Интересный текст нашёл:
С.А.Сухих (Краснодар)
Архетипические аспекты гендерных исследований tpl1999.narod.ruЦитата
Все сущее в природе имеет свои ритмические структуры. Для космоса характерны макроритмы с циклом коллапса и антиколлапса (около 25 млрд. лет). Земля живет в условиях мегаритмов с тремя циклами, наименьший из которых составляет 13 тыс. лет (наклон оси Земли в пределах от 21,5 до 24,5 ). Каждая исторически сложившееся общество имеет свои временные мезациклы, крайними точками которых являются на одном полюсе классическое время, а на другом – романтическое время. Сам человек представляет собой сложную ритмичную структуру с более чем 300 субритмами (ср. например, 7–8 летние ритмы здоровья: до 28 лет человек совершенствует свое психофизическое тело, от 28 до 56 совершенствуется индивидуальная самость, после 56 в нем просыпается чувство трансцендентного, иначе – универсальной самости).
Однако для сегодняшних проблем, конечно, существенны общественные ритмы, задающие доминирование научных парадигм (на одном полюсе естественнонаучную или экспериментальную парадигму как выражение классического времени, а на другом – гуманистическую, или экспириентальную – от слова экспириенс-дух – как выражение романтического времени). Конец XIX в. характеризуется возникновением понимающей психологии, а в конце ХХ в научном мировоззрении начинают доминировать интегральные или холистические принципы.
Теории, как правило, не являются результатом действия принципа проб и ошибок, а проецируются из глубин психики, в содержании которой имеют место мифологические образы. Как известно, миф обладает одним из таких важных качеств как трансформируемость его в концепции, идеологии, стереотипы, эталоны, заповеди, лозунги, воинствующие призывы. В психологии просматривалось также действие мифа о «Про-метее», особенно в концепциях бихевиоризма и деятельностной модели, предполагающих возможность психологии взять под контроль все поведение человека, т.е. предсказывать и объяснять поведение человека и общества.
В психологической науке в разное время доминировали разные подходы: сущностный подход (идеал античной науки со времен Аристотеля); экспериментальный или психотехнический (провозглашал принцип, «что в практике полезно, то в теории истинно»), и понимающий подход, исходящий из ценностных ориентаций человека, сводящий усилие позитивистов к относительности существования истины.
В условиях возникшего кризиса психология находит решение идти не по принципу: или физикализм (естественнонаучный подход) – или понимающий подход (нарративная парадигма), а принципу дополнительности «и» – «и», так как каждый из них имеет дело с разными планами сочетания психического с сознательным, которое измеряется в дискретных величинах, и бессознательным, континуальным по природе, соответствующим в физике явлениям микромира.
Гендерная психология также работает в этих двух парадигмах. Наиболее доступным оказываются легко наблюдаемые различия в поло-ролевом поведении. Поэтому на первом этапе становления гендерной психологии получила признание концепция полового диморфизма. При этом в основу был положен дифференциальный подход, опирающийся на биологические особенности (функционализм) половых различий. С точки зрения психического напряжения, когнитивная операция дифференциации менее трудоемка, чем операция установления сходства. В рамках модели полового диморфизма представления о природной сущности фемининности покоится на трех очевидных посылках. 1) биологической зависимости живого организма от существующих физиологических функций, связанных с продолжением рода (беременность,, рождение и выкармливание детей); 2) социальной зависимости женщин от вынужденной связи с детьми в период кормления грудью и связанной с этим преимущественной локализации женской деятельности; 3) психологической зависимости, возникающей вследствие идентификации девочек с конкретными женщинами, за деятельностью которых – большей частью домашней – они наблюдают и в которой участвуют с младенческого возраста на протяжении всего детства, тогда как мальчики должны, в конечном счете, идентифицироваться с мужчинами, деятельность которых развивается вне семьи, что дает мальчикам больше вариативных возможностей, а следовательно, степеней свободы. Маскулинность характеризовалась преобладанием визуально-пространственных способностей, аналитическим когнитивным стилем, агрессивностью, ориентацией на предмет, рациональностью и влиянием среды на развитие, фемининность же описывалась через преобладание вербальных способностей, синтетического когнитивного стиля, зависимость, ориентацию на отношение, эмоциональность и влияние наследственности в онтогенезе. Указанная теория опиралась на целостность филогенетических задач, обеспечивающих выживание человечества (концепции Б.Г.Ананьева в работе «Половой диморфизм и психологическая эволюция человека» и В.А.Геодакяна «Системно-эволюционная трактовка асимметрии мозга»). Данные идеи в целом были уже сформулированы еще раньше в работах В.В.Розанова и О.Вайнингера.
