Татьяна Зайцева
7dn.ru
В последнее время в прессе писали о том, что отношения актрисы и телеведущей Ларисы Гузеевой с супругом, ресторатором Игорем Бухаровым, дали трещину. Причина банальная — муж приревновал жену.
Корреспонденты «7Д» застали супружескую пару вместе с дочкой Лелей на отдыхе в Турции — в фешенебельном отеле «Lykia World & Links Golf Antalya», уединенно расположенном между Белеком и Сиде.
Кстати, приехали они туда отмечать день рождения Ларисы. Согласившись побеседовать с нами о своем житье-бытье, Лариса и Игорь пригласили нас к себе на виллу, обособленно расположившуюся на территории отеля. Спокойная, безмятежная атмосфера приморского курорта настраивала на воспоминания, поэтому вопрос: «Как начались ваши отношения?» — был вполне уместен.
Лариса (хохочет): Стыдно признаться. Вот сейчас вспоминаю об этом — кошмар! После ресторана я, ну просто как какая-то... повезла Игоря в гостиничный номер — расплачиваться своим комиссарским телом.
Игорь (улыбаясь): Как ты помнишь, я вовсе не требовал этого от тебя, для меня все было полной неожиданностью.
— Судя по тому, что эта история вылилась в многолетний брак, неожиданность была приятной. А как же вы все-таки познакомились?
Игорь: Мне тогда было 17 лет, а Ларисе — 18. Где молодежь в те времена тусовалась? На Пушке, у памятника поэту. Вот там мы с ней и встретились в общей компании. Лариса приехала в столицу из Оренбурга поступать в театральное училище, а я только что вернулся домой из Германии, где служил мой отец-военный. Представьте, несколько лет я жил в крошечном городке Веймаре — тишина, спокойствие, восемь человек знакомых и никаких проблем. А тут гигантская Москва, куча людей, миллион соблазнов и все прелести столичной жизни. Среди которых Ларисина компания: хиппи, панки — в рваных джинсах, с какими-то немыслимыми прическами… Как же они мне понравились! Словно завороженный,
слушал я их непонятные разговоры типа: «Представляешь, парня забрали в «дурку», мы ему сейчас еду туда возим. Он закатал джинсы и босиком, с топором на плече пошел по Калининскому проспекту, ну менты его и повязали».
Лариса: Нормальный разговор, тогда люди так развлекались, «косили» от армии. А несчастный, прилично одетый мальчик Игорь смотрел на нас, хиппарей, выпучив глаза.
— Вы друг другу понравились?
Лариса (смеясь): Ну Гузеева-то нравилась всем. А вот ей… У меня в то время была настоящая мания величия, с детства внушенная мамой, — мол, я самая прекрасная, и все должны мной восхищаться. Разумеется, молокососов вроде Игоря и за людей не считала — ребенок, что с него взять? Мне
казалось, что не для таких, как он, я цвету. Где они и где я?!
Игорь: К Ларисе даже подойти было невозможно. Вокруг нее очень великовозрастные юноши крутились, а у остальных только слюни от зависти текли. Она колоритная была — красивая, худющая, курила «Беломор», ходила в джинсах, обвешанных монетами, на голове — что-то невероятное...
Лариса: Ой, сейчас вспоминаю себя прежнюю и, честно говоря, не очень-то сама себе приятна. В Москву я часто приезжала, поскольку здесь у меня образовалось много знакомых. Но жила я в Питере. Дело в том, что я одновременно сдавала экзамены и в ЛГИТМиК, и в Щукинское училище и прошла туры в обоих институтах. Но когда мне нужно было ехать на последний экзамен в «Щуку», у меня
украли все деньги, и я вынуждена была остаться в Ленинграде.
Игорь: А я на тот момент не осуществил мечту родителей: не поступил в медицинский вуз, после чего загремел в Красную армию. Служил в Мурманске, в штабе мотострелковой дивизии. А после возвращения меня пристроили к кулинарному делу — взяли учеником повара в ресторан «Будапешт».
— Лариса, а о чем мечтали ваши родители, они хотели, чтобы вы стали актрисой?
