связано со стыдом (я боюсь, что увидят мое «уродство», «несовершенство», «неуместность», «неумелость», неспособность любить, мою недостаточность как мужчины или женщины, и т.д), чаще оценивают сексуальность, телесные особенности, профессиональную компетентность, интеллектуальное развитие.

Стыд инициирует и поддерживает многие психологические защиты, делая их застывшими и ригидными, превращая в характер или в психосоматическое развитие.

 

Андрей Кабаков,

Иваново,

2015