Однако социокультурные исследования, особенно в западной антропологии, выдвинули на первый план роль социального контекста. Вспомним, к примеру, исследования М.Мид племен Новой Гвинеи. Основные результаты социокультурных исследований сводились к тому, что социальная доминантность, агрессивность и сексуальность свойственна мужчинам и женщинам в различной степени и зависит в большей степени от гендера нежели от биологического пола. Половое самосознание складывается из четырех компонентов: биологического пола, гендерной идентичности, гендерных идеалов и сексуальных ролей. Ранние теории опирались на это и имеют место в определенном интервале абстракции, а именно – на начальном этапе развития человечества. Сейчас наблюдается либерализация женской роли, изменение поло-ролевых установок как следствие революции третьей волны (информационной). Наблюдается смена форм насилия, если в патриархальный период (сельскохозяйственная и промышленная революции требовала физической силы) преобладало мужское – физическое насилие, то сейчас проявляются формы психологического насилия, реализуемого раскрепощающейся женщиной.
Миф о физической неполноценности мужчин подвергается сомнению. Так, Свядощ и Климов приводят данные о том, что полная фригидность свойственна 33% женщин, а частичная – 20%, т.е. 53% женщин сексуально неполноценны, что соответствует количеству разводов на 100 браков, по их мнению. Кроме того, они отмечают, что сексуально неполноценны 10% мужчин, поэтому на одну полноценную невесту приходится 2 жениха.
Однако для психологии существенны психические особенности гендерного поведения, поэтому необходима работа с целостной единицей. В этой связи любопытны критерии определения единицы анализа психического в исследовании А.Ю.Агафонова «Человек как смысловая модель мира».
Если вспомнить особенности психической активности, представленной в индексах К.Бриггс и И.Майерс, то женщины-логики и мужчины-эмоционалы, наоборот, с трудом могут понять друг друга. Теория конфликта позволяет понять бессознательный страх мужчины перед женщиной, который компенсируется на сознательном уровне потребностью доминировать и контролировать.
Психодинамические концепции личности пытаются понять проблемы поведения, разводя его по половым признакам, в искаженном конфликтами детстве. Данные теории действительны также в определенном интервале абстракции, они не претендуют на абсолютность. Так, К.Хорни объясняет страх мужчин перед женщинами бессознательным, содержание которого можно обнаружить в традиционных культурах, она пишет: «Во всех первобытных культурах женщины окружены табу в течении всего периода сексуальной зрелости...», далее она говорит «Женщина – таинственное существо, поддерживает связь с духами и имеет магическую силу».
Если исходить из интегративного подхода, признающего антропный принцип, то гендерные особенности психики должны включать содержание как сознательного, так и бессознательного в поведении полов. При этом следует учитывать особенности проявления архетипического в сознании человека. Весьма любопытной в этой связи представляется концепция Э.Ноймана, предлагающая каждое историческое, эволюционное исследование начинать с трансперсонального, доминантами которого являются архетипы. Очень трудно допустить такое положение в силу преобладания в сознании психологов теории деятельности.
Итак, мифологическая стадия эволюции сознания начинается с того, что эго полностью принадлежит бессознательному. Выделение эго – это стадия возникновения мира, имеющая мифологическое представление. Архетип женского начала представлен двумя противоположными началами, с одной стороны – медуза Горгона, воинствующие амазонки, Кали, богиня войны Хотор, кельтская богиня Мориган в образе вороны, пожирающей трупы, одним словом, образ ужасной матери, анимуса, а с другой стороны – Дева Мария, София, кормящая мать и т.д. Но при условии активности бессознательного, т.е. проявления анимуса, женщина может демонстрировать поведение «бой-бабы». Во времена земледельческой культуры богиней является Великая мать. Э.Фромм, вслед за Бахофеном, видел отрицательную сторону матриархальной культуры в том, что узы привязывают человека к природе, узы крови и земли препятствуют развитию индивидуальности и разума («Здоровое общество»). Итак, символом уроборического-бессознательного выступает Великая мать. Далее следует стадия пробудившейся маскулинности (фаллические культы), т.е. акцентуация эго ведет от уроборической к гер-мафродитной и, таким образом – к нарциссической стадии как примитивной форме центроверсии. Следующая стадия – фаза фаллическо-хтонической маскулинности. Церемония инициации юношей – испытание на выносливость в укреплении устойчивости эго. С патриархатом Великая мать становится доброй матерью, ее уроборическая сила забывается. Здесь невозможно не вспомнить об идеях К.Юнга о характере души, которая влияет на половой характер. «Женщина, в высшей степени женственная. Обладает мужественной душой; очень мужественный мужчина имеет женственную душу. Эта противоположность возникает вследствие того что, мужчина вовсе не вполне и не во всем мужественен, но обладает и некоторыми женственными чертами», – пишет Юнг, и далее: «Чем мужественнее его внешняя установка, тем больше из нее вытравлены все женственные черты, поэтому они проявляются в его душе. Это обстоятельство объясняет. Почему именно очень мужественные мужчины подвержены характерным слабостям: к побуждениям бессознательного они относятся по-женски податливо и мягко подчиняются их влияниям. И наоборот, именно самые женственные женщины часто оказываются в известных внутренних вопросах неисправимыми, настойчивыми и упрямыми, обнаруживая эти свойства в такой интенсивности, которая встречается только во внешней установке у мужчин. Эти мужские черты, будучи исключенными из внешней установки у женщины, стали свойствами ее души. Система Эго-сознания является мужской. С ней связываются качества воли, решительность и активность. Мужчина воспринимает мужскую структуру своего сознания как свою собственную особенность, а женское бессознательное как нечто чуждое ему, тогда как женщина чувствует себя чужой в сознании и как дома – в бессознательном, о чем говорит Э.Нойман.