— Мама всегда считала, что все, что я делаю, — гениально, поэтому приветствовала любое мое решение. А о чем мечтал отец — понятия не имею. Вообще не хочу о нем говорить, много чести. Тем более что это мамина история, поскольку я — дитя любви. Мама приехала со мной, двухлетней, в

поселок под Оренбургом, где после окончания института стала работать учительницей истории. Когда мне было пять лет, вышла замуж за моего отчима. Повзрослев, я спросила ее: «Зачем ты это сделала, ведь не любила его?» Она ответила: «Ты себе не представляешь, как тяжело было, мне же просто проходу не давали». Мама в юности очень красивая была, и эти поселковые мужики-женатики просто изводили ее — преследовали, окна били из ревности друг к другу... А отчим был положительный, честный, правильный: не пил, работу не прогуливал, домовитый. Курил вот только. Но и то мама ему однажды сказала: «Вить, почему Лариска, маленькая, должна страдать от твоего курения?» Он просто погасил папиросу — и все, больше не курил. Снова начал, только когда у нас случилось горе — братик мой умер. В три года и три месяца. Я тогда училась в пятом
классе. Утром мама крутилась по хозяйству: готовила, стирала белье в стиральной машинке с резиновым шлангом — раньше были такие. А я в это время «вынимала» из матери сердце: «Мам, можно в кино?» Она говорит: «Подожди, дочь, побудь пока с Олеженькой. Дай мне спокойно достирать, потом пойдешь». Но я продолжаю тянуть свою волынку: «Мам, ну можно? Все девчонки уже собрались, только меня ждут». «Да иди ты, господи!» — не выдержала мама. И закрутилась окончательно. А Олежка захотел дунуть в этот шланг, взял его в рот, вдохнул, и вода попала в легкие. Мама тут же повезла его в Оренбург, в больницу, но был праздник — 5 декабря, День Конституции, и все врачи отдыхали. Работала только дежурная. Мама кричала: «Сделайте же что-нибудь!» А та говорила: «Что вы тут истерику закатываете? Не имею права вызывать врачей, у них выходной. Вот
если ребенку будет хуже, тогда попробую вызвать». Мама умоляла: «Ну пожалуйста, а если бы ваш ребенок умирал, вы тоже ждали бы?» Все без толку. А нужно-то было, как потом выяснилось, всего лишь взять какой-то электроотсос и просто выкачать Олежке жидкость. Не откачали, врачей-специалистов так и не вызвали. Еще до шести утра у него билось сердце. Когда после праздника пришли врачи, у мальчика уже был отек мозга… А потом начался весь этот похоронный кошмар — по сельским традициям гроб стоит дома и бабки истошно причитают. До сих пор вижу этот маленький гробик на столе, а в ушах звучат вопли: «Ой, летел ты к нам, сокол ясный, а улетишь на небушко...» Вы даже представить себе не можете, сколько подобных случаев в провинции — тысячи! Там редкая семья, где не погиб бы ребенок по вине врачей... Дежурную тетку потом, правда, уволили, хотя скорее
всего просто перевели в другую больницу. Я потом кричала на маму: «Как ты могла тогда ничего не предпринять? Хотя бы уже после всего суд затеяла!» Но она только плакала... Мама моя не боец. Она всегда живет в предлагаемых обстоятельствах, по принципу: лишь бы не было войны, другие же живут еще хуже, чем мы. Всю жизнь боится создать кому-то неудобства. «Простите, что я родилась» — вот ее девиз. При этом ее все конечно же обожают, ведь она для всех — хорошая. Ненавижу это в ней…
Два года спустя, в утешение, мама и отчим родили Витальку. С него они уже просто пылинки сдували. Тем не менее он сам захотел пойти в армию, служил на границе с Афганистаном, вернулся контуженный, каска пробита в одиннадцати местах. Но ни разу ничего не рассказал о войне. Только в первое время после приезда спал на полу и
всегда тщательно закрывал шторы. Он на редкость хороший человек. По-прежнему живет в Оренбурге, женился, у него две замечательные дочки — Аня и Альбина. Как когда-то и мама, работает в школе — тренер по лыжам. И так любит это дело — не передать словами, с детьми у них просто взаимное обожание. Я ему предлагала помочь устроиться на другую работу, так он ни в какую. Представляете, даже когда деньги дарю ему на какие-то праздники, тратит их на лыжную амуницию для своих подопечных — там же вокруг нищета и бедность.