Считаю над этим надо думать.
Г.В.Ф. Гегель. Феноменология духа.
Отрывок о научном сознании.
…этот путь есть сознательное проникновение в неистинность являющегося знания (научный разум заранее знает, что знание, явившееся ему сразу, является неистинным, и ему предстоит еще проникнуть в его суть), для которого самое реальное – это то, что поистине есть скорее лишь нереализованное понятие (научное знание понимает, что истина явления почти всегда скрыта, и поэтому об истинной реальности, состоящей из этих явлений, можно иметь понятие, догадываться, но полностью она не откроется никогда, не реализуется). Этот доводящий себя до конца скептицизм (приведенное выше понимание есть научный скептицизм, и неотъемлемо от науки, главный признак научного мышления) не есть поэтому и то, благодаря чему, быть может, серьезное рвение к истине и науке мнит себя подготовленным и вооруженным для овладения ими (т.е. научное знание, благодаря встроенному скепсису, понимает, что без дополнительной помощи в познании предмета интереса ему не обойтись), - т.е. благодаря намерению не полагаться в науке на авторитет чужих мыслей, а все самолично проверить и следовать только собственному убеждению, или, еще лучше, все самолично произвести и считать истинными только собственные действия (но с другой стороны оно понимает, что ощущение истинности дает только исследование собственной убежденности).
– Последовательность формообразований, которые сознание проходит на этом пути, есть, напротив, подробная история образования самого сознания до уровня науки (в процессе научного познавания научное сознание должно пройти как бы курсы повышения квалификации, т.е. обучиться, первичные догадки образоваться до приемлемого уровня науки). Указанное намерение представляет образование в простом виде намерения непосредственно исполненным и совершившимся; но этот путь по сравнению с этой неистинностью есть действительное осуществление (т.е. сначала образуется намерение насчет истины интересующего явления, но реальность этого явления создается как научение этому явлению, и только трудный путь к истине интересующего является научным, происходит действительное осуществление реальности первоначального интереса к явлению). Следовать собственному убеждению, конечно, лучше, чем полагаться на авторитет; но превращение мнения, основанного на авторитете, в мнение, основанное на собственном убеждении, не обязательно приводит к изменению содержания его и к замене заблуждения истиной (есть два пути, по которому может двигаться научное знание: с помощью основывания на авторитете самых умных в этом вопросе людей, и основываясь на собственном убеждении. Но оба пути не гарантируют замены первичного заблуждения истинным знанием ) . Придерживаются ли системы мнений и предрассудков потому, что полагаются на авторитет других, или потому, что исходят из собственного убеждения, - разница здесь лишь в тщеславии, присущем последнему способу (и в том и другом случае мы можем в конце концов иметь вместо знания, набор мнений и предрассудков, относительно предмета первичного интереса. Но способ, основывающийся на авторитете стороннего мнения, тешит тщеславие исследователя).
Скептицизм, направленный на весь объем являющегося сознания, напротив того, только делает дух способным к исследованию того, ЧТО такое истина, заставляя отчаиваться в так называемых естественных представлениях, мыслях и мнениях (безразлично, называют ли их собственными или чужими), которыми еще наполнено и обременено сознание, ПРЯМО приступающее к исследованию, но благодаря этому фактически неспособное к тому, ЧТО оно собирается предпринять. (научный скептицизм, которому подвергается весь объем являющихся мыслей, делает дух всего навсего способным к исследованию того, что такое истина. Он только дает качество сознанию, но не само знание. И в то же время заставляет отчаиваться в т.н. естественных представлениях мыслях и мнениях сознания, которое готово НЕПОСРЕДСТВЕННО исследовать истину. Скептическое знание, поэтому, фактически неспособно познать истину, поскольку истина есть непосредственное наблюдение, в которое скептическое знание не верит)
Выделенный текст - Гегеля, в скобках мой.
Это уже отрывок об истине.
….Это изложение, представленное, как отношение науки являющемуся знанию и как исследование и проверка реальности познавания, не может, по-видимому, обойтись без какой либо предпосылки, которая полагается в основу в качестве критерия. (Здесь речь идет о том, что наука – это проверка являющегося знания на реальность. Знание, проверяющееся на реальность не может обойтись без критерия, критерий есть предпосылка реальности.)Ибо проверка состоит в приложении некоторого принятого критерия, а в получающемся равенстве или неравенстве с ним того, что проверяется, состоит решение вопроса, правильно ли оно или неправильно; и критерий вообще, а также и наука, если б она была критерием, при этом принимается за сущность или за в-себе [-бытие]. ( Слово сущность здесь значит безусловное существование наблюдаемого. Существование – это существование в-себе, само по себе. Условия существования вещи находятся в самой вещи, поэтому она существует в себе. Т.е. если критерий есть вещь, безусловно существующая, только тогда знание, сравниваемое с критерием по этому признаку, может считаться реальным знанием) Но здесь, где наука впервые выступает на сцену, ни у нее самой, ни у чего бы то ни было, нет основания считаться сущностью или в-себе [-бытием], а без этого проверка, по видимому, не может иметь места. (Если взять старт научного познавания, то здесь научное знание не существует само по себе, т.е. как такового знания еще нет. Поэтому для фиксации его в сущность, или бытие-в-себе, необходим процесс сравнения являющегося знания с критерием)
Это противоречие и его устранение обнаружится определеннее, если мы припомним прежде всего абстрактные определения знания и истины в том виде, в каком они выступают в сознании. (Определения знания и истины хранятся в нашей голове в виде абстракции, в виде представления, т.е. фактически они не существуют) А именно, сознание отличает от себя нечто, с чем оно в то же время соотносится;(Здесь описывается процесс обращения сознания к абстракции в целом, как мне кажется) или, как выражаются, оно есть нечто для сознания;(Сознание выделяет в самом себе нечто) и определенная сторона этого соотношения или бытия «нечто» (von Etwas) для некоторого сознания есть знание.(и это нечто должно быть пригодно без изменения для любого сознания, не только для того, которое ощущает это нечто. Так сознание определяет для себя знание. На самом деле, по-моему, эта фраза гораздо глубже, поскольку она вводит еще и соотношение сознаний, и стороны соприкосновения сознаний в знании. Наверное это требует отдельного рассмотрения) Но от этого бытия для чего то иного мы отличаем в-себе-бытие (существующее отдельно от нашего знания). То что соотнесено с знанием, в свою очередь отличается от знания и устанавливается как обладающее бытием также и вне этого соотношения; эта сторона этого «в-себе» называется истиной. (Та сторона вещи, которая открывается нам, является знанием о вещи, но для вещи главная часть та, которая позволяет ей существовать без нас, та часть, которая позволяет вещам существовать в-себе (безусловно, независимо) и есть истина этих вещей). Как собственно обстоит дело с этими определениями, мы здесь рассматривать не будем, ибо поскольку наш предмет – являющееся знание, то и его определения принимаются прежде всего так, как они непосредственно даны, и из того, как они были постигнуты, явствует, что они даны. (Расплывчатость и неназываемость определений, даваемых Гегелем, вызвана тем, что он показывает явление сознания, переход от несуществования к существованию. Поэтому можно говорить о том, что Гегель определяет первичные ощущения сознания. Кстати, отсюда можно легко уходить в сторону того, что именно дается сознанию)
Если же мы исследуем истину знания, то мы, по-видимому, исследуем то, что оно есть в себе. (Понятие истины касается и самого сознания, что оно есть само по себе, в-себе) Но в этом исследовании оно есть наш предмет, оно есть для нас; и то, что оказалось бы его «в-себе», было бы таким образом, скорее его бытием для нас. То что мы утверждали бы бы в качестве его сущности, было бы скорее не его истиной, а только нашим знанием о нем. ( Выделен парадокс истинного знания, истинно в нем ( существует в-себе) то, что мы знаем о нем) Сущность или критерий исходили бы от нас, и то, что следовало бы сравнивать с этим критерием и о чем, в итоге этого сравнения, должно было бы воспоследовать решение, не обязательно должно было бы признать его. (Т.е. неизбежно будет пропущен один такт проверки истинности самого знания)
Но природа предмета, который мы исследуем, избавляет нас от этого разделения или этой видимости разделения и предпосылки. (Здесь нам помогает сама природа предмета, избежать этого парадокса самоопределения знания, ложности ощущения истинности знания для-себя) Сознание в себе самом дает свой критерий, и тем самым исследование будет сравнением сознания с самим собою; ибо различение, которое только что было сделано, исходит из него. В сознании одно есть для некоторого иного, или: ему вообще присуща определенность момента знания; в то же время это иное дано не только для него, но также и вне этого отношения, или в себе; это момент истины. (Как мне кажется, здесь Гегелем признается, что истина есть динамический момент, когда сознание признает себя истинным, и поэтому начинает ощущать, что истина лежит вне его, что истина есть определяющее, для существования вне сознания, позволяющая вещи пребывать в-себе, непознанным. Я могу ошибаться, я много раз медитировал над этим предложением, и каждый раз вижу в нем разное). Следовательно, в том, чтО сознание внутри себя признает в качестве в-себе [-бытия] или в качестве истинного, мы получаем критерий, который оно само устраивает для определения по нему своего знания. ( В результате этого феерического моментального процесса, описанного в предыдущем предложении, сознание получает критерий истинного) Если мы назовем знание понятием, а сущность или истинное – сущим или предметом, то проверка состоит в выяснении того, соответствует ли понятие предмету. (Чтобы упростить вопрос образования в сознании истины и знания истины, знание принимает глагольную форму, и низводится до понятия, ту же часть, позволяющую вещам существовать в-себе – предметом, сущим. Дальше процесс упрощается, и сводится к приведению понятия сущему. Причем не надо забывать, что это универсальное деление, касающееся всего на свете, поскольку стоит у самого истока образования сознания) Если же мы назовем сущность или в-себе [-бытие] предмета понятием и будем, напротив, понимать под предметом понятие как предмет, то есть так, как он есть для некоторого иного, то проверка состоит в выяснении в выяснении того, соответствует ли предмет своему понятию. Очевидно, что то и другое – одно и то же. ( Еще один парадокс сознания, нам все равно, назвать ли сущим предмет, или назвать ли сущим понятие о предмете. Соответственно на противоположной стороне мы получим тоже либо в-себе-бытие, либо понятие о предмете. Дальнейший такт сознания будет один и тот же, соотнесение понятия с истиной) Главное, однако, в том, - и это надо помнить на протяжении всего исследования, - что оба эти момента, понятие и предмет, бытие для иного и бытие в себе самом, входят в само исследуемое нами знание и, следовательно, нам нет необходимости прибегать к критерию и применять при исследовании наши выдумки и мысли; отбрасывая их, мы достигаем того,что рассматриваем суть дела так, как она есть в себе самой и для себя самой.
Я заметил, что практически во всех дискуссиях все споры рано или поздно упираются в эти два аспекта сознания.
Поэтому заранее обсудив эти вещи, мы экономим кучу дискуссионного времени.
Полная версия: Научное сознание и истина
Психотерапевт Александр Вакуров. Форум. > Статьи Александра Вакурова > Double bind, "Матрица" и все все все...
Вот это:
и это:
вызывает истинное уважение
Честно говоря, не просто "не дочитал", а вообще не смог прочесть даже предложения. Я сейчас (последнюю пару недель) так устаю, что всё, что мне доступно для чтения - это тупой юмор, и чем примитивнее, тем лучше. Измотал себя так, что аж заболел (простуда, лежу, отпаиваю себя чайком).
Цитата
Считаю над этим надо думать.
Г.В.Ф. Гегель. Феноменология духа.
Г.В.Ф. Гегель. Феноменология духа.
и это:
Цитата
Выделенный текст - Гегеля, в скобках мой.
вызывает истинное уважение
Честно говоря, не просто "не дочитал", а вообще не смог прочесть даже предложения. Я сейчас (последнюю пару недель) так устаю, что всё, что мне доступно для чтения - это тупой юмор, и чем примитивнее, тем лучше. Измотал себя так, что аж заболел (простуда, лежу, отпаиваю себя чайком).
Дело в том, что здесь есть очень много перекликающихся смыслов.
С Бейтсоном тем же самым.
С тем, что действительно, всю информацию надо делить на два потока данных.
Сущностные, и коммуникативные.
И что истина - это не сущность, а все что есть сразу, и ни то и не другое.
Что прежде, чем приступить к размышлению, лучше сразу решить, что такое истина.
А еще лучше - ощутить всем дискутирующим вместе.
Если вызовет интерес - можно продолжить, т.к. трудновато найти заинтересованную аудиторию, для чтения Гегеля
Ты не болей давай, выздоравливай.
Чаек с чорной смородиной выручает.
С Бейтсоном тем же самым.
С тем, что действительно, всю информацию надо делить на два потока данных.
Сущностные, и коммуникативные.
И что истина - это не сущность, а все что есть сразу, и ни то и не другое.
Что прежде, чем приступить к размышлению, лучше сразу решить, что такое истина.
А еще лучше - ощутить всем дискутирующим вместе.
Если вызовет интерес - можно продолжить, т.к. трудновато найти заинтересованную аудиторию, для чтения Гегеля
Ты не болей давай, выздоравливай.
Чаек с чорной смородиной выручает.
Спасибо, лежу и пью чай.
Пью и ...., а потом снова лежу.
Пью и ...., а потом снова лежу.
Мне трудно говорить о НАУЧНОМ познании, так как никогда не понимал, о чём это, но просто о познании у меня есть один текст, опубликованный на одном из форумов, где разгорелась битва между священником, энелперами и другими людьми:
Ребята, мне бы хотелось на секундочку остановить нас в этой "дискуссии".
Чем мы с Вами занимаемся? Нет, правда, давайте задумаемся и посмотрим, чем именно мы тут занимаемся?
Тот же вопрос, который я задавал отцу Антонию, мне хочется задать и всем присутствующим. О намерениях, и о том, что нами движет здесь.
Хотелось бы кое-что отделить друг от друга.
1. Отношения.
Каждый из нас различными (приемлемыми, допустимыми, привычными и знакомыми себе) способами занимается отношениями с другими участниками дискуссии (по собственному выбору, естественно, или - по выбору его привычных личностных программ и паттернов)
И любой из размещаемых тут текстов может быть средством справления этих отношений. Естественно, это наиболее незаметный слой в намерениях участников, но наиболее мощно влияющий на их выборы:
- на что обращать внимание
- на что не обращать внимания
- как именно обращать внимание и реагировать
- какие формы реакции выбирать
- интенсивность и адекватность отклика
- устойчивость внимания на выбираемой теме
и т.д.
2. Познание.
Каждый стремится:
- открыть для себя что-либо новое,
- либо - утвердить либо картину мира, свойственную именно ему (позиционировать во внешнем мире и головах собеседников, либо подтвердить и укрепить для себя)
Мне был бы интересен второй пункт (Познание), хотя иногда я скатываюсь на хулиганство и различными способами "делаю ЭТО" 
Не призываю ни прекращать что-либо, ни начинать что-либо. Просто мне хотелось бы, чтобы мы назвали то, что здесь происходит.
Это было во первых.
А во вторых - подробнее о пункте втором.
Как я говорил, есть разные способы участвовать в процессе познания.
Это:
1. Укреплять свои представления о мире, максимум - уточняя и корректируя что-либо в своих представлениях.
2. Стараться повлиять на представления других людей, приводя их представления в соответствие со своей картиной мира.
3. Исследовать и проверять свою картину мира (представления о предметах, явлениях, процессах, феноменах, категориях, понятиях и т.д.). Здесь же можно указать исследование чужих катрин мира, понятий и категорий, используемых другими людьми, и - обогащение своей картины мира. Часто это может происходить путём вовлечения в этот увлекательный процесс и другого человека, в результате чего обогащаются картины мира обоих людей. Люди обмениваются категориями и понятиями, и даже могут создавать совместно принципиально новые понятия и категории (как для себя и другого, но и вообще новые).
4. Четвёртый способ предполагает подъём на логический уровень выше. Исследование не самих картин мира, а способов создания и проверки картин мира - своих и чужих.
Я так понимаю, что четвёртый способ нам сейчас недоступен, но хотя бы третьим мы могли бы заняться.
Чаще же здесь могу наблюдать только первый или второй способ: укреплять свои представления или попытки (безуспешные) влиять на чужие.
Мы спорим о вещах, которые невозможно доказать или внедрить другому.
"Спор - это наилучших способ для того, чтобы спорящие ещё больше укрепились в своей правоте"
Конечно, трудно не среагировать, когда Другой заявляет о чём-то, что совершенно противоречит твоим представлениям и убеждениям. Я и себя нередко ловил на возмущении и подростковых протестных реакциях. А потом напоминал себе, что мир разный. и истин и правд столько, сколько моделей мира (людей), а может - и больше.
Может, мы начнём с формирования общих правил?
Например, не употреблять термин "гипноз", как некий абсолютный и одинаково понимаемый феномен, а говоря о чём - либо, из мыслей и идей другого - говорить "Гипноз", как его понимает отец Антоний", "гипноз, в представлениях Александра Вакурова", "НЛП в представлениях hilosophy, религия в представлениях Gala, и т.д.
Мне кажется, что при введении (разработке) таких простых правил, основания для многих разногласий и споров просто исчезнут.
Не о чем станет спорить нам. А вот исследовать мы можем начать. И интереснейшее и вкуснейшее путешествие может приключиться с нами!
Ребята, мне бы хотелось на секундочку остановить нас в этой "дискуссии".
Чем мы с Вами занимаемся? Нет, правда, давайте задумаемся и посмотрим, чем именно мы тут занимаемся?
Тот же вопрос, который я задавал отцу Антонию, мне хочется задать и всем присутствующим. О намерениях, и о том, что нами движет здесь.
Хотелось бы кое-что отделить друг от друга.
1. Отношения.
Каждый из нас различными (приемлемыми, допустимыми, привычными и знакомыми себе) способами занимается отношениями с другими участниками дискуссии (по собственному выбору, естественно, или - по выбору его привычных личностных программ и паттернов)
И любой из размещаемых тут текстов может быть средством справления этих отношений. Естественно, это наиболее незаметный слой в намерениях участников, но наиболее мощно влияющий на их выборы:
- на что обращать внимание
- на что не обращать внимания
- как именно обращать внимание и реагировать
- какие формы реакции выбирать
- интенсивность и адекватность отклика
- устойчивость внимания на выбираемой теме
и т.д.
2. Познание.
Каждый стремится:
- открыть для себя что-либо новое,
- либо - утвердить либо картину мира, свойственную именно ему (позиционировать во внешнем мире и головах собеседников, либо подтвердить и укрепить для себя)
Мне был бы интересен второй пункт (Познание), хотя иногда я скатываюсь на хулиганство и различными способами "делаю ЭТО"
Не призываю ни прекращать что-либо, ни начинать что-либо. Просто мне хотелось бы, чтобы мы назвали то, что здесь происходит.
Это было во первых.
А во вторых - подробнее о пункте втором.
Как я говорил, есть разные способы участвовать в процессе познания.
Это:
1. Укреплять свои представления о мире, максимум - уточняя и корректируя что-либо в своих представлениях.
2. Стараться повлиять на представления других людей, приводя их представления в соответствие со своей картиной мира.
3. Исследовать и проверять свою картину мира (представления о предметах, явлениях, процессах, феноменах, категориях, понятиях и т.д.). Здесь же можно указать исследование чужих катрин мира, понятий и категорий, используемых другими людьми, и - обогащение своей картины мира. Часто это может происходить путём вовлечения в этот увлекательный процесс и другого человека, в результате чего обогащаются картины мира обоих людей. Люди обмениваются категориями и понятиями, и даже могут создавать совместно принципиально новые понятия и категории (как для себя и другого, но и вообще новые).
4. Четвёртый способ предполагает подъём на логический уровень выше. Исследование не самих картин мира, а способов создания и проверки картин мира - своих и чужих.
Я так понимаю, что четвёртый способ нам сейчас недоступен, но хотя бы третьим мы могли бы заняться.
Чаще же здесь могу наблюдать только первый или второй способ: укреплять свои представления или попытки (безуспешные) влиять на чужие.
Мы спорим о вещах, которые невозможно доказать или внедрить другому.
"Спор - это наилучших способ для того, чтобы спорящие ещё больше укрепились в своей правоте"
Конечно, трудно не среагировать, когда Другой заявляет о чём-то, что совершенно противоречит твоим представлениям и убеждениям. Я и себя нередко ловил на возмущении и подростковых протестных реакциях. А потом напоминал себе, что мир разный. и истин и правд столько, сколько моделей мира (людей), а может - и больше.
Может, мы начнём с формирования общих правил?
Например, не употреблять термин "гипноз", как некий абсолютный и одинаково понимаемый феномен, а говоря о чём - либо, из мыслей и идей другого - говорить "Гипноз", как его понимает отец Антоний", "гипноз, в представлениях Александра Вакурова", "НЛП в представлениях hilosophy, религия в представлениях Gala, и т.д.
Мне кажется, что при введении (разработке) таких простых правил, основания для многих разногласий и споров просто исчезнут.
Не о чем станет спорить нам. А вот исследовать мы можем начать. И интереснейшее и вкуснейшее путешествие может приключиться с нами!
Цитата
вызывает истинное уважение
Вот как раз бы хотелось не увожения, а понимания.Не меня, а вопроса.
Мож все таки, прочтешь, как нибудь?
Слово за словом, а там и осенит
Я обязательно собрался читать.
Уже решил, как полегче станет - возьмусь за текст.
У меня ж с тобою уже не раз было. Сначала не очень понимаю, а потом классные вещи.
Уже решил, как полегче станет - возьмусь за текст.
У меня ж с тобою уже не раз было. Сначала не очень понимаю, а потом классные вещи.
Первую часть осилил. Здорово. Многое про меня.
Надеюсь, это про всех нас.
И первый и второй отрывок.
Иначе - даже прогнозировать не хочется
И первый и второй отрывок.
Иначе - даже прогнозировать не хочется
Я тебя только сегодня вспоминал.
Бертран Рассел: знание вещей и знание истин
Цитата
Блинов А.К.
В аналитической философии теория познания всегда занимала особое и даже привилегированное положение, будучи одной из тех немногих философских дисциплин, правомерность принадлежности которой к философии практически никогда не ставилась под сомнение. Изучение человеческого познания, его предпосылок, природы и границ традиционно считается здесь важнейшей задачей философского исследования. Обычно познание понимается как процесс приобретения знаний, то есть как процесс, в ходе которого происходит переход от незнания к знанию. Интересно отметить, что принятый в англоязычной философской литературе термин эпистемология чаще всего истолковывается именно как теория знания ( theory of knowledge ), что вполне соответствует той центральной роли, которую категория знания играет в подавляющем большинстве концепций аналитической эпистемологии. Такие темы как: что такое знание; как мы приобретаем знание; чем знание отличается от "простого мнения"; до каких пределов мы можем полагаться на знание других людей; что мы можем противопоставить характерному для скептицизма отрицанию возможности знания – занимают подобающее место в исследованиях по аналитической теории познания.
В современной аналитической философии сформулировано большое число различных эпистемологических теорий. Эти теории часто расходятся между собой по тем или иным важным вопросам содержательного характера. Тем не менее, всех их объединяет специфический "аналитико-философский" стиль или форма философствования, для которых характерным является, во-первых, рассмотрение любых философских проблем прежде всего через призму анализа языка ("лингвистический поворот"), во-вторых, активное задействование определенной технической терминологии и, в-третьих, высокий уровень требовательности (принимаемых стандартов) по отношению к доказательности и аргументированности выдвигаемых положений. Кроме того, в значительной степени единой остается предметная область аналитических эпистемологических исследований, с ее концентрацией на знании и проблеме его обоснования. Типичной в этом отношении является эпистемологическая концепция, представленная в работе Бертрана Рассела "Проблемы философии" (1902).[1]
В теории познания Рассела важную роль играет различие между двумя видами знания: знанием вещей и знанием истин. Эти виды соответствуют двум разным смыслам, в которых вообще может использоваться слово "знать". Прежде всего оно применяется в том смысле, в котором мы знаем "данные, поставляемые нашими органами чувств". Другой возможный смысл относится к нашим мнениям или убеждениям, к тому, что согласно Расселу, называется суждениями.
Прежде всего, Рассел подробно останавливается на знании вещей, выделяя в нем два типа: знание по знакомству и знание по описанию. Выше уже шла речь об этих видах знания (см. § 2.2.6). Рассел подчеркивает, что знание вещей по знакомству значительно проще любого знания истины и логически независимо от него. Знание же вещей по описанию, наоборот, всегда включает в качестве источника и основы определенное знание истины. С какого же рода "вещами" возможно непосредственное знакомство, не нуждающееся ни в каком логическом выводе или предварительном суждении? Согласно Расселу, прежде всего, это – данные наших органов чувств. Например, сидя за письменным столом, мы непосредственно воспринимаем его цвет, форму, твердость, гладкость и т.п., и именно эти чувственные данные, составляющие в совокупности воспринимаемый нами образ стола, и суть те "вещи", с которыми мы непосредственно знакомы. Это, однако, вовсе не означает, что тем самым мы получаем непосредственное знакомство со столом как с физическим объектом! Наоборот, знание стола как физического объекта Рассел характеризует как типичный случай знания по описанию. Описание имеет тут примерно следующий вид: "Стол есть физический объект, который вызывает такие-то и такие-то ощущения", то есть мы имеем описание стола посредством чувственных данных. Здесь мысль Рассела движется вполне в русле классической феноменалистской традиции британского эмпиризма. Впрочем, Рассел не останавливается на этом, считая, что адекватный анализ нашего знания невозможен, если наряду с чувственными данными не учитывать некоторые другие виды вещей, с которыми также возможно непосредственное знакомство.
Первое, что необходимо добавить к знакомству с нашими непосредственными чувственными данными – это знакомство по памяти, то есть, знакомство с теми данными наших органов чувств, которые мы в настоящее время непосредственно не воспринимаем, но которые сохранились в нашей памяти. Этот вид знакомства делает возможным наше знание о прошлом. В качестве следующего добавления Рассел рассматривает так называемое знакомство по интроспекции, или самосознание, являющееся источником знания об отдельных состояниях нашего сознания. Мы не только видим солнце, мы осознаем наше "видение солнца", мы не только хотим есть, мы осознаем наше "желание есть". По Расселу, это "видение солнца" и "желание есть" выступают в качестве особых объектов, с которыми мы также оказываемся непосредственно знакомы. Здесь важно иметь ввиду, что самосознание вовсе не тождественно сознанию себя в целом, то есть сознанию собственного Я. Иными словами, знакомство с содержанием нашего сознания еще не означает непосредственного знакомства с собственной личностью.
"Когда мы пытаемся всмотреться в самих себя, мы по-видимому, всегда наталкиваемся на некоторые отдельные мысли и чувства, а не на "Я", которое имеет мысли и чувства".[2]
В этой связи Рассел ставит следующий вопрос: можно ли утверждать, что кроме отдельных состояний нашего сознания, мы непосредственно знакомы также и с нашим Я? Ответ самого Рассела на этот вопрос звучит достаточно осторожно: хотя возможность непосредственного знакомства с нашим Я кажется весьма правдоподобной, все же нельзя однозначно утверждать, что такое знакомство несомненно имеет место. Колебания Рассела станут понятны, если ознакомиться с возможными доводами, которые он выдвигает в пользу такого рода знакомства. По существу, эти доводы выглядят не слишком убедительно. Рассел пишет:
"Мы знаем истину 'Я знаком с такими-то чувственными данными'. Трудно видеть, как бы мы могли знать эту истину, или даже понимать, что здесь имеется ввиду, если бы мы не были знакомы с чем-то, что мы зовем 'Я'".[3]
Возражение, которое здесь можно выдвинуть, заключается в следующем. Не вполне ясно, почему суждение о собственном знакомстве с чем-то обязательно должно включать в качестве непосредственных конституент только "вещи" с которыми мы также должны быть непосредственно знакомы. К примеру, мы знаем истину "Юлий Цезарь был знаком с Марком Антонием". Однако, как Юлия Цезаря, так и Марка Антония мы знаем только по описанию. Так что, вполне можно себе представить, что и в суждениях о том, что Я знаком с тем-то и тем-то, некоторые из таких конституент (например, "Я") известны нам именно по описанию (примерно того же типа, который мы имели выше, в случае со столом): "Я – это духовный объект, которые обладает сознанием таких-то и таких-то чувственных данных".
Примечательно, что Рассел не ограничивает область предметов, о которых возможно знание по знакомству, только "конкретными существующими вещами". Он утверждает, что кроме таких вещей мы также можем иметь непосредственное знакомство с универсалиями, то есть, общими идеями, такими как "белизна", "различие", "братство" и т.д. Здесь проявляется своебразный платонизм Рассела, достаточно последовательно проводимый им в книге "Проблемы философии". Правда расселовское обоснование самой возможности знания-знакомства универсалий вызывает определенные вопросы. Рассел, прежде всего, рассматривает универсалии, которые представляют так называемые "ощущаемые качества", такие как цвет, вкус и т.п. и говорит, что эти качества "проявляются" ( are exemplified ) в чувственных данных, с которыми мы – согласно его теории – как раз и находимся в отношении непосредственного знакомства. Здесь, конечно, легко возразить, что чувственные данные знакомят нас каждый раз с каким нибудь конкретным проявлением того или иного "качества" (цвета, вкуса и т.п.) а не с универсалией самой по себе. Рассел и сам отмечает, что, например, когда мы видим какое-нибудь белое пятно, мы всегда знакомимся с конкретным пятном. Но – продолжает он – после многократного наблюдения различных белых пятен, мы легко научаемся выделять посредством абстракции ("абстрагировать") общую им всем белизну и, тем самым, знакомимся с белизной самой по себе.[4] К сожалению, Рассел не останавливается на вопросе о природе этого абстрагирования, и это существенно ослабляет его аргументацию. Ведь если предположить, что такое абстрагирование представляет собой особого рода логическую процедуру, то очевидным становится опосредованный характер полученного таким образом знания белизны. А значит, перед нами – типичный случай знания по описанию ("белизна – это понятие, являющееся результатом такой-то и такой-то операции абстрагирования"). То же самое возражение можно выдвинуть и против расселовского обоснования знания-знакомства пространственно-временных отношений и отношения сходства.
Согласно Расселу, физические объекты как таковые, равно как и сознание других людей не принадлеждат к тем предметам, которые могут быть известны нам через непосредственное знакомство.[5] Знание о такого рода предметах возможно только по описанию. Под описанием (дескрипцией) Рассел подразумевает фразу вида "такой-то и такой-то", различая при этом определенную и неопределенную дескрипции (выражаемые в английском языке при помощи неопределенного и определенного артиклей соответственно). Подробно свою теорию дескрипций Рассел развил в классической статье "Об обозначении" (1905), где, в частности, рассмотрел, каким образом могут быть осмысленно эксплицированы выражения, у которых отсутствует предметное значение (такие как "нынешний король Франции"). Расселовская теория дескрипций была изложена выше в § 2.2.6. Здесь мы лишь отметим, что важность знания по описанию обусловлена тем, что оно открывает возможность выхода за пределы личного опыта. Впрочем, любое описание должно быть в принципе устранимо, что находит выражение в следующем фундаментальном принципе, принимаемом Расселом:
"Каждое высказывание, которое мы можем понять, должно состоять полностью из конституент, с которыми мы знакомы".[6]
Этот редукционистский принцип, утверждающий сводимость любого знания в конечном счете к знанию по знакомству, объясняет, между прочим, почему Рассел должен был допустить возможность непосредственного знакомства с универсалиями – ведь любое высказывание обязательно содержит хотя бы один термин, представляющий общее понятие. Следовательно, без возможности знакомства с универсалиями полная сводимость к знанию по знакомству оказалась бы просто невозможной.
Переходя теперь к знанию истин, прежде всего следует отметить, что в отличие от знания вещей, здесь мы сталкиваемся с совершенно новой проблемой – проблемой возможной ошибочности того, что мы можем принимать за знание. Как уже отмечалось в § 2.2.7, теория истины Рассела, являясь по существу корреспондентной,
"(1) допускает, что истина имеет свою противоположность, а именно, ложь, (2) делает истину свойством убеждений, но (3) делает это свойство полностью зависимым от отношения убеждений к внешним вещам".[7]
Развивая свою теорию истины, Рассел задействует понятие факта (превратившееся затем в центральное понятие его философии логического атомизма). Убеждение истинно, если ему соответствует некоторый факт, и ложно, если соответствующего факта нет. Вообще, с точки зрения позднейшей терминологии, более адекватным было бы называть этот вид знания именно "знанием фактов". Ведь знание, как правило, истолковывается как нечто, относящееся ко внеязыковой действительности (или действительности, выходящей за пределы сознания). В свою очередь, действительность ("мир") – согласно философии логического атомизма – есть не что иное, как совокупность фактов, каждый из которых представляет собой особую конфигурацию предметов ("вещей"). Таким образом, если наше убеждение истинно, то это как раз означает, что мы знаем соответствующий факт. Однако в "Проблемах философии" Рассел предпочитает вести речь именно о знании истин, так что вопрос о взаимоотношении терминов "истина", "факт", "пропозиция", "суждение" в их отношении к знанию, оставляет здесь впечатление некоторой непроясненности.
Подводя итоги своему исследованию видов знания, Рассел пишет: "Мы можем теперь осуществить обзор источников нашего знания, в том порядке, как они появлялись в ходе нашего анализа. Прежде всего мы должны различать знание вещей и знание истин. Каждое из них имеет два вида, один непосредственный, а другой производный. Наше непосредственное знание вещей, которое мы назвали знакомством, бывает двух типов, в зависимости от того, является ли известная вещь конкретным предметом или универсалией. Среди конкретных предметов мы имеем знакомство с чувственными данными и (вероятно) с самими собой. Для универсалий, по-видимому, не существует принципа, по которому мы можем решить, какие из них могут быть известны по знакомству, однако ясно, что к числу тех, которые могут быть известны таким образом, относятся ощущаемые качества, пространственно-временные отношения, отношение сходства и определенные абстрактные логические универсалии. Наше производное знание вещей, которое мы называем знанием по описанию, всегда включает как знакомство с чем-то, так и знание истины. Наше непосредственное знание истины может быть названо интуитивным знанием, и известные таким образом истины могут быть названы самоочевидными истинами. Такие истины включают те, которые только утверждают, что дано в ощущениях, а также определенные абстрактные логические и арифметические принципы и (хотя и с меньшей долей уверенности) некоторые этические высказывания. Наше производное знание истины состоит из всего того, что мы можем вывести из самоочевидных истин, используя самоочевидные принципы дедукции".[8]
Осуществленное Расселом различие между знанием вещей и знанием истин (знанием фактов) является в настоящее время общепринятым и соответствует характерному для многих аналитических эпистемологических концепций делению знания на предметное (предикативное) и пропозициональное знание. Кроме того, иногда еще выделяют и так называемое практическое знание, как практическое умение что-либо делать. Следует, однако, отметить, что предикативное и практическое знание обычно трактуются в аналитической философии как подчиненные или вспомогательные его виды. В качестве основного вида знания, знания в собственном смысле, рассматривается именно пропозициональное знание, то есть знание о том, что имеет место тот или иной факт. К анализу пропозиционального знания мы сейчас и переходим.
[1] Russell B. The Problems of Philosophy. New York – Oxford, Oxford University Press, 1997.
[2] Ibid. – P.50.
[3] Ibid. – P.51.
[4] Ibid. – P.101.
[5] Ibid. – P.52.
[6] Ibid. – P.58.
[7] Ibid. – P.123.
[8] См . напр . Chisholm R.M. Perceiving: A Philosophical Study. Ithaca – New York: Cornell University Press, 1957. – P.16; Ayer A.J. The Problem of Khowledge. London: Macmillan, 1956. – P.34; Moser P.K., Mulder D.H., Trout J.D. The Theory of Knowledge. A Thematic Introduction. New York – Oxford: Oxford University Press, 1998. – P.14-17.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.i-u.ru/
В аналитической философии теория познания всегда занимала особое и даже привилегированное положение, будучи одной из тех немногих философских дисциплин, правомерность принадлежности которой к философии практически никогда не ставилась под сомнение. Изучение человеческого познания, его предпосылок, природы и границ традиционно считается здесь важнейшей задачей философского исследования. Обычно познание понимается как процесс приобретения знаний, то есть как процесс, в ходе которого происходит переход от незнания к знанию. Интересно отметить, что принятый в англоязычной философской литературе термин эпистемология чаще всего истолковывается именно как теория знания ( theory of knowledge ), что вполне соответствует той центральной роли, которую категория знания играет в подавляющем большинстве концепций аналитической эпистемологии. Такие темы как: что такое знание; как мы приобретаем знание; чем знание отличается от "простого мнения"; до каких пределов мы можем полагаться на знание других людей; что мы можем противопоставить характерному для скептицизма отрицанию возможности знания – занимают подобающее место в исследованиях по аналитической теории познания.
В современной аналитической философии сформулировано большое число различных эпистемологических теорий. Эти теории часто расходятся между собой по тем или иным важным вопросам содержательного характера. Тем не менее, всех их объединяет специфический "аналитико-философский" стиль или форма философствования, для которых характерным является, во-первых, рассмотрение любых философских проблем прежде всего через призму анализа языка ("лингвистический поворот"), во-вторых, активное задействование определенной технической терминологии и, в-третьих, высокий уровень требовательности (принимаемых стандартов) по отношению к доказательности и аргументированности выдвигаемых положений. Кроме того, в значительной степени единой остается предметная область аналитических эпистемологических исследований, с ее концентрацией на знании и проблеме его обоснования. Типичной в этом отношении является эпистемологическая концепция, представленная в работе Бертрана Рассела "Проблемы философии" (1902).[1]
В теории познания Рассела важную роль играет различие между двумя видами знания: знанием вещей и знанием истин. Эти виды соответствуют двум разным смыслам, в которых вообще может использоваться слово "знать". Прежде всего оно применяется в том смысле, в котором мы знаем "данные, поставляемые нашими органами чувств". Другой возможный смысл относится к нашим мнениям или убеждениям, к тому, что согласно Расселу, называется суждениями.
Прежде всего, Рассел подробно останавливается на знании вещей, выделяя в нем два типа: знание по знакомству и знание по описанию. Выше уже шла речь об этих видах знания (см. § 2.2.6). Рассел подчеркивает, что знание вещей по знакомству значительно проще любого знания истины и логически независимо от него. Знание же вещей по описанию, наоборот, всегда включает в качестве источника и основы определенное знание истины. С какого же рода "вещами" возможно непосредственное знакомство, не нуждающееся ни в каком логическом выводе или предварительном суждении? Согласно Расселу, прежде всего, это – данные наших органов чувств. Например, сидя за письменным столом, мы непосредственно воспринимаем его цвет, форму, твердость, гладкость и т.п., и именно эти чувственные данные, составляющие в совокупности воспринимаемый нами образ стола, и суть те "вещи", с которыми мы непосредственно знакомы. Это, однако, вовсе не означает, что тем самым мы получаем непосредственное знакомство со столом как с физическим объектом! Наоборот, знание стола как физического объекта Рассел характеризует как типичный случай знания по описанию. Описание имеет тут примерно следующий вид: "Стол есть физический объект, который вызывает такие-то и такие-то ощущения", то есть мы имеем описание стола посредством чувственных данных. Здесь мысль Рассела движется вполне в русле классической феноменалистской традиции британского эмпиризма. Впрочем, Рассел не останавливается на этом, считая, что адекватный анализ нашего знания невозможен, если наряду с чувственными данными не учитывать некоторые другие виды вещей, с которыми также возможно непосредственное знакомство.
Первое, что необходимо добавить к знакомству с нашими непосредственными чувственными данными – это знакомство по памяти, то есть, знакомство с теми данными наших органов чувств, которые мы в настоящее время непосредственно не воспринимаем, но которые сохранились в нашей памяти. Этот вид знакомства делает возможным наше знание о прошлом. В качестве следующего добавления Рассел рассматривает так называемое знакомство по интроспекции, или самосознание, являющееся источником знания об отдельных состояниях нашего сознания. Мы не только видим солнце, мы осознаем наше "видение солнца", мы не только хотим есть, мы осознаем наше "желание есть". По Расселу, это "видение солнца" и "желание есть" выступают в качестве особых объектов, с которыми мы также оказываемся непосредственно знакомы. Здесь важно иметь ввиду, что самосознание вовсе не тождественно сознанию себя в целом, то есть сознанию собственного Я. Иными словами, знакомство с содержанием нашего сознания еще не означает непосредственного знакомства с собственной личностью.
"Когда мы пытаемся всмотреться в самих себя, мы по-видимому, всегда наталкиваемся на некоторые отдельные мысли и чувства, а не на "Я", которое имеет мысли и чувства".[2]
В этой связи Рассел ставит следующий вопрос: можно ли утверждать, что кроме отдельных состояний нашего сознания, мы непосредственно знакомы также и с нашим Я? Ответ самого Рассела на этот вопрос звучит достаточно осторожно: хотя возможность непосредственного знакомства с нашим Я кажется весьма правдоподобной, все же нельзя однозначно утверждать, что такое знакомство несомненно имеет место. Колебания Рассела станут понятны, если ознакомиться с возможными доводами, которые он выдвигает в пользу такого рода знакомства. По существу, эти доводы выглядят не слишком убедительно. Рассел пишет:
"Мы знаем истину 'Я знаком с такими-то чувственными данными'. Трудно видеть, как бы мы могли знать эту истину, или даже понимать, что здесь имеется ввиду, если бы мы не были знакомы с чем-то, что мы зовем 'Я'".[3]
Возражение, которое здесь можно выдвинуть, заключается в следующем. Не вполне ясно, почему суждение о собственном знакомстве с чем-то обязательно должно включать в качестве непосредственных конституент только "вещи" с которыми мы также должны быть непосредственно знакомы. К примеру, мы знаем истину "Юлий Цезарь был знаком с Марком Антонием". Однако, как Юлия Цезаря, так и Марка Антония мы знаем только по описанию. Так что, вполне можно себе представить, что и в суждениях о том, что Я знаком с тем-то и тем-то, некоторые из таких конституент (например, "Я") известны нам именно по описанию (примерно того же типа, который мы имели выше, в случае со столом): "Я – это духовный объект, которые обладает сознанием таких-то и таких-то чувственных данных".
Примечательно, что Рассел не ограничивает область предметов, о которых возможно знание по знакомству, только "конкретными существующими вещами". Он утверждает, что кроме таких вещей мы также можем иметь непосредственное знакомство с универсалиями, то есть, общими идеями, такими как "белизна", "различие", "братство" и т.д. Здесь проявляется своебразный платонизм Рассела, достаточно последовательно проводимый им в книге "Проблемы философии". Правда расселовское обоснование самой возможности знания-знакомства универсалий вызывает определенные вопросы. Рассел, прежде всего, рассматривает универсалии, которые представляют так называемые "ощущаемые качества", такие как цвет, вкус и т.п. и говорит, что эти качества "проявляются" ( are exemplified ) в чувственных данных, с которыми мы – согласно его теории – как раз и находимся в отношении непосредственного знакомства. Здесь, конечно, легко возразить, что чувственные данные знакомят нас каждый раз с каким нибудь конкретным проявлением того или иного "качества" (цвета, вкуса и т.п.) а не с универсалией самой по себе. Рассел и сам отмечает, что, например, когда мы видим какое-нибудь белое пятно, мы всегда знакомимся с конкретным пятном. Но – продолжает он – после многократного наблюдения различных белых пятен, мы легко научаемся выделять посредством абстракции ("абстрагировать") общую им всем белизну и, тем самым, знакомимся с белизной самой по себе.[4] К сожалению, Рассел не останавливается на вопросе о природе этого абстрагирования, и это существенно ослабляет его аргументацию. Ведь если предположить, что такое абстрагирование представляет собой особого рода логическую процедуру, то очевидным становится опосредованный характер полученного таким образом знания белизны. А значит, перед нами – типичный случай знания по описанию ("белизна – это понятие, являющееся результатом такой-то и такой-то операции абстрагирования"). То же самое возражение можно выдвинуть и против расселовского обоснования знания-знакомства пространственно-временных отношений и отношения сходства.
Согласно Расселу, физические объекты как таковые, равно как и сознание других людей не принадлеждат к тем предметам, которые могут быть известны нам через непосредственное знакомство.[5] Знание о такого рода предметах возможно только по описанию. Под описанием (дескрипцией) Рассел подразумевает фразу вида "такой-то и такой-то", различая при этом определенную и неопределенную дескрипции (выражаемые в английском языке при помощи неопределенного и определенного артиклей соответственно). Подробно свою теорию дескрипций Рассел развил в классической статье "Об обозначении" (1905), где, в частности, рассмотрел, каким образом могут быть осмысленно эксплицированы выражения, у которых отсутствует предметное значение (такие как "нынешний король Франции"). Расселовская теория дескрипций была изложена выше в § 2.2.6. Здесь мы лишь отметим, что важность знания по описанию обусловлена тем, что оно открывает возможность выхода за пределы личного опыта. Впрочем, любое описание должно быть в принципе устранимо, что находит выражение в следующем фундаментальном принципе, принимаемом Расселом:
"Каждое высказывание, которое мы можем понять, должно состоять полностью из конституент, с которыми мы знакомы".[6]
Этот редукционистский принцип, утверждающий сводимость любого знания в конечном счете к знанию по знакомству, объясняет, между прочим, почему Рассел должен был допустить возможность непосредственного знакомства с универсалиями – ведь любое высказывание обязательно содержит хотя бы один термин, представляющий общее понятие. Следовательно, без возможности знакомства с универсалиями полная сводимость к знанию по знакомству оказалась бы просто невозможной.
Переходя теперь к знанию истин, прежде всего следует отметить, что в отличие от знания вещей, здесь мы сталкиваемся с совершенно новой проблемой – проблемой возможной ошибочности того, что мы можем принимать за знание. Как уже отмечалось в § 2.2.7, теория истины Рассела, являясь по существу корреспондентной,
"(1) допускает, что истина имеет свою противоположность, а именно, ложь, (2) делает истину свойством убеждений, но (3) делает это свойство полностью зависимым от отношения убеждений к внешним вещам".[7]
Развивая свою теорию истины, Рассел задействует понятие факта (превратившееся затем в центральное понятие его философии логического атомизма). Убеждение истинно, если ему соответствует некоторый факт, и ложно, если соответствующего факта нет. Вообще, с точки зрения позднейшей терминологии, более адекватным было бы называть этот вид знания именно "знанием фактов". Ведь знание, как правило, истолковывается как нечто, относящееся ко внеязыковой действительности (или действительности, выходящей за пределы сознания). В свою очередь, действительность ("мир") – согласно философии логического атомизма – есть не что иное, как совокупность фактов, каждый из которых представляет собой особую конфигурацию предметов ("вещей"). Таким образом, если наше убеждение истинно, то это как раз означает, что мы знаем соответствующий факт. Однако в "Проблемах философии" Рассел предпочитает вести речь именно о знании истин, так что вопрос о взаимоотношении терминов "истина", "факт", "пропозиция", "суждение" в их отношении к знанию, оставляет здесь впечатление некоторой непроясненности.
Подводя итоги своему исследованию видов знания, Рассел пишет: "Мы можем теперь осуществить обзор источников нашего знания, в том порядке, как они появлялись в ходе нашего анализа. Прежде всего мы должны различать знание вещей и знание истин. Каждое из них имеет два вида, один непосредственный, а другой производный. Наше непосредственное знание вещей, которое мы назвали знакомством, бывает двух типов, в зависимости от того, является ли известная вещь конкретным предметом или универсалией. Среди конкретных предметов мы имеем знакомство с чувственными данными и (вероятно) с самими собой. Для универсалий, по-видимому, не существует принципа, по которому мы можем решить, какие из них могут быть известны по знакомству, однако ясно, что к числу тех, которые могут быть известны таким образом, относятся ощущаемые качества, пространственно-временные отношения, отношение сходства и определенные абстрактные логические универсалии. Наше производное знание вещей, которое мы называем знанием по описанию, всегда включает как знакомство с чем-то, так и знание истины. Наше непосредственное знание истины может быть названо интуитивным знанием, и известные таким образом истины могут быть названы самоочевидными истинами. Такие истины включают те, которые только утверждают, что дано в ощущениях, а также определенные абстрактные логические и арифметические принципы и (хотя и с меньшей долей уверенности) некоторые этические высказывания. Наше производное знание истины состоит из всего того, что мы можем вывести из самоочевидных истин, используя самоочевидные принципы дедукции".[8]
Осуществленное Расселом различие между знанием вещей и знанием истин (знанием фактов) является в настоящее время общепринятым и соответствует характерному для многих аналитических эпистемологических концепций делению знания на предметное (предикативное) и пропозициональное знание. Кроме того, иногда еще выделяют и так называемое практическое знание, как практическое умение что-либо делать. Следует, однако, отметить, что предикативное и практическое знание обычно трактуются в аналитической философии как подчиненные или вспомогательные его виды. В качестве основного вида знания, знания в собственном смысле, рассматривается именно пропозициональное знание, то есть знание о том, что имеет место тот или иной факт. К анализу пропозиционального знания мы сейчас и переходим.
[1] Russell B. The Problems of Philosophy. New York – Oxford, Oxford University Press, 1997.
[2] Ibid. – P.50.
[3] Ibid. – P.51.
[4] Ibid. – P.101.
[5] Ibid. – P.52.
[6] Ibid. – P.58.
[7] Ibid. – P.123.
[8] См . напр . Chisholm R.M. Perceiving: A Philosophical Study. Ithaca – New York: Cornell University Press, 1957. – P.16; Ayer A.J. The Problem of Khowledge. London: Macmillan, 1956. – P.34; Moser P.K., Mulder D.H., Trout J.D. The Theory of Knowledge. A Thematic Introduction. New York – Oxford: Oxford University Press, 1998. – P.14-17.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.i-u.ru/
В бытовом раскладе, тему знания очень кратко и точно описал один умный человек.
Я ее взял себе на вооружение.
Существуют 4 состояния научения.
1. - неосознанно некомпетентное
2. - осознанно некомпетентное
3. - осознанно компетентное
4. - неосознанно компетентное
Именно в таком порядке.
При изменении внешних условий применения навыка п.4 автоматически становится п.1 и цикл научения начинается заново.
Общаясь с человеком, в ракурсе конкретной темы, мы автоматически сравниваем его демонстрацию с этой шкалой.
То же самое он делает с нами.
Нахождение в разных пунктах этой шкалы, относительно темы общения, диктует совершенно определенные взаимосоотнесения между собеседниками.
Я ее взял себе на вооружение.
Существуют 4 состояния научения.
1. - неосознанно некомпетентное
2. - осознанно некомпетентное
3. - осознанно компетентное
4. - неосознанно компетентное
Именно в таком порядке.
При изменении внешних условий применения навыка п.4 автоматически становится п.1 и цикл научения начинается заново.
Общаясь с человеком, в ракурсе конкретной темы, мы автоматически сравниваем его демонстрацию с этой шкалой.
То же самое он делает с нами.
Нахождение в разных пунктах этой шкалы, относительно темы общения, диктует совершенно определенные взаимосоотнесения между собеседниками.
Это НЛПисты сказали. Хорошо сказали.
Цитата(Александр Вакуров @ 4.7.2008, 23:43) 
Это НЛПисты сказали. Хорошо сказали.
Фиксация, да?
Цитата
При изменении внешних условий применения навыка п.4 автоматически становится п.1 и цикл научения начинается заново.
Если понять, что внешние условия постоянно меняются, то становится понятно, что п.1 и п.4 - это одно и то же.При фиксации заряжается автоматический цикл: установка-знание-несоответствие, установка-знание-несоответствие, причем состояния устойчивого знания не достигается никогда (дабл-байнд, правильно?)
Тогда выход только один - задавать динамику внешних событий, вынос части субъектности вне себя.
И выравнивание динамики внешнего с динамикой научения.
Только в таком раскладе образуется нечто, что можно назвать знанием (в п.4).
Не в-субъекте, а между-субъектом-и-программируемым-им событийным рядом внешней среды.
Так появляется необходимость действия в состоянии не-знания.
Которое подразумевает кризисы, в результате получения знания, но позволяет всеж достигать состояния знания, когда п.4 является п.4, а не п.1.
Это текстовая версия — только основной контент. Для просмотра полной версии этой страницы, пожалуйста, нажмите сюда.