На современном этапе человечество имеет дело с фрагментированными или расколотыми архетипами, представленными в обществе мифологемами. Индивид живет в соответствии с мифом, который он принимает у коллектива. Швейцарский психотерапевт А.Гюггенбюль-Крейг предлагает различать деструктивные мифы: национал-социализма, классовой борьбы, империализма, погони за наживой, равенства, возвращения к природе, естественного питания, йоги, здорового образа жизни. Сексистские мифы акцентуируют агрессивность мужчин, которые всегда эксплуатируют женщин и детей. Или миф о слабости женщин. Сегодня привлекательны мифологемы всеобщего мира или миф зеленых. Проблема не мифах, а в их тенденциозности, которая должна быть уравновешена: к примеру, мифологема о наставничестве уравновешивается мифологемой естественной одаренности. Как раз дело психотерапевта заключается в уравновешивании тенденциозных мифов амбивалентным содержанием. Демонические мифы страдают тенденциозностью и смешением человеческого с божественным. Величайшим мифом современности можно считать идею прогрессе (библейский миф о рае = материнском лоне). К сожалению, большинство людей не желает слышать правду. Есть и миф о мудром старце как компенсация страха перед старостью. Эрос, нежность и т.п. связаны с женским началом не больше, чем мудрость со старостью. Архетип отца включает также две противоположности. В мифологии есть множество примеров отцов-мучителей, убийц. Тантал подал на стол богам своего сына Пелопа. У отцов происходят вспышки архаических чувств. Но для развития индивида важным является полноценное переживание архетипов (зловещие и нежные черты архетипа). Известно, что мифологема хорошего отца подавляет волю мужчины. Если дети не научились противостоять деструктивному началу отцовского архетипа и при столкновении с подобными обстоятельствами в жизни они испытывают страх за свою жизнь. Когда в обществе доминирует положительный отцовский образ, активизируется образ отрицательный. Ведь принцип каузальности не согласуется с душевной деятельностью. К.Юнг настаивал на том, что душа не может быть воспринята в категориях каузальности, т.е. добро рождает добро и наоборот. «Душа, – говорит он, – независима, мы выбираем лишь то, к чему у нас есть предрасположенность. Мы учимся у родителей тому, что нам нравится». 90% людей руководствуются коллективным сознанием. Себя и других мы видим сквозь призму господствующего архетипа. Предпосылки эффективной психотерапии видятся в скромности (преодоление инфантильной мании величия), осознании трагизма бытия (что облегчает интеграцию трансцендентных аспектов бытия) и удовольствии от игры (т.е. новых взглядах на образы настоящего, будущего и прошлого). Психологическое развитие до состояния целостности возможно лишь путем осознания зла в самом себе или контакта с ним, т.е. соприкосновения с архетипической тенью.
Итак, подводя итоги наших рассуждений, можно сделать вывод о естественности процессов мифологизации сознания. Эмоции, как известно, мешают дифференциации сознания. Поэтому фрагментация архетипов позволяет освободиться от эмоциональных комплексов как условия развития сознания, т.е. архетипы замещаются идеей, ведь она выражает «значение первоначального образа. Вместо того, чтобы быть одержимым архетипом, мы теперь имеем идею, или как говорит Э.Нойман, мы следуем идее, рационализируясь, идея становится концепцией, которая формирует человека.
Получено 27.02.2002 Южный институт менеджмента
Язык, коммуникация и социальная среда. Вып.2. Воронеж: ВГТУ, 2002. С.35-